— Переходим к очередным делам, — заявил Свердлов, продолжая заседание ЦК...
Сразу же после заседания ЦК состоялось первое заседание Военно-революционного комитета. Необходимость срочного созыва ВРК была продиктована тем, что Временное правительство, пытаясь подавить революционное настроение масс, назначило «крестный ход» казаков. Эта затея имела прямую цель: запугать петроградцев, а может быть, и вызвать эксцессы, погромы, схватки с рабочими — словом, то, чем обычно заканчивались подобные «крестные ходы».
Заседание Военно-революционного комитета длилось недолго. Свердлов от имени Центрального Комитета предложил мобилизовать все силы для охраны Петрограда от контрреволюционных выступлений и погромов, разослать в части агитаторов, установить контакт со штабом Петроградского военного округа.
— Мы должны заявить, что наш Военно-революционный комитет сорганизовался и приступил к своей интенсивной деятельности.
В ту ночь с 20 на 21 октября разошлись по частям комиссары — представители Военно-революционного комитета. В Семёновский полк отправился прапорщик Коцюбинский. Яков Михайлович знаком с этим темпераментным, рвущимся в бой парнем. Он сын известного писателя, классика украинской литературы Михаила Михайловича Коцюбинского. Ещё недавно зачитывался Свердлов удивительной его повестью «Мираж».
Комиссаром Петропавловской крепости был назначен прапорщик Благонравов, а комиссаром арсенала Петропавловки — Тер-Арутюнянц. Ильину-Женевскому поручили быть комиссаром сразу двух частей — гренадерского резервного полка и запасного огнемётно-химического батальона. Один из сильнейших шахматистов России, прапорщик Ильин-Женевский пошутил по поводу своего назначения:
— В шахматах это называется сеансом на двух досках.
От моряков «Авроры» пришли к Свердлову большевики Лукичев и Белышев. Настроение команды крейсера не вызывало сомнений — авроровцы готовы поддержать своими орудиями восстание петроградского пролетариата.
Получили задание и Иван Викулов с Порфирием Горюном. Яков Михайлович порекомендовал Подвойскому направить их в качестве агитаторов в казачьи части.
А из полков уже шли первые донесения. И прапорщик Юрий Коцюбинский докладывал по-военному чётко: «Семёновский полк... всеми средствами будет поддерживать Петроградский Совет и его Революционный комитет. По первому требованию выйдет на его защиту».
«Крестный ход» казаков был сорван. Начальник штаба округа получил несколько донесений о том, что казачьи полки отказываются выступать на Питер. Сначала ему хотелось взвыть от ярости, приказать, потребовать... Но это было неблагоразумно, и вместо громкого «приказываю выступить» прозвучало тихое «отменить».
Горюн ликовал: глаза его блестели, улыбка не сходила с лица. Как ни тяжело было начать разговор с казаками, а всё же получилось. Якову Михайловичу он сказал так:
— Я толковал сначала как солдат с солдатами, а потом как мужик с мужиками.
В тот день Свердлов получил письмо от Ленина. Оно заканчивалось словами: «Отмена демонстрации казаков есть гигантская победа. Ура! Наступать изо всех сил и мы победим вполне в несколько дней! Лучшие приветы! Ваш».
Владимир Ильич ежедневно требовал подробных отчётов о том, что сделано, советовал, как улучшить военную подготовку красногвардейцев, укрепить их контакты с заводами, с партийными организациями большевиков.
— Необходимо, — говорил он Свердлову, — воспрепятствовать продвижению войск Временного правительства в Питер.
— Кое-что для этого уже сделано, — отвечал Яков Михайлович. — Вы знаете моряка Панюшкина?
— Как же, помню, мы встречались с ним во Франции — кажется, Луначарский нас познакомил.
— Я знаком с Василием Лукичом ещё с двенадцатого года. Он пожелал тогда встретиться с представителем ЦК, чтобы получить указание по работе среди матросов Балтики, и произвёл на меня впечатление человека умного и энергичного. Недавно я его направил в Тулу, затем отозвал — в Кронштадте Панюшкин был нужнее. Думаю поручить ему поездку в Псков, в Ставку. Он всё организует наилучшим образом.
— Вызовите его к себе.
Панюшкин приехал в Питер без погон, но в своей морской форме.
Яков Михайлович сразу же приступил к делу:
— Керенский попытается, по всей вероятности, вызвать с фронта войска, на поддержку которых он рассчитывает. В Питер их пустить нельзя. Немедленно выезжайте в Псков, где находится штаб Северо-Западного фронта, и организуйте там надёжный заслон. Вы должны захватить власть и не пропустить в Питер ни одного эшелона. Возьмите с собой несколько десятков боевых моряков-большевиков и действуйте. Нужно разъяснить обстановку находящимся в Пскове частям и сколотить из солдат настоящий социалистический отряд. Сразу же свяжитесь с местными товарищами и приступайте к подготовке восстания. Указания о сроках восстания получите от меня. А теперь пойдёмте...
Они зашли к Подвойскому — он о чём-то договаривался с Антоновым-Овсеенко.
— Товарищ Панюшкин направляется в Псков, берёт с собой отряд кронштадтцев. Не мешало бы подчинить ему надёжных солдат-пропагандистов, — и, обращаясь снова к Панюшкину, добавил: — Я выступлю перед отрядом, когда он будет готов к отправке.
Владимиру Ильичу Свердлов сообщил обо всём этом коротко.
— Надо бы установить более устойчивую связь с Центробалтом, — сказал Ленин.
— Уже, Владимир Ильич. Связь с Центробалтом налажена. Флот целиком на нашей стороне... Договорились о начале вооружённого восстания в Петрограде известить Центробалт телеграммой.
— Шифрованной, разумеется.
— Конечно, Владимир Ильич: «Высылайте устав».
— Что же, устав так устав. Действуйте, Яков Михайлович.
А в Военно-революционный комитет поступали письма, телеграммы о готовности к восстанию, о том, что ещё не сделано, что нужно исправить.
«Товарищи, обратите внимание на почтовые учреждения, на телеграф и юзоаппараты и поставьте строгий контроль, потому что... телеграммы не передаются. Центробалт».
«Приветствуя образование Военно-революционного комитета при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, гарнизон Петрограда и его окрестностей обещает Военно-революционному комитету полную поддержку во всех его шагах, направленных к тому, чтобы теснее связать фронт с тылом в интересах революции».
Глава тридцатая.«Высылайте устав»
Съезд Советов было намечено открыть в конце октября. Владимир Ильич настойчиво требовал: большевики должны взять власть.
— Ждать — гибельно. Народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованием, а силой.
Ещё раньше Свердлов убедился, насколько прав Ленин, как важно не пропустить момент.
Он сидел в кабинете, когда прибежал Григорий Ростовцев.
— Яков Михайлович, я был на заседании представителей заводов Питера в ВРК.
— Ну и что?
— Рязанов призывает ждать, что скажет Учредительное собрание.
Яков Михайлович поднялся на верхний этаж Смольного, вошёл в зал, когда Рязанов ещё продолжал говорить.
— Нельзя, товарищи, выступать, — твердил он. — Что у нас есть? Одни резолюции...
И Свердлов сразу почувствовал, с чьего голоса поёт Рязанов. Штрейкбрехерство Зиновьева и Каменева уже дорого обошлось партии — Керенский наверняка бесконечно благодарен им за предупреждение о восстании. Прав Ленин, тысячу раз прав — болтовня и разглагольствование в такой момент — это измена.
Свердлов занял председательское место за столом президиума и резко прервал оратора:
— Довольно! Постановление ЦК по поводу выступления состоялось. Я здесь от имени Центрального Комитета и никому не позволю отменять его решения.
Зал взорвался аплодисментами — вот оно, подлинное настроение рабочих.
Партийный центр по руководству восстанием поручил Свердлову следить за деятельностью Временного правительства, разведывать, учитывать каждый его шаг... Это важно, очень важно — знать врага. Ведь без учёта его возможностей и намерений не поведёт своё войско в бой ни один полководец.
Между тем положение обострялось — контрреволюция от словесных угроз перешла к делу. Шныряют по городу разбойничьи шайки. Любой беспорядок выгоден Временному правительству.
Притаился Зимний...
Надо бы узнать побольше, что там, в Зимнем, делается. И уже совсем необходимо разведать, где расположены огневые точки, обороняющие дворец. Яков Михайлович ломал над этим голову, пока ему не пришла счастливая мысль сфотографировать их! Именно сфотографировать.
Но как это сделать?
Тут же вспомнился фоторепортёр Косарев, с которым ему пришлось в последние дни несколько раз сталкиваться. С ним-то и надо поговорить.
— С удовольствием, Яков Михайлович. Прямо с превеликим удовольствием, — сразу загорелся расторопный Косарев. — Для такого дела я готов хоть к чёрту на рога. Но кто меня пустит в Зимний? Вот вопрос.
— Я уже думал об этом, товарищ Косарев. Есть тут один надёжный человек, прямо золотой человек — американский журналист... Ему можно во всём довериться. А что, если мы попросим этого журналиста помочь в таком важнейшем для нас деле? Вместе с ним вы и пройдёте во дворец. Как, согласны?
— Я-то репортёр... Согласится ли американец?
— Уж это моя забота.
Косарев широко заулыбался и долго тряс Якову Михайловичу руку — так понравилась ему эта идея.
До утра оставалось ждать не так уж много. А когда Косарев снова пришёл в Смольный, навстречу ему поднялся высокий лобастый человек и приветствовал его улыбкой.
— Знакомьтесь, это товарищ Джон Рид. С ним и отправитесь. Я его уговорил.
— О, нет, нет, — весело запротестовал Рид, — меня совсем не надо было уговаривать.
...Снимки получились отменные. Яков Михайлович долго хохотал, когда Косарев рассказывал, как Джон Рид расставил у пулемётов и пушек «бойцов» из женского батальона, входившего в охрану Зимнего, и «душки Керенского» начали прихорашиваться, дабы лучше получиться на фото для американского журнала.