И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове — страница 18 из 64

Клющиха вздохнула тяжело и больно, словно попал гость в самое сердце — всегда жила в ней, ни на секунду не остывала тревога за детей, за сыновей её...

— Настоящие люди доказывают: за счастье детей драться надо. Уверяю вас, это очень честные люди. И очень смелые!

— Мой-то смелый? Да он мне слово поперёк сказать боится...

Клюка при этом недовольно поморщился. Свердлов — ему на выручку:

— Я ведь не о вашем муже говорю. Он, может быть, и не состоит в дружине. А что на митинги ходит, так всем интересно, о чём там говорят.

— Хорошо говорил, мил человек, да в конце заговорился. Что же вы думаете, бабы меньше вас знают? Только тревожно, ей-богу, тревожно.

— Это верно, — согласился Андрей, — и тревожно, и опасно:

— Опасно... — Клющиха посмотрела на мужа, словно примеряла к нему это ничего хорошего не сулящее слово.

— Так что не все на это дело идут — драться за будущее детей, — продолжал Свердлов. — Иные решили подождать... Авось образуется, авось другие осмелятся.

— Ну вы бросьте, — без злобы сказала Клющиха. — Мой-то от подобного дела не отстанет, ох, не отстанет.

— А не отстанет, так и правильно сделает, — улыбаясь, сказал Андрей.

— Правильно... Вам всё правильно, мужикам. А горе мыкать нам, бабам...

— Ладно тебе, ладно... До слёз дошла. Ты бы, в самом деле, попотчевала гостя.

— Я не хочу, — попробовал отказаться Андрей.

— То есть как «не хочу»? — обиделась Клющиха. — Тут уж не взыщите — без чая спать не ляжете. Насчёт разносолов мы не шибко богаты, а так, на зиму, кое-что припасли.

Да, она оказалась более разговорчивой, чем её муж, — за какой-нибудь час узнал Яков, что живут они бедно, но нельзя сказать что голодно. Хлеб есть, картошка тоже... Она стирает людям, детишек трое всего, крыша над головой не протекает. На мужа тоже не жалуется — и работящий, и домовитый. Тихий только он...

«А ведь знает, что её тихий, домовитый муж записался в боевую дружину», — подумал Свердлов и незаметно взглянул на Клюку. Тот сидел, покорно опустив руки на колени, словно разговор его вовсе не касался.

Глава двенадцатая.Советы

Зима 1905—1906 годов уже начиналась, Андрей же всё в курточке «на рыбьем меху». А ходьбы много — с одного конца города на другой. Ни один митинг не обходился без Андрея. Он ежедневно получал известия о забастовках, стачках, столкновениях рабочих с царскими сатрапами. В Лысьеве на митинге рабочих он ещё раз убедился, что некоторые партийцы ограничиваются лишь тем, что ведут кружки, выпускают и разбрасывают листовки, но дальше этого пойти не решаются.

И когда Андрей сказал, что с царём и капиталистами можно разговаривать только с оружием в руках, рабочий Данилин спросил, да так, что был вопрос ярче любого выступления:

— Товарищ докладчик! Скажи, где взять оружие? Хоть сейчас пойду за тобой в огонь и в воду.

Хоть сейчас... Подобное слыхал Андрей уже во многих городах Урала. Каждый завод, каждый рабочий посёлок — как пороховой погреб: поднести фитиль — и взорвётся.

Либерал миллионер Конюхов как-то сказал Свердлову:

— Кто же свои миллионы зазря отдаст? Я вон, к примеру, — он всегда себя приводил в пример, — можно сказать, почти красный... Хошь прятаться у меня — прячься. Хошь речь мою послушать? Скажу. А деньги мои не дам! Потому как мне революцию подавай такую, чтоб миллионы мои при мне остались. А уж я подсоблю... Вон екатеринбургские козырные тузы Коробейников, Ятес поняли, что их заводы могут тю-тю, и сговорились меж собою. А ведь прежде горло друг дружке грызли. Нет уж, когда палёным пахнет, огонь тушить сообща нужно. Это легко на митинге кричать про свободу — за слова денег не берут.

Якову Михайловичу важно было узнать об этом — значит, сговор капиталистов. Это ведь и есть контрреволюция. Всё правильно. Диалектика жизни и борьбы. Значит, оберегая своё добро, капиталисты уже не надеются на прогнивший царский строй, они ищут согласия между собой... А что противопоставит им рабочий класс?

Стихийно, самодеятельно возникли на Урале первые Советы. По-разному назывались они: в Алапаевске, например, где побывал Яков Михайлович, они сначала именовались Собранием рабочих представителей. В Надеждинске избрали Совет уполномоченных, а в Сосьве — товарищеский Совет рабочих. Товарищеский суд, Совет старшин — это в Мотовилихе. Потом все эти названия сменились одним — Совет рабочих депутатов.

Здесь, в Екатеринбурге, он тоже поначалу именовался иначе — Советом помощи бастующим. Разгоравшееся с каждым днём забастовочное движение требовало и политического единства, и материальной поддержки. Для Свердлова было ясно — эта стихийно возникшая форма объединения рабочих должна помочь им бороться с хозяевами за свои права. Совет рабочих депутатов в тысячу раз ближе революции, чем угодная царю Государственная дума.


Из газетного отчёта о выступлении товарища Андрея 6 ноября 1905 года на митинге в Екатеринбурге, посвящённом Государственной думе:

«Мы уверены, что буржуазия скоро споётся с правительством. Что же это за Дума? Рабочих в ней не будет. Правительство проделало с рабочим классом жалкую комедию, дав ему возможность провести из своей среды в Думу 20 человек. Что могут сделать эти 20 человек? Их голоса потонут в голосах буржуазии.

