Во всеобщем бедламе я и не заметила, как к руинам помоста без лишней суеты подошел человек в сером дорожном плаще и грязных сапогах. Некоторое время он наблюдал за плачевным состоянием цвета чародейского племени, а затем полез по обломкам досок вглубь и извлек из обломков бывшего помоста Артиморуса Авильского.
Тот пыхтел, сыпал проклятиями и плевался. Когда его взгляд наконец сфокусировался на своем нежданном спасителе, то лоб его побагровел, усы зашевелились, и раздался возмущенный вопль:
— Ах ты, паскудник! Так это ты… Ты…
Ясно было, что слов у почтенного мага было много, однако он не мог решить, какое из них следует сказать первым. Я попробовала было освободиться от лапищи стражника, но на него эта сутолока не произвела значительного впечатления, и хватки он не ослабил.
— Мое почтение, господин Артиморус, — вежливо произнес мужчина в сером плаще, и я наконец его узнала. Ну конечно же! Это был магистр Каспар!
Я радостно охнула, еще не понимая, как его появление может мне помочь, но тем не менее вновь обретя надежду. Он оглянулся и улыбнулся мне самой приятной улыбкой, на которую был способен.
— Здравствуй, крестница, — сказал он мне.
Его тон был любезен и учтив, словно он даже не заметил, что его крестная дочь барахтается в полуметре от земли над скамьей подсудимых, крепко удерживаемая стражником за воротник. Можно было вообразить, что мы повстречались на светском рауте между мазуркой и полонезом.
— Ну и что это все значит? — Артиморус все еще был красен и возмущен.
Магистр Каспар наклонил к нему голову и сказал вполголоса, но я все равно его услышала:
— Это значит, что я могу кое-что сообщить по этому делу. И то, что я скажу, заставит вас пересмотреть свой приговор.
И вот я очутилась в какой-то каморке с маленьким окошком, сквозь которое не было никакой возможности протиснуться. Я ободрала себе плечи, уши и ладонь, однако была вынуждена признать, что выбраться отсюда невозможно. Слова магистра Каспара, которые мне удалось подслушать, меня не воодушевили. Вполне возможно, что его сообщение действительно сподвигло бы Артиморуса изменить мой приговор, и он присудил бы мне, например, смертную казнь через повешение или четвертование.
Потом я изучила дверь и поняла, что мне остается разве что попробовать прошибить ее лбом, так как более подходящего применения моей пустой голове не было.
Усевшись на пол, я заскучала, отчетливо осознавая, что пребываю сейчас не на самом лучшем отрезке жизненного пути и остается только просить всемилостивых богов, чтобы этот отрезок не стал еще и финальным. Однако от печальных размышлений меня отвлек какой-то шум.
Я навострила уши и вскоре разобрала голоса, доносившиеся откуда-то сверху. Осмотрев стены, я почти сразу же обнаружила небольшое вентиляционное отверстие почти под самым потолком. Размеры его были малы, что не позволяло использовать его для побега, однако не подслушать разговор, отзвуки которого оттуда доносились, было бы грешно и глупо.
Я ухватила небольшую скамейку, которая стояла в углу, и прислонила ее к стене под углом, а потом взобралась по ней наверх, рискуя переломать себе ноги. До вытяжки было еще далековато, но слышимость стала лучше, и я уже могла разобрать отдельные слова.
Естественно, это были Артиморус с Каспаром. Я даже не удивилась.
Магистр говорил негромко, поэтому большая часть его слов оставалась для меня непонятной. Глава Лиги же иногда переходил на крик, что способствовало мне в моем нехитром деле подслушивания.
Итак, вот тихое равномерное бухтение магистра Каспара:
— …Я сразу понял… лучшего выхода не было… безопасно… Стелла не знала…
Утробное рычание Артиморуса:
— Да как ты додумался до такого?! Без извещения… почему я не знал… авантюра… А если бы кто-то…
— Лишний шум… она сама не… сами подумайте, что лучше…
— А ты уверен?.. Совпадение… мало ли что бывает…
— Видел своими глазами… спутать сложно… Арданция…
— Может, подмена?.. Отвод глаз?..
— Чушь!.. Да вы сами… портрет в зале… ежу понятно…
Я слезла на пол и в крайней досаде сплюнула. Даже того, что я услышала, мне хватило, чтобы понять главное: приплыли. Значит, со мной не все так просто: какие-то фамильные тайны, секретные интересы, заговоры, прочая пакость, которая не даст мне прожить свою жизнь достойно, как бы я ни пыталась откреститься от этой заразы. Нет, ну что за невезение! И ладно бы я стремилась внедриться в гущу событий, так нет же! И никто меня теперь не спросит, мало того — даже не предупредит, что пришло мое время сыграть малоприятную роль в чьей-то игре. Ясно, что в покое меня не оставят, и даже словечко это «авантюра»… Как же моя бабушка его не любила… Нет! Даже слушать не буду больше! Знать не хочу!
И я уселась на пол, зажав уши руками. Но теперь, как назло, магистр Каспар стал говорить громче, видимо в запале, и до меня все равно доносились обрывки фраз: «Особенно теперь, когда мятежи в Рире…», «…скорее всего, он не знает…», «В случае войны…», «…услать подальше, и только в крайнем случае…», «Нельзя, чтобы кто-то заподозрил…», «Девица сама не промах…».
— Да подите вы к бесу! — прошипела я и заткнула уши пальцами.
Не хотелось даже думать о том, что в случае войны меня выковыряют, как устрицу из раковины, оттуда, куда до этого услали подальше, и кто-то, не знающий обо мне до поры до времени, будет крайне заинтригован этим событием, а все остальные, включая меня, будут дружно ничего не подозревать. Вот же гнусность какая!
Так, с заткнутыми ушами и закушенной от гнева губой, меня и обнаружил стражник, которого послали за подсудимой. Он с печалью посмотрел на меня, явно решив, что от пережитого я окончательно рехнулась, и отконвоировал меня в Малый Парадный зал.
Там ничего особо не изменилось, разве что задние ряды более отчетливо храпели, а обломки помоста немного растащили по углам.
Артиморус, чья борода от пережитого приобрела крайне пышные очертания и игривую своенравность направления, зычно известил:
— Внимание всем присутствующим! Попрошу тишины!
Особо храпящих растолкали, меня снова за шиворот подняли над лавкой. Я заскребла ногами пол, захрипела, но стражник был на редкость невозмутимым человеком.
— В связи с новыми, только что открывшимися обстоятельствами этого дела приговор изменен! Каррен Глимминс приговаривается к службе у поместного мага в качестве исправительных работ — до истечения срока ее семилетнего контракта. Это все! Заседание окончено.
Рука стражника разжалась, и я плюхнулась на лавку, лязгнув зубами. Теперь я куда лучше чувствовала магию и сразу же поняла, отчего на мгновение зачесалось запястье — клеймо Академии вернулось на свое место, и вряд ли мне удалось бы его свести еще раз, после того, как его наложил сам Артиморус.
Присутствующие зашумели, причем в гомоне ясно слышалось как недоумение, так и облегчение от того, что эта тягомотина наконец пришла хоть к какому-то завершению.
Я оглянулась и увидела, как гримаса недоумения на лице Стеллы ван Хагевен, сидевшей в первых рядах, сменяется разочарованием, а затем и откровенной злобой. С удовольствием отметила, как сжались ее маленькие ручки в кулачки, да так, что тонкие перчатки едва не лопнули по швам.
Тут я снова повернулась к Артиморусу, которому на ухо что-то нашептывал магистр Каспар, и заметила, что старый маг внимательно рассматривает нечто над моей головой, то и дело переводя задумчивый взгляд на меня. Я снова вывернула шею, но ничего интересного не обнаружила — просто стена, портрет на ней и бумажная гирлянда, оставшаяся с зимнего праздника. Я еще поразглядывала на всякий случай портрет, но и там не было ничего интересного: какой-то тощий, растрепанный маг с подслеповато прищуренными глазами, выглядевший ненамного старше меня.
«Сальватор Далерский» — прочитала я его имя и хмыкнула, мне оно ни о чем не говорило.
Ну его к чертям болотным! Еще мне не хватало выяснять, какое он ко мне имеет отношение. Главное, жива и даже практически свободна. Служба где-то в глуши — тоже мне еще наказание!..
Однако заранее радоваться мне не стоило. Еще не факт, что меня теперь ждало более беззаботное будущее, нежели застенки Армарики. Новые обстоятельства моего дела, столь впечатлившие Артиморуса, мне совершенно не понравились, в чем бы ни заключалась их суть.
Мой крестный-самозванец лучился счастьем, разглядывая меня. Ранее я не замечала, что мой вид может вызывать такую радость у людей. Но его улыбка просто истекала медом и патокой, а голос был насыщен сахаром, как сироп.
— Прямо не верится, что уж пять лет прошло! — задушевно начал он. — Вот только вчера, помнится, я привел в эти стены маленькую девочку, замерзшую и напуганную, а сейчас передо мной…
Я искоса посмотрела на него, в душе любопытствуя, как же этот плут вывернется. Перед ним сейчас сидела лохматая, как бродячая собака, девица с мозолистыми руками и сутулой спиной, вряд ли изменившаяся к лучшему за шесть лет. Но вряд ли что-то подобное должен был сказать любящий крестный после долгой разлуки.
— …юная девушка, умная и решительная не по годам! — недрогнувшим голосом закончил магистр.
— Вы мне льстите, — хмуро сказала я, еще не избрав линии поведения.
— Нет, я искренен, как никогда! — И магистр переплюнул сам себя, ухватив мою руку и запечатлев на ней поцелуй.
Я с любопытством пронаблюдала за этим действом, потом с достоинством обтерла руку об подол и нагло ухмыльнулась в ответ:
— Действительно, годы пролетели незаметно. — В куртуазности манер я уступала магистру, но зато вкладывала в голос прорву чувств. — Что привело вас сюда, да еще в столь переломный момент моей судьбы?
— Сердце подсказало, — легко отбил он мою атаку.
Я вдруг поняла, что он совсем не изменился с нашей последней встречи, которую я отлично помнила. Ну конечно же — он маг! Все то же узкое лицо с удивительно правильным носом — ровным, соразмерным, как у мраморных изваяний, и глубоко посаженные светло-голубые глаза. Его манера кривить чуть набок бледногубый рот была точь-в-точь такой же, как и пять с половиной лет назад, а правая бровь изгибалась все так же скептически. И я вновь остро почувствовала недоверие, смешанное с симпатией, точно такое же, как и при первой нашей встрече.