Враги однако не унимались. Саботаж бывших царских чиновников вылился в необъявленную войну против Советской республики. И без того трудное продовольственное положение усугублялось нежеланием старого аппарата сотрудничать с Советской властью.
Григорий Иванович Петровский, нарком внутренних дел, пришёл на очередное заседание ВЦИК с объёмистой папкой, начинённой документами. Но он так и не открыл её: и без того знал всё на память. А необходимости доказывать что-либо с документами в руках не было — всё бесспорно.
— То, что делает аппарат старого министерства продовольствия, — это преднамеренная организация голода в стране, фактически уголовное преступление, — говорил Григорий Иванович. — Их, саботажников, нужно заставить работать самыми решительными способами.
Это касалось не только старого министерства продовольствия. Саботировали чиновники почтово-телеграфного ведомства, банковские служащие, и весь саботаж, вместе взятый, выливался в откровенную контрреволюцию. Нужны были меры твёрдые, решительные.
По предложению Ленина Совнарком принял постановление о создании ВЧК— Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Совнарком постановил отстранять от должности без права на пенсию высших чиновников министерства финансов, Государственного банка и казначейства, если они не признают власти рабоче-крестьянского правительства.
В декабре ВЦИК принял декрет о национализации банков...
Победить без диктатуры пролетариата, без решительного натиска на старый мир невозможно. Только так — решительный натиск...
1917-й уходил в историю. Уходил в историю год, которому суждено было стать началом новой эры человечества.
Часть шестаяПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЦИК
Если нам удалось в течение более чем года вынести непомерные тяжести, которые падали на узкий круг беззаветных революционеров, если руководящие группы могли так твёрдо, так быстро, так единодушно решать труднейшие вопросы, то это только потому, что выдающееся место среди них занимал такой исключительный, талантливый организатор, как Яков Михайлович.
Глава тридцать вторая.Быть или не быть?..
Год 1918-й начинался в России трудно.
Ещё в декабре послал Свердлов телеграмму в Центросибирь — Центральный исполнительный комитет Советов Сибири: «...Нам нужен хлеб. Легче всего его можно достать в Сибири. Для этого требуется, чтобы работа железных дорог ни на минуту не останавливалась... Задача эта — боевая...
Исполнение не затягивайте. Петроград, Москва, промышленные районы и фронт вступили в полосу голода».
Но не только голодом пытались враги задушить Советскую республику. Контрреволюция стремилась в этих целях использовать и Учредительное собрание, выборы в которое проходили ещё до победы пролетарской революции. Соглашательские партии решили дать при открытии Учредительного собрания бой Советам. Ещё бы, у них в руках, им казалось, был верный козырь: большевики, мол, прежде тоже были за Учредительное собрание, выставили при выборах свой список кандидатов.
Ленин, Центральный Комитет сразу же определили своё отношение к Учредительному собранию — да, в условиях буржуазной революции оно могло стать прогрессивной формой демократии. Но выбирали его в те дни, когда трудящиеся ещё не осознали свою силу и право решать собственную судьбу. В составе Учредительного собрания оказались в большинстве представители мелкобуржуазных, соглашательских партий. Теперь идея Учредительного собрания уже стала вчерашним днём: власть перешла в руки Советов, в которых решающее слово было за рабочими, крестьянами и солдатами.
Часть населения ещё питала иллюзии, верила в Учредительное собрание. Просто отменить его было невозможно.
В декабре 1917 года Свердлов от имени ВЦИК написал и разослал всем Советам, армейским и фронтовым комитетам письмо: «Лозунгу — вся власть Учредительному собранию — Советы должны противопоставить лозунг — власть Советам, закрепление Советской республики».
Свой план открытия Учредительного собрания Свердлов представил на заседании ВЦИК 3 января 1918 года.
— При открытии каждого государственного представительного собрания правительство обращается к нему с изложением своей программы, и представитель Советской власти должен будет огласить соответствующую декларацию.
Тогда, на заседании ВЦИК, была принята написанная Лениным «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа».
Во всех газетах буржуазного толка на первых полосах жирным шрифтом набирались призывы передать всю власть Учредительному собранию. В этом лозунге легко было прочитать контрреволюционное — «Долой власть Советов!».
...5 января в зале заседаний Таврического дворца на трибуну поднялся благообразный старец с седой бородой. «Ах, хитрецы, — подумал Яков Михайлович, — подсунули старичка-боровичка. Ну нет, господа эсеры, этот номер не пройдёт». И, убыстрив шаг, направился к трибуне.