А между тем борьба ещё не кончена, борьба ещё впереди. Какая же будет польза от Думы? Ведь положение в ней будет таково: горсточка народа и масса буржуазии. Я желал бы со своей стороны предложить собранию присоединиться к старой нашей резолюции: по-прежнему бойкотировать Думу. Она бесполезна и будет только вилять между пролетариатом и буржуазией. (Аплодисменты и крики браво!)».


Кроль спросил у Якова Михайловича:

— Вы на собрание социалистов-революционеров пойдёте? Ведь они на 16 ноября забронировали городской театр. Если не ошибаюсь, зданием хотели воспользоваться меньшевики, тоже ведь социал-демократы, кажется...

Свердлов знал, что эсеры решили провести своё собрание, выступить публично.

— Лев Афанасьевич, приходите на собрание. Я вас приглашаю.

— Вы? Так вы пойдёте?

— Не только пойду, но и выступлю.

— Ой ли! — воскликнул Кроль. — Я понял лидера эсеров Ленского так, что он не намерен вам уступать. Знаете, как он сострил? Не всякий Ленский, говорит, бывает убит на дуэли. Согласитесь, мило сказано.

— Мне и пушкинский Ленский не по душе.

— А кто же — Онегин?

— Нет, его дядя.

— Шутить изволите!

— Нисколько. Помните, тот самый дядя, который «уважать себя заставил».

Кроль рассмеялся.

— Чувствую, что Ленскому и на сей раз дуэли не избежать. Чьим прикажете быть секундантом?..

В городском театре Кроль жестом пригласил Андрея сесть рядом. Яков осмотрел зал — здесь было много рабочих. Эсеры стремились найти на заводах поддержку своей «непримиримой» программе.

Впереди показалась знакомая, чуть сгорбленная спина. Клюка?.. Ну, конечно, он. Они не виделись с того дня, когда случай привёл Свердлова к нему на ночлег.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, Клюка обернулся и увидел Андрея. Он как-то смущённо улыбнулся, заёрзал на стуле и отрицательно замахал руками, дескать, не подумайте худо, я не эсер.

Яков успокаивающе кивнул: «Знаю, Клюка, знаю... Ничего дурного я не подумал».

Подошёл Матвеев, рабочий с завода Ятеса, не поздоровавшись, улыбнулся, будто сегодня с Андреем уж не раз встречались.

— Вы популярны, — сказал без ревности Кроль и добавил: — В этой аудитории, разумеется.

За столом, покрытым зелёной скатертью, появился эсер Ленский. Лицо его сияло и было полно торжественности. Деловито разложив на столе бумаги, он, откашлявшись и глотнув чая из стакана, сказал:

— Итак, начнём наше собрание. Прошу избрать председателя.

Кто-то поднялся в первом ряду и громко, повернувшись к залу, крикнул:

— Предлагаю председателем товарища Андрея!

Ленский от неожиданности вздрогнул и задел стакан: чай расплескался по скатерти...

А по залу уже неслось:

— Андрея председателем!

— Товарища Андрея!

Кроль смотрел на Якова во все глаза. За что так любят его?

Он вспомнил слова Андрея: «Слишком узкому кругу людей, Лев Афанасьевич, выгодны ваши речи. А я... Дело ведь не во мне, поймите. Я представляю подлинную партию рабочего класса, всего бедного люда. В моём большевизме ищите источник популярности, а не во мне лично». Тогда Кролю показалось — кокетничает... «Нет, я был несправедлив. Просто человек целеустремлён, прочно стоит на ногах, уверен в себе, в своей партии. У него под ногами прочная почва. Жаль, что не его, Кроля, а совсем-совсем другая...»

А по залу неслось:

— Андрея председателем!..

И вдруг поднялся Клюка:

— Дай слово!

Ленскому показалось, что именно сейчас раздастся угодное ему предложение.

— Сию минуту. Только прошу учесть, — Ленский приложил руку к груди, словно призывал людей прислушаться к своему сердцу, — что собрание нашей партии социалистов-революционеров, а гражданин Андрей, насколько мне известно...

— Известно, — перебил его Клюка, — известно, какой он партии. Вот потому-то я и говорю: председателем товарища Андрея!

Яков уже шёл между рядами, и зал дружно аплодировал ему...


В газетном отчёте о выступлении товарища Андрея сказано, что в крупных центрах России растут массовые стачки рабочих. И в ходе этих стачек рождается новая форма — Совет. Такой Совет возник, например, в Иваново-Вознесенске. Создан Совет и в Москве. В него вошли железнодорожники, печатники, металлисты, табачники, столяры. Возникли Советы и на Урале, и в Екатеринбурге. Необходимо принять активное участие в этих Советах, рождённых революционной борьбой рабочего класса России.

«...Вы знаете, что владельцы забастовавших заводов Ятес, Коробейников и Беренов уже организовались между собой, чтобы бороться против рабочих. Вы будете сильными, если вы будете дружны. Теперь у нас учреждён Совет депутатов от рабочих... Слушайтесь во всём Совета депутатов и следуйте его указаниям... К сборам в пользу забастовщиков уже приступлено, забастовщики ни в коем случае не должны бросать забастовку, пока Совет депутатов не решит, что забастовку надо кончить. Каждый нуждающийся пусть обращается за помощью в Совет депутатов... Рабочие других промышленных заведений желают начать бастовать. Это показывает, что рабочая армия сильна... До сего времени в Совет входили депутаты только от нескольких фабрик. Необходимо, чтобы в Совете были депутаты от всех фабрик и заводов».