На трибуне заливался соловьём Керенский. Большевики — Ленин, Свердлов, Джапаридзе, Ногин, Васильев-Южин и другие их товарищи — отлично знали, к чему клонит военный министр: поддержать, повторить призыв ко всеобщему наступлению на фронте. Красиво говорит бывший адвокат. Да только вряд ли наполеоновской позой да эффектной фразой можно замаскировать истинную суть этого контрреволюционного, антинародного шага.
Долгая, пространная речь лидера меньшевиков Церетели была посвящена вопросам демократии. И когда ему казалось, что слова не в состоянии выразить все его мысли и чувства, он простирал к небу руки, словно молился.
— В настоящий момент, — поучал Церетели, — в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте нам в руки власть, уйдите, мы займём ваше место. Такой партии в России нет!
— Есть!
Это Ленин.
— Есть такая партия! — повторил Владимир Ильич. — Это партия большевиков.
Выступая затем на съезде, Ленин особо коснулся речи Церетели:
— Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком».
Ленинская речь была в центре внимания. И хотя предложенный проект резолюции не прошёл — большевики были на съезде в меньшинстве, они в главном чувствовали, что поднялись на новую ступень — ближе к победе.
Яков Михайлович на съезде получил ещё одно серьёзное партийное поручение. Его официально выразил документ, написанный от руки чёрными чернилами Еленой Дмитриевной Стасовой: «Сим удостоверяется, что Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии делегирует во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов члена Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии Якова Михайловича Свердлова».
Июльское утро. Низко плыли над Питером рваные тучи, опуская на землю мелкий, похожий на пыль, дождь. Яков Михайлович шёл на Коломенскую улицу, где сейчас в здании старой гимназии находился Секретариат ЦК — отыскала-таки помещение для него неутомимая Елена Дмитриевна. Сегодня, как всегда, Свердлов распределит «кого куда». Так условно называл он направление большевиков в рабочие коллективы — с лекцией, докладом или просто для участия в митинге, собрании, сходке. Луначарский, Дзержинский, Коллонтай... Правда, Владимира Ильича нет дома, он уехал за город: работает над очередной статьёй для «Правды». Завтра обещал приехать в Питер.
Яков Михайлович представил себе, как без улыбки поздоровается с ним Стасова, приветливо улыбнутся сёстры Менжинские...
Вошёл — и удивился: Елена Дмитриевна улыбалась!
— Что произошло? Это чудесно, что вы улыбаетесь!
— Хоть погода неважная, Яков Михайлович, а у меня хорошее настроение.
— Превосходно. По этому поводу я должен преподнести вам какое-нибудь лакомство.
— А мы не возражаем, — дружно ответили сёстры.
В те дни работы в Секретариате ЦК прибавилось. Свердлов показал Ленину письмо из Гельсингфорса от Антонова-Овсеенко, в котором сообщалось о росте большевистского влияния среди моряков Балтики. Такие же письма приходили из других губерний России, Украины, Белоруссии. Поступавшие в ЦК денежные отчисления — 10 процентов от различных партийных доходов местных организаций — свидетельствовали о том, что влияние партии растёт, растут и её ряды. Это требовало большой организаторской работы Центрального Комитета. Только в июне ЦК разослал письма и телеграммы в Баку и Тифлис, Киев и Екатеринослав, Саратов и Екатеринбург, Харьков и Ростов. В них разъяснялась позиция ЦК, информировалось о состоянии дел в столице, были ответы на те или иные просьбы.
Особенно остро стоял вопрос о партийных работниках на местах. Член Средне-Сибирского бюро ЦК Яковлев, например, сообщал, что местные партийные организации забросали его просьбами «прислать организаторов». С аналогичным письмом обратился в ЦК и Киевский комитет большевиков. Яков Михайлович, лучше других знавший партийные кадры (с одними переписывался ещё в подполье, с другими общался то в ссылке, то в короткие сроки пребывания «в бегах»), по возможности направлял товарищей в крупные промышленные центры России. По решению ЦК выехал в Екатеринбург Филипп Голощёкин, в Сибирь направлен Борис Шумяцкий... Да только ли они? Но это не решение вопроса. Вот почему на просьбу сибиряков и киевлян пришлось отвечать так: «Выход один: воспитание местных работников из рабочих масс, издание и распространение литературы...» Как правило, к таким письмам-ответам прилагались брошюры и книги, изданные в Питере и Москве.
Да, воспитание опытных и талантливых организаторов на местах было одной из важных задач партии. Во многих номерах «Правды» появлялись статьи Ленина по самым различным вопросам. В статье «На переломе» Владимир Ильич предупреждал, что буржуазия руками меньшевиков и эсеров стремится покончить с большевиками, и призывал пролетариат к стойкости и бдительности.
Выполняя указания Ленина, Свердлов, Стасова связались со всеми партийными организациями страны, вели оживлённую деловую переписку, помогали местным большевикам советами и указаниями, денежными средствами, литературой.
Несмотря на такую загруженность, Секретариат ЦК работал дружно и даже весело. Опытные в работе сёстры Менжинские понимали Якова Михайловича с полуслова, внешне строгая Стасова умела улыбаться как-то внутренне, и эту её улыбку выдавали лишь краешки губ да искрящиеся глаза.
Они часто разыгрывали друг друга, но обычно это происходило к концу дня, когда нужно было снять усталость, или во время коллективного обеда, когда каждый выкладывал на стол, устланный газетой, свои съестные припасы.
...Стасова уже занялась делами, сёстры Менжинские тоже, и Яков Михайлович решил, что улыбка Елены Дмитриевны кстати: хорошо работать весело!
Но Елена Дмитриевна напомнила:
— Так о каком лакомстве вы говорили, Яков Михайлович?
— Пока неизвестно. Придётся бежать на улицу.
Он выскочил из двери и стремглав пустился с лестницы — обещание нужно выполнить. Едва не столкнулся с поднимавшейся вверх женщиной.
— Извините, — произнёс и замер: — Кадя! Вот это сюрприз! Вот это здорово! Адик, Верунька... Ах вы утренние зори! Откуда вы взялись, зверёныши?
Яков расцеловал Клавдию, схватил на руки детей, поприжимал их к себе, уткнулся лицом в их головёнки и осторожно опустил на ступеньки.
— Поднимайтесь вверх, я на минутку.
Когда он возвратился, женщины уже возились с детьми, внимательно рассматривающими новую, незнакомую для них обстановку.
Обращаясь к женщинам, Свердлов сказал:
— Вот вам обещанное лакомство. И детишкам, конечно. Ваша улыбка, Елена Дмитриевна, действительно хорошее предзнаменование.
...Кадя, Кадя! Светлая, самоотверженная женщина. То в тюрьму явилась на свидание, как ясное солнышко, с Андрейкой на руках, то перед самым арестом — на квартиру Петровского, то — уже с двумя детьми — в Туруханку. Ну-с, теперь никакие жандармы не помешают. Правда, своего угла у Свердлова не было, но квартира Бессеров пустовала, и они отправились туда.
Свердловы шли по шумному Петрограду. Адик и Верочка, перебивая друг друга, рассказывали, как плыли на пароходе из Монастырского.
— Месяц добирались, — объясняла Клавдия Тимофеевна, — уехала с первым пароходом.
Яков Михайлович слушал жену, а сам не спускал глаз с Андрея: ох, какой большой! Стройный, черноглазый. И Верунька... Четыре года дочурке.
Они подошли к дому на Широкой, к простому незамысловатому подъезду. Яков Михайлович обратил внимание жены на дверь в нише здания напротив.
— В этом доме живёт Ленин. Здесь квартира сестры его, Ульяновой-Елизаровой. Сейчас Владимир Ильич на даче Бонча, в деревне Нейвола — тут недалеко, на Карельском перешейке.
Когда они вошли в квартиру, Свердлов объявил:
— Ну вот мы почти что дома. Андрей и Верушка, играйте, а мы с мамой приготовим что-нибудь покушать. Проголодались?
Клавдия выглядела счастливой — её глаза излучали тепло. Казалось, ей не верится, что Яков не улетучится куда-нибудь, не уведут его товарищи, не упекут жандармы в тюрьму...
Часть пятая.МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ
Всем, кому приходилось, как приходилось мне, работать изо дня в день с тов. Свердловым, тем особенно ясно было, что только исключительный организаторский талант этого человека обеспечивал нам то, чем мы до сих пор гордились и гордились с полным правом. Он обеспечивал нам полностью возможность дружной, целесообразной, действительно организованной работы, такой работы, которая бы была достойна организованных пролетарских масс и отвечала потребностям пролетарской революции...
Глава двадцать шестая.После 3 июля
На тротуаре, возле дворца Кшесинской, стоял Порфирий Горюн. Он кого-то искал в большой массе солдат, толпившихся у дворца.
Свердлов поздоровался с Горюном.
— Что случилось, товарищи?
— А то случилось, что решили мы к первому пулемётному присоединиться. Выступить, стало быть... Яков Михайлович, Ленина бы нам послушать.
— Нет сегодня Ленина в Питере.
— Тогда ты нам скажи.
— Разобъясни солдатам, — это Иван Викулов. Ух какой он сегодня — не узнать сразу, будто подменили парня: решительный, с весёлыми искрами в глазах, с залихватским чубом из-под фуражки.
К Свердлову подошёл Подвойский.
— Николай Ильич, что произошло?
— Рвутся в сражение, Яков Михайлович. Впечатление такое, словно солдаты фронт прорвали. Мы пытались их сдержать — безуспешно.
— Пошли на балкон.
Уже опускался вечер, уже сумерки окутывали город, а улица у дворца Кшесинской бушевала, люди выкрикивали лозунги, и чаще других звучало слово «Долой!».
С балкона Яков Михайлович поднял руку, и толпа притихла. Он произнёс слова, которые, ему казалось, выражали то, что сейчас было самым необходимым: