Одна из них курила. Увидев взгляд Вероники, вынула изо рта сигарету и протянула ей. Спасибо, пробормотала Вероника и жадно затянулась. Поговорить не удалось — ни одна из девушек не говорила по-русски. Две были совсем молоденькими, не больше пятнадцати лет, другие, те, что постарше имели вид усталый и равнодушный. Они даже не пытались узнать что-либо о Веронике. Поправляли друг на друге лифчики и хвосты из перьев. Похоже, у них был один номер на троих — наряды были одинаковыми.
17
Родственники на похороны Елизаветы Николаевны не приехали, хотя Лиза сразу же им позвонила. Завтра-послезавтра? Нет-нет, никак не получится, вряд ли сына на работе отпустят. А одна она не полетит. Боится, здоровье не то. Голос племянницы Елизаветы Николаевны звучал почти испуганно. Очень уж все это неожиданно.
— Чего тут неожиданного, когда старухе было под сто лет? — хмыкнула Таська, вытирая тарелки.
Они мыли на кухне посуду после скромных поминок, на которые, кроме них, пришла лишь пожилая соседка с двумя стариками, мужчиной и женщиной лет под восемьдесят из городского совета ветеранов. — Они просто боялись, что похороны придется организовывать за свой счет. Нашли бы возможность, если бы знали, что организация ветеранов возьмет это на себя. Но теперь, когда ее уже похоронили, вот увидишь, мигом прилетят — за наследством.
— Ладно тебе, — хмурилась Лиза, убирая в шкаф стаканы. — Мало ли какие обстоятельства у людей.
— И как только заявятся, — не обратив внимания на ее реплику, гнула свое Таисия, — сразу же выбросят тебя отсюда. Так что думай теперь, куда тебе податься.
Лиза пожала плечами. Что тут думать? Место в общежитии пока за ней. На зимние каникулы она поедет домой, а после каникул вернется уже туда.
— Говорила тебе…
— Давай не будем на эту тему!
— Ладно, молчу. Не мое это дело, — Таисия подняла кверху руки. — Но была бы ты немного поумнее, жили бы вы сейчас с Лешкой в этой…
— Таська!!
Может быть, она и в самом деле умом не блещет, может быть, действительно следовало сделать так, как советовала Таисия, но что прошло, назад не вернешь. И нечего теперь воду в ступе толочь. А с Лешкой они все уже решили. Со следующего года они снимут квартиру и будут жить вместе. Он достаточно зарабатывает, может себе это позволить. Да и у Лизы отложены деньги, полученные за ремонт соседней квартиры, ни копейки оттуда не истрачено.
Прошло несколько дней. Странно было Лизе возвращаться в старый дом на углу, и знать, что квартира пуста, что она больше никогда не услышит шаркающих шагов в коридоре, никогда не услышит тихого голоса Елизаветы Николаевны. Нельзя сказать, что они подружились за то время, пока Лиза жила в этом доме, но все-таки были больше, чем просто знакомые. Во всяком случае, Лизе хотелось так думать. Еще она жалела, что не записывала рассказов Елизаветы Николаевны. Та многое знала о старинных особняках, стоявших на этой старой улице, знала даже, кто их строил, помнила, кто жил в них чуть ли не сто лет назад. Она сказала об этом Лешке, когда они гуляли по городу.
— Да, — согласился тот, — надо было. Можно бы было их потом издать и что-то заработать Она была как посланец прошлого, можно сказать, несла в другое время массу информации об исчезнувших мирах, а ты это дело прошляпила…
— Я серьезно, а тебе все шуточки, — обиделась Лиза.
— Извини, — Лешка обнял ее за плечи. — Я вот что хочу сказать. Ты не будешь возражать, если я прямо сейчас перееду к тебе, ну, на то время, пока ты еще здесь живешь? Не хочу, чтобы ты оставалась в этом доме одна. Может быть, в нем и в самом деле водятся привидения… Да и дверь эта в соседнюю квартиру… ее же открыть — нечего делать.
Сердце у Лизы забилось чаще. Кто бы отказался от такого защитника? Но как на это посмотрит Лешкина мать? Надо быть совсем слепым, чтобы не заметить, что не очень-то ей Лиза нравится.
— А твои родители?
— Я им уже сказал, что мы теперь будем жить вместе.
Лиза остановилась и посмотрела на Лешку.
— И они не возражают?
— А чего им возражать? — пожал он плечами. — По-моему, они даже рады.
Быть такого не могло. Мог радоваться такому повороту лишь Лешкин брат. Если Лешка уйдет, комната будет в его полном распоряжении. Девушек можно водить. Но чтобы Лешкина мама согласилась…
— Да нет, они, правда, абсолютно не против, — повторил Лешка, читая по лицу Лизы как по книге все ее опасения. — Отец спрашивает, когда будет свадьба.
— И что ты ему ответил?
— Что мы сегодня же обсудим этот вопрос и дадим им знать. По мне хоть завтра. Если ты, конечно, захочешь выйти за меня замуж, — закончил не совсем неуверенно.
Он идиот или только прикидывается? Или может быть, шутит? Лиза внимательно посмотрела Лешке в лицо. Нет, не шутит.
— Я подумаю, — усмехнулась Лиза, отворачиваясь, чтобы он не увидел, как вспыхнули у нее щеки.
— Это значит — нет? — наклонился к ней Лешка.
— Глупый, — засмеялась Лиза. — Это значит: да.
В тот же вечер он перевез к ней свои вещи. В самом деле, а чего ждать, если они так и так собирались в дальнейшем жить вместе? Конечно, Лешка и до этого оставался с нею на ночь в этой самой комнате, но те ночи были словно украденные, и ни в какое сравнение не шли с этой ночью. Только теперь, когда в шкафу рядом с ее вещами висели Лешкины вещи; в ванной рядом с ее полотенцем висело его полотенце; а на полочке над раковиной рядом с ее зубной щеткой, стоял стакан с его щеткой, и лежала коробка с бритвенным прибором, только теперь она поняла, что такое настоящее счастье. Да она скорее умрет, чем отдаст своего Лешку кому-то другому. Такая вот она собственница. Никакая Вероника не сможет теперь отнять у Лизы то, что принадлежит ей и только ей.
Они почти не спали всю эту ночь, оба взбудораженные принятым решением, то целовались, то что-то обсуждали и строили какие-то планы на будущее. Только о сессии, которая вовсю шла, не говорили. И об экзамене по английскому, который был в следующий понедельник. Сдадут они этот английский, никуда он не денется. И в самом деле, сдали. Лиза даже «хорошо» умудрилась получить, хотя никогда особыми знаниями по этому предмету не блистала. Просто текст для чтения и перевода ей попался легкий. И с аудированием повезло, она эту запись на консультации слышала, знала, о чем там речь. А вот Лешка своего отрывка совсем не понял, хотя прослушал его дважды. Ему бы и пяти раз мало было, на слух он английский плохо воспринимал. Он признался потом Лизе, думал уже, все — светит ему пересдача, но до пересказа прослушанного дело, к счастью, не дошло. Он сдавал экзамен последним, Клэвэ Эва уже устала или, может быть, спешила, а потому, выслушав его чтение и перевод, сказала: достаточно. И поставила ему «хорошо»! После чего Лиза с Лешкой отправились в «Интермеццо», праздновать свою маленькую победу.
Плотно пообедав, они сразу же отправились домой, поскольку погода была не самая лучшая для долгих прогулок, ветер швырял в лицо снегом. Поднимаясь на крыльцо, Лиза увидела, что в почтовом ящике что-то белеет. Что-то не похожее на рекламную газету. Она открыла его и достала белый конверт, на котором стояло ее имя.
— Любовное послание? — поинтересовался Лешка, бросив взгляд через ее плечо.
— Ага, — откликнулась Лиза, в недоумении рассматривая обратный адрес.
С чего это ей пишут из какой-то нотариальной конторы, да еще и на этот адрес? Откуда там знают, что она, Лиза, здесь живет? Надорвав кромку конверта, вытащила сложенный вчетверо лист. В письме сообщалось, что в связи с тем, что квартира Елизаветы Николаевны Андреевой переходит к ней по наследству, согласно оставленному у нотариуса завещанию, ей следует явиться по указанному адресу для оформления документов надлежащим образом.
Потрясенная Лиза трижды перечитала текст, прежде чем до нее дошел смысл написанного.
18
Было уже начало седьмого, когда Влад отыскал нужную улицу и дом. На его звонок никто не откликнулся, за дверью было тихо. Матери Вероники дома еще не было. Возможно, она приходит поздно. Ну, что ж, он готов и подождать, спешить ему некуда. Влад снова спустился во двор. Было холодно, но лучше все-таки гулять во дворе, чем торчать в подъезде. Мимо шли люди, возвращались с работы, и он смотрел на женщин, стараясь угадать, которая из них может быть матерью Вероники?
Думал, как ей рассказать о звонке? Как она отреагирует на такую новость? Только бы не закатила истерику, он совершенно терялся, когда женщины начинали плакать. В таких случаях ему нестерпимо хотелось уйти, и, случалось, он так и делал — уходил. Именно из-за этого они с Оксаной и разбежались. Она считала, что он слишком черствый, бесчувственный, бревно с глазами. Хотя он как раз наоборот, был слишком чувствительным, потому и слез не переносил. Но сегодня вечером слез, наверное, не избежать. Новость, которую он нес этой незнакомой женщине, не из приятных.
Звонок был неожиданным. Он был странным, и голос звучал издалека, как с другой планеты, был едва слышен. Да, слышимость была никуда. Но в том, что это был именно ее голос, он ничуть не сомневался. И сразу поверил в то, что это не шутка.
— У меня очень мало времени, — торопливо сказала Вероника. — Поэтому просто слушай. Меня похитили, ночью увезли из клуба, где мы выступали. Держат в каком-то подвале, здесь тоже что-то вроде ночного клуба… Сегодня первый раз на улицу выпустили. Сообщи матери, пусть она обратится в милицию… сам не иди — тебе не поверят…
И все. Гудок. Он и слова в ответ сказать не успел. Он спал, когда раздался этот звонок, поэтому
плохо соображал. Впрочем, похоже, Вероника никакого ответа и не ждала. Она совершенно уверена была в том, что он сделает именно так, как она просила. Знала, что он разыщет ее мать.
Звонок прозвучал около двух часов ночи. Некоторое время он сидел на кровати, переваривая новость. Первая мысль — может быть, все же сообщить в милицию немедленно? Но поразмыслив, понял, что Вероника права. Ему не поверят. Особенно если звонить в милицию по телефону. И слушать его не станут, потому что Вероника из другого города. А если и выслушают, то примут за пьяного, за наркомана, за хулигана, за кого угодно, только не за человека в своем уме. Потому что он не сможет ни на один вопрос внятно ответить. Кто ему Вероника? Да никто. Просто знакомая девушка, к тому