Свердлов решительно отстранил старичка и занял его место.
Он не смотрел в сторону ковылявшего с трибуны Швецова, не слушал выкриков и воплей с правой стороны зала. Лишь усмехнулся — большевиков этим не удивишь.
Свердлов начал свою речь деловито и даже чуть суховато, буднично:
— Исполнительный Комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов поручил мне открыть заседание Учредительного собрания. ЦИК выражает надежду на полное признание Учредительным собранием всех декретов и постановлений Совета Народных Комиссаров.
Он не сомневался, что представители правых партий взметнутся от этих слов. Так, именно так и должно было быть.
Спокойно выждав, когда водворится тишина, Свердлов продолжал:
— От имени Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов я предлагаю принять следующий текст декларации...
И, чуть повысив голос, торжественно и строго стал читать «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Были в ней слова и о рабочем контроле, и о демократическом мире между народами. И, конечно, о земле...
Каким-то уголком зрения Свердлов увидел сидящего в зале Владимира Ильича.
— Вся власть, — твёрдо произнёс Яков Михайлович, — вся власть! должна принадлежать массам и их полномочному представителю — Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!
В зале раздалось несколько голосов, но главные крикуны примолкли, хитровато улыбаясь. Мол, поживём — увидим...
Голосование показало, на что надеялась контрреволюция: большинство проголосовало против декларации.
Что ж, и это предвидели большевики. Недаром по предложению Ленина ВЦИК принял постановление о том, что всякая попытка присвоить себе те или иные функции власти будет рассматриваться как контрреволюционное действие и будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами, вплоть до применения вооружённой силы.
Свердлов глазами снова разыскал Ленина. На коленях у Владимира Ильича был блокнот, и рука его быстро писала что-то. «По-моему, — подумал Свердлов, — это готовится приговор Учредительному собранию...»
По требованию большевиков был объявлен перерыв для обсуждения на совещании фракций сложившейся обстановки. На заседание Учредилки большевики уже не вернулись.
— Потерянный день, — сказал Владимир Ильич. — Точно история по ошибке повернула свои часы назад, и перед нами вместо января 1918 года оказался май или июнь 1917 года!
А в зале заседаний — какие вопли, какие речи, какая истерика! И всё это слышали лишь матросы и солдаты, охранявшие помещение. И только под утро прозвучали слова матроса Анатолия Железнякова, прекратившего своим властным, как сама судьба, голосом эту говорильню:
— Караул устал... Прошу очистить помещение.
Через день ВЦИК принял декрет о роспуске Учредительного собрания.
А ещё через несколько дней собрался третий Всероссийский съезд Советов. После того как Свердлов объявил его открытым, от имени революционных отрядов Петрограда с приветствием выступил матрос Анатолий Железняков, тот самый «матрос-партизан Железняк», о котором потом сложат песню. За ним поднялся на трибуну съезда американский коммунист Джон Рид, свидетель и страстный участник событий «десяти дней, которые потрясли мир». И будто наяву рабочие Норвегии, Швеции, Северо-Американских Соединённых Штатов, Англии по-братски пожимали руки каждому, кто находился сейчас в этом зале.
Когда почётными председателями съезда были избраны Владимир Ильич Ленин и Карл Либкнехт и в воздух взлетели матросские бескозырки, солдатские шапки и тысячи голосов запели «Интернационал», Якову Михайловичу казалось, что нет и не может быть в целом мире более стройного, слитного, мощного хора.
Словно в унисон этому могучему хору приветствий на весь мир прозвучали слова ленинской «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа»:
«1. Россия объявляется республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам.
2. Советская Российская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций как федерация Советских национальных республик...»
Немецкий генерал Гофман сообщил в Питер телеграммой, что 18 февраля в 12 часов дня истекает срок перемирия и с этого момента войска кайзера начнут наступление.
Перемирие было завоёвано неимоверными усилиями Ленина, большевиков. Оно пришло к измученной войной стране как результат одного из первых декретов Советской республики — Декрета о мире. Всем воюющим странам, всем народам предлагалось бороться за окончание империалистической войны, немедленно начать переговоры о мире.
Республике Советов необходимо было выйти из войны.
Ленин предупреждал, что предстоят трудные переговоры и за ними последует ужасный, быть может, позорный мир. Но иного выхода не было — страна разорена, голодала, хозяйство и транспорт пришли в упадок, о продолжении войны не могло быть и речи. Война означала бы гибель для Советской власти.