-то связанное с компьютерными играми. Да и что было между ними? Абсолютно ничего. Две ни к чему не обязывающие встречи, во время которых они и не говорили — то толком. Шутили, смеялись. Целовались. Тогда она постоянно ощущала какую-то странную внутреннюю скованность, которая не давала ей возможности говорить и делать то, что хотелось.
Почему? Да потому что он ей очень понравился. Когда кто-то нравится до такой вот степени, то как по льду идешь, осторожно нащупывая дорогу, боишься провалиться. Боишься оттолкнуть неловким словом, неправильным поступком. Еще не знаком с человеком толком, но он уже дорог. И так страшно его потерять… Но и надежда есть. С Владом не то, что с Лёней. Отношения с Леней это тупик. Он ни разу ей не позвонил, хотя и обещал. Скорее всего, уже нашел ей замену. В больнице столько медсестер… С другой стороны, где гарантии, что и у Байкера никого нет? Вполне возможно, что пока она тут выплясывает, полураздетая, перед пьяными итальяшками, он спит с какой-нибудь свирепой байкершой с широкими бедрами и крепкими ногами. Эта мысль почему-то будила в ней ревность. Она старалась не думать о том, как все это может происходить. Однозначно не хотела, чтобы у него кто-то был. Хотя наверняка кто-то был. Мужчины без этого не могут. Скорее бы домой…
Но слухи о том, что они остаются в этом клубе сверх контрактного срока, в конце концов, подтвердились. Клубу понравились их выступления, которые привлекали много публики.
— Предлагают продлить контракт еще на месяц, — собрав их за кулисами, возбужденно сообщил Петр Петрович. — Думаю, надо соглашаться. Нет, что ни говори, а Рим замечательный город!
— Лучше, чем ваша любимая Венеция? — поддела его Карина.
— Не всегда получаешь то, что хочешь, — кисло улыбнулся Петр Петрович. — Вот, если заработаем хорошо, возможно, совершим туда экскурсию в феврале или в марте…
— Какой март? — вскочила со своего места Вероника. — Мы же к концу января должны быть дома!
— Надо работать, пока есть возможность.
— Но у меня учеба.
Петр Петрович пожал плечами.
— Вас предупреждали, что поездка может затянуться, вы согласились в случае необходимости задержаться дольше оговоренного контрактом срока. Следует внимательно читать документы, которые подписываете. Надо было заранее со своей учебой разобраться. Надо было взять академический отпуск или договориться как-то…
Легко сказать, договориться! Но не бросать же все, в самом деле, и не лететь домой одной, даже если ждешь — не дождешься, встречи с Байкером. Деньги платят, придется задержаться.
Вероника задумалась.
Не хотелось лишний раз беспокоить мать, но, видимо, придется. Просить больше некого. Конечно, и Полина может написать от ее имени заявление, но как отнесутся к этому в деканате? Нет, мать — это надежнее. Да и связи у нее везде, наверняка, есть и в университете. Иначе как бы она, Вероника, учившаяся в школе, прямо скажем, неважно, вот так взяла и с первого раза поступила? Да, мать может все уладить. Напишет от ее имени заявление с просьбой дать возможность сдать экзамены зимней сессии в летнюю. По семейным обстоятельствам.
Вероника посмотрела на часы — учитывая разницу во времени, а также то, что мать рано ложится, звонить сегодня уже не стоит. Она сделает это завтра с утра.
Отработав свой номер, она отправилась в гримерную, снять грим и переодеться. Пока танцуешь, жарко, а выйдешь в коридор — холодно. Недолго и простудиться. В коридоре ее остановил какой-то мужчина с небольшим букетом в руках и, улыбаясь во весь рот, начал что-то быстро говорить по-итальянски. Она уловила: ma bella… красавица, то есть. Он протягивал ей цветы и какую-то коробку. Вообще-то принимать от поклонников подарки не то, чтобы запрещалось, но не рекомендовалось. Это могло повлечь за собой всякие осложнения. И разговаривать тоже не рекомендовалось. Впрочем, Вероника и не собиралась. Только такого поклонника ей и не хватало — толстого с лысиной в полголовы, липучего и болтливого. Он загораживал проход, не давал ей пройти, все улыбался и совал в руки свою коробочку — духи, наверное. До чего они назойливые, эти итальянцы! Вероника оглянулась. Как назло в коридоре никого не было.
Что было потом, она не помнила.
Очнулась в какой-то темной комнате на узкой жесткой кровати. Сначала увидела кусок ковра, вытертый и пыльный, потом чьи-то огромные кроссовки, джинсы, туго обтягивавшие толстые колени…. Рядом на стуле сидел здоровый, налысо стриженный парень. Увидев, что она открыла глаза, произнес что-то по-итальянски… или может быть, на каком-то другом языке? Она едва могла слышать, в ушах стоял шум, ее поташнивало. Кто-то ответил парню. Чуть повернув голову, Вероника увидела другого мужчину, который сидел в кресле в углу комнаты.
— Где я? — хотела спросить Вероника, но язык не поворачивался во рту. Хотя можно было и не спрашивать, ясно, что не дома. И даже не в гостинице. Несмотря на головную боль, понимала уже, что с ней случилось самое страшное из того, о чем их предупреждали.
— Слышишь меня? — спросил, слегка наклоняясь к кровати, парень.
Вероника попыталась сесть. Едва не застонала — голова просто раскалывалась. На ней до сих пор был этот дурацкий костюм для выступлений. Короткая, едва прикрывающей зад юбка и обшитая люрексом майка. Колготки были разодраны на коленях. В комнате было холодно, неудивительно, что ее так трясло. Мужчина что-то сказал парню. Тот встал, вышел, принес стакан воды, протянул Веронике. Она все-таки села, наконец, и попыталась сделать несколько глотков. Это оказалось непросто, у нее зуб на зуб не попадал. Парень взял из ее рук стакан, поставил его на тумбочку.
Потом заговорил — по-русски. Точнее, начал переводить то, что говорил второй, тот, который сидел в кресле. Как ее зовут? Сколько ей лет? Из какого она города? О том, что она делает в Италии, не спросили, и так знали, наверное, не один день за ними наблюдали.
— Теперь ты будет жить здесь. На какое-то время останется у нас в гостях. Будешь работать, — переводил стриженый. — Будешь тоже танцевать, как и в том, клубе, только немного по-другому. Можешь танцевать у шеста?
Вероника отрицательно качнула головой.
— Ничего, научишься, с твоей подготовкой это будет несложно. Завтра посмотришь, как делают это другие, быстро научишься. Танцевать будешь по вечерам. А в остальное время — обслуживать важных клиентов.
Голова у Вероники шла кругом, шум в ушах усилился. Она едва улавливала то, что переводил парень.
Это закрытый клуб, говорил он. Для важных людей. Сюда не попадают с улицы. Это очень хороший клуб, обслуживание здесь на самом высоком уровне. Работать здесь нужно очень хорошо. Нужно очень стараться. Нужно делать все, что пожелает клиент. Если клиент будет недоволен, ее ждет наказание. И чем больше будет недоволен клиент, тем сильнее будет наказание. Если она будет стараться, ее скоро отпустят.
После этих слов мужчина поднялся и вышел. Парень тоже встал, но прежде чем последовать за хозяином, вдруг быстро наклонился к ней, протянул руки и резким движением разорвал на груди майку. Вероника в ужасе отпрянула, ударившись головой о стену. Непослушными руками попыталась слепить разорванные половинки.
— Ничего товар, — засмеялся стриженный. — Меня здесь зовут Кучерявый, — представился. — Угадай, почему? — Погладил себя по голове. — Хочешь совет? Не трепыхайся, и все будет путем, — голос Кучерявого звучал почти дружелюбно. — И запомни, отсюда тебе самой никогда не выбраться, даже не пытайся.
— Мы в Риме? — тихо спросила Вероника.
— Зачем тебе это знать? — почти изумился такому вопросу Кучерявый. — Какая тебе разница, в Москве ты, в Греции или в Израиле? Работа у такой, как ты, конфетки, везде одинаковая, — хмыкнул, оглядывая ее. — Ладно, скажу основное, чтобы въехала в суть. Внешность у тебя подходящая, клиентура будет. Старайся понравиться, платить будут больше. Больше будешь зарабатывать, будет к тебе лучшее отношение. Будешь плохо работать — отношение тоже будет плохое. Ну, а со мной будешь поласковее, не будешь помои жрать, буду носить тебе нормальную еду из ресторана. Запомни, хозяина интересуют только деньги, до остального ему дела нет. Короче, будь послушной, тогда может быть, действительно отпустят… — поковырял пальцем в ухе. — Когда-нибудь.
Если отпустят, с ужасом подумала она. Ее похитили. Украли. Когда Кучерявый, закрыв за собой дверь на ключ, ушел, она еще раз оглядела свою камеру заточения. Здание старое, стены толстые. Маленькая лампочка на потолке забрана в решетку. Оконце маленькое, с матовыми стеклами, неизвестно, куда выходит. Кровать, стол, кресло… Все до ужаса обыденно. И в то же время — катастрофа. Чтобы такое да случилось с ней? Даже в страшном сне не могло присниться. Ну, конечно же, это сон! «Этого ничего нет, — бормотала она, лихорадочно ощупывая руками кровать. — Этой комнаты на самом деле нет. И решетки нет — это ночной кошмар. Этого нет, потому что такого просто не может быть». Завтра она проснется…
Ей хотелось закричать. Потому что это был не сон, и она отчетливо осознавала, что это не сон. Ее снова стало трясти. Вероника содрала с кровати покрывало и завернулась в него, но все равно никак не могла согреться.
На следующее утро ее вывели в зал — на репетицию.
— Чтобы не застаивалась, — усмехнулся Кучерявый. — Тут надо всегда быть в форме. Вечером будут гости, будешь танцевать. Сейчас покажешь нам, что ты умеешь. Иди к шесту.
Когда на ватных ногах Вероника поднялась на подиум, там еще не закончили уборку. Стоя на коленях какая-то девушка изо всех сил терла пол. Кучерявый грозно рявкнул. Она испуганно подняла голову. Вероника увидела ее изуродованное шрамами лицо и едва не потеряла сознание.
А вечером она уже танцевала под музыку. Зал был полон, но он тонул во мраке. Она не видела ни зала, ни заполнявших его людей из-за слепящих, направленных прямо на нее, софитов. Но достаточно хорошо слышала звон вилок и ножей, чьи-то голоса и с ужасом думала о предстоящей ночи. Еще ей очень хотелось курить. Танцевали по очереди, она была первой. Когда она закончив номер, прошла за сцену, увидела там ожидавших своей очереди девушек.