Домашняя скотина была вынуждена заботиться о своем прокорме самостоятельно; оголодавшие косоворотищенские свиньи, сбившиеся в хорошо организованные стада, обращали в бегство даже вооруженных до зубов путников.
Единственной отрадой местного населения оставалась рыбалка. Тем более что во время наводнений этим делом можно было заниматься, не выходя из дому. С малых лет каждый косоворотищенец знал, что в жизни есть только одно светлое пятно — когда поплавок начинает дергаться. Ну и соответственно то, что большая часть населения Косых Воротищ ночевала и дневала на реке, никого не удивляло. Даже жены не пилили своих мужей, появлявшихся раз в месяц на пороге дома со связкой карасей в руках и следами беспробудного пьянства на лице.
Жизнь шла своим чередом, и косоворотищенцам нечего было бы делать на подворье магистра Виктредиса, но привычный уклад существования злополучной деревни был нарушен.
Да, мужики уходили на рыбалку, как и всегда. Но больше они домой не возвращались!
Первая пропажа особо никого не встревожила — исчез беспробудный пьяница Густакль, по которому никто слезы не лил. Вторым пропал куда более почтенный Турмиус Лок, но нрав его жены был так хорошо известен всей округе, что соседи разве что удивились, чего он так долго ждал.
Ну и пошло-поехало… Каждый месяц двое-трое косоворотищенцев бесследно исчезали, покидая безутешных жен, детей и прочих родственников. Однако местное население паниковать не привыкло, равно как и что-то предпринимать. Подозреваю, что если бы нескольким крестьянам не понадобилось бы на ярмарку, которая начиналась аккурат сегодня, и путь их не проходил около ворот магистра, то о странном явлении никто бы и не узнал.
«Пропадают — что тут скажешь… Авось образуется все как-нибудь. Закончатся мужики в Косых Воротищах — и пропадать будет некому». Я услышала достаточно, чтобы понять логику размышлений местного населения.
От неприятной догадки, посетившей меня еще в самом начале этого меланхоличного рассказа, у меня то и дело пробегала дрожь по позвоночнику. Неужели все так просто?..
— Скажите мне, почтенные, — спросила я нарочито безразличным голосом, — а нет ли у вас рядом с рекой кладбища какого-нибудь?
— А то как же! — с готовностью отозвался Блох. — Старое, вроде как осталось от эльфов или еще каких-то паскудников. Там и склепов и надгробий — не перечесть. У нас вон каждая хата на каменном фудаменте — и ниче, еще осталось… Прям аж обидно. Может, нам в город их на продажу возить? Камень-то хороший, да и работа как-никак эльфийская… В палисаднике для красоты можно ставить, а тако ж в домах — для декору.
Я мимоходом подумала, что, если бы не природная лень, из косоворотищенцев могли бы получиться заправские купцы — деловая жилка в их натуре явно присутствовала.
— И недалеко от реки, да? — вслух спросила я.
— Да почитай на берегу. Там берег высокий, обрывом. Сидишь, бывало, с удочкой на другом берегу, разглядываешь статуи, что там из крапивы торчат, и примечаешь, какая на пуд потянет, какая в хозяйстве может пригодиться…
Да, все сходилось.
Вот почему ни одного утопленника не смогли опознать. Они были не из Эсворда — глупо было не подумать об этом сразу. Покойники прибывали к нам из Косых Воротищ, и если бы не мельник со своей запрудой, то путь их заканчивался бы где-то в море Саильреса, что было бы просто замечательно.
Выходит, здесь упыря ловить бессмысленно. Мой путь лежал в Косые Воротищи, на старое кладбище.
— Расскажите-ка мне, