апевт. А кем станет Лиза? Нет, она не против пойти в школу работать учителем, но сказать, что школа это ее призвание, нельзя. И кем будет Лешка после универа — тоже еще вопрос. Вполне может случиться, что навсегда застрянет в мастерской отца, занимаясь шиномонтажом и прочей механикой. Но даже, если и в другом месте будет работать — звезд с неба ему точно не хватать. Профессором не станет. А вот Валентин может.
По голосу чувствовалось, что Валентин удивлен. Понятно. Когда он приглашал ее пройтись по городу, она отказалась, а тут вдруг — не прошло и двух-трех лет! — сама названивает. С другой стороны, вроде бы рад ее слышать. Иначе не стал бы тут же зазывать на какую-то тусовку. У кого-то из его группы где-то что-то отмечали. Не хочет ли она присоединиться, если время позволяет? Разумеется, хочет! Еще как! Сердце у Лизы неприятно ныло, но голос звучал бесшабашно. Давно никуда не ходила, хочется повеселиться.
— Тогда встреча в шесть у пиццерии, устраивает?
Устраивает. Вполне. В шесть так в шесть.
Вечеринка праздновалась в двухкомнатной хрущевке недалеко от медуниверситета. Пару бокалов вина натощак и Лешка, наконец, остался где-то позади, в серой мгле утренней аудитории. А вот она здесь, в совсем другом, вечернем и праздничном времени сидит на диване, к которому придвинуто два стола. Вокруг шум-гам, какие-то разговоры о незнакомых преподах и студентах. Ни тебе нудной лекции, ни Вероники рядом. Вокруг абсолютно незнакомый народ. Удивительно, сколько студентов смогло набиться в такую маленькую комнату! С одной стороны сидит Валентин, а с другой двухметровый вьюноша с детским именем Котик, с пышной шевелюрой и улыбкой в тридцать два зуба. Похоже, он всегда готов радоваться жизни. По другую сторону от него сидела глазастая толстушка, тоже из породы оптимистов, то и дело прыскала по поводу и без повода. Котик беззастенчиво тискал ее пышные прелести громадными лапищами. Лиза таких обниманий на людях не любила, но здесь, странное дело, позавидовала толстушке. Видно было, эти двое на одной волне. Хотелось найти такое же крепкое и надежное плечо. Но не Валентина же обнимать. Да и занят он, блестит очками и так уплетает оливье, будто месяц не ел. В то время как Котик успевал и в рот что-то положить и рассказать черный анекдот из медицинской практики. Хотя Лиза не понимала такого юмора, анекдоты были, наверное, веселые, поскольку все смеялись. Еще одна пара ворковала напротив. А вот симпатичный парень в белой футболке, сидевший на углу стола был, кажется, один. После нескольких тостов, включили медленную музыку — танго — и выключили верхний свет. Ее пригласил танцевать парень по имени Федор, которого она при свете лампочки толком не разглядела — сидел далеко. Дыша в лицо вином и жареной рыбой, он тут же начал к ней тесно прижиматься, а в конце танца вдруг предложил пойти к нему. Оказалось, он снимает квартиру в этом же доме, только в другом подъезде. Бормотал что-то о своей уникальной коллекции марок. Знаем мы эти коллекции, подумала Лиза, ища глазами Валентина. Федор становился слишком надоедливым. Но Валентина нигде не было видно, наверное, вышел из комнаты. Когда кончился второй танец, Лиза села на свое место, потянулась за водой — в комнате становилось жарко. Но Федор не понял, что она больше не хочет иметь с ним дела, и уселся рядом. Вот липучка! Аккуратно сняла с колена его руку и встала. Пожалуй, нужно действительно найти Валентина, чтобы этот Федя понял, наконец, что она здесь не одна. Но Валентина все не было, зато в поле зрения появилась белая футболка. Лиза поймала его взгляд и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и пригласил ее танцевать. Андрон, представился. А меня Лиза зовут. Довольно редкое имя. Ага, все так говорят. Вот и познакомились. Назойливый Федор обиженно и хмуро смотрел на них из-за стола.
В конце концов, нашелся и Валентин. Она его на кухне искала, а он вышел из соседней комнаты, заправляя в брюки рубашку. Через минуту оттуда же появилась и красная, взлохмаченная толстушка. А где же ее Котик? Котик танцевал с другой. Склонив голову и закрыв глаза, медитировал в танце, в то время как его большие руки жили своей отдельной жизнью — левая прижимала к груди партнершу, а правая нежно поглаживала выпуклое полушарие ниже талии.
У Лизы то ли от громкой музыки, то ли от дешевого вина из пакета и все возрастающей духоты, начала болеть голова. Надо выйти на свежий воздух. Она выскользнула в прихожую, разыскала среди вороха чужой одежды свою куртку и отправилась домой. Пока добралась, хмель выветрился, голова прошла, но вернулось скверное настроение.
Все, решила следующим утром, с активным отдыхом покончено. Оставим его на потом. Перед сессией главное — не расслабляться. Утром чашка чая с бутербродом и сразу заниматься, пока всякие ненужные мысли и размышления не успели набежать. Перед экзаменом почему-то всегда не хватает времени. А еще книг. Некоторыми учебниками можно было воспользоваться только в читальном зале, да и то, если более шустрые их до тебя не расхватают. Так что в библиотеку нужно идти к открытию. Лиза и ходила теперь пораньше. Получив книги, занимала местечко у окна и, разложив тетрадки и ручки, начинала читать. Время от времени посреди страницы возникало лицо Лешки. Или смеющейся Вероники. И являлась мысль далекая от литературы. Почему одним все, а другим ничего? Почему этой Веронике так везет? Даже самые лучшие, самые умные парни вдруг слепнут, теряют разум и бегут следом, стоит ей пальцем поманить? Что в ней такого? Неужели красота это главное, что связывает мужчину и женщину?
Стоп. Зачет завтра, и экзамены на носу, а она черт знает о чем думает вместо того, чтобы читать и конспектировать. Но как читать, если все расплывается перед глазами?
Теперь у нее своя жизнь, а у него своя. И чем меньше они будут пересекаться, тем лучше будет для обоих. Вот сегодня она, например, приглашена на день рождения Дины Василенко, по прозвищу Василиса, с которой жила на первом курсе в одной комнате. И она пойдет обязательно. А вот Лешку не пригласили. Лиза сразу же спросила, кто будет еще.
— Да одни девчонки, — сказала Света. — Ты же знаешь Василису. Она парней вообще избегает.
Василиса и в самом деле очень застенчивая. Просто до безобразия, когда с кем-то говорит, то всегда смотрит в пол, боится глаза поднять на собеседника. Что, впрочем, не мешает ей хорошо учиться. А может быть, даже помогает, она ведь на всякие там свидания время не тратит.
Теперь и Лиза вечерами никуда не ходит. Она старается найти себе какое-то занятие, чтобы не думать о Лешке. И работа находится.
Хотя батареи в доме горячие, ветер, дующий сквозь щели старых огромных окон со страшной силой, выдувает все тепло. Лиза забила щели мокрой газетой и заклеила рамы бумажными полосками. Предложить сделать то же самое в комнате Елизаветы Николаевны? Но за все время жизни под одной крышей, она ни разу не пригласила Лизу к себе. И тут она со своими бумажными лентами — давайте я вам рамы заклею! Как она посмотрит на такую бесцеремонность? Может быть, ей не хочется, чтобы кто-то внедрялся в ее норку, видел, как она живет. Хотя и так ясно, что более чем скромно. Стоит лишь посмотреть на ее заношенные до дыр кофточки, с грубыми латками на локтях, которые она старательно прячет под древней шалью, или на грубо, кое-как зашитые чулки — видимо, совсем уже плохо видит. И опять же, можно ли предложить ей купить новые? Вдруг она скажет: нет? Лиза снова окажется в дурацком положении. Как тогда, когда затеяла большую стирку и предложила Елизавете Николаевне постирать и ее вещи. Бабуля высокомерно подняла брови и объявила, что пока еще в состоянии сама обслуживать себя.
Вечерами они встречались на нейтральной территории. Елизавета Николаевна готовила мало. Но, видимо, мерзла в комнате и приходила погреться на кухню, которая была самой теплой комнатой в квартире. Может быть, хотела поговорить. Любой разговор у нее начинался с обсуждения погоды. Такая себе светская беседа между ними происходила. Сегодня еще холоднее, чем было вчера, вздыхала. Вчера она ходила к соседке, а сегодня такой ветер, с крыльца не спуститься, сбивает с ног. Лиза кивала, да погода не балует. Ей было жаль бабулю, для которой мир сузился до размеров комнаты. Даже во двор, посидеть на лавочке у крыльца и погреется на солнце она не могла. Зима.
И Лиза взяла напрокат телевизор. Как будто для себя, но поставила его на кухне, чтобы и Елизавета Николаевна могла его смотреть.
— У меня был когда-то, черно-белый, — сказала та, наблюдая, как парень из доставки водружает его на тумбочку в углу, — но потом сломался, и никто не смог его починить.
В глазах у нее светилось любопытство. Будет бабуле хоть какое-то развлечение. Но посмотрев телевизор пару вечеров, Елизавета Николаевна вернулась к обычному стилю жизни. Когда Лиза поинтересовалась, видела ли она утром новую серию популярного сериала, Елизавета Николаевна сухо ответила, что у нее от телевизора болит голова. А несколько позже добавила, что прожила долгую жизнь и всякого повидала на своем веку, но такого никогда не видела.
— Какого? — не поняла Лиза.
— Не знаю, деточка, говорит ли вам что-нибудь выражение «пир во время чумы», — насмешливо усмехнулась старуха.
Она невысоко оценивала Лизин интеллект, потому и снизошла до объяснения:
— Смотришь то, что именуется фильмом — пир. Послушаешь новости… сами понимаете. Я уже не говорю о музыкальных программах. Впрочем, — помолчав, добавила едко, — не исключаю, что это я схожу с ума от старости, а не мир вокруг. Забирайте к себе этот ящик для развлечений. Мне покойнее будет.
Но Лиза телевизор в свою комнату перемещать не стала. Есть ведь и старые фильмы.
— Мне заниматься нужно, он меня будет отвлекать, — покривила немного душой. — Я буду его здесь смотреть, пока готовлю что-нибудь.
В данный момент Лиза варила картошку на ужин и действительно смотрела одним глазом на экран. На первом канале шел какой-то боевик, которых она не любила. На другом — передача о книгах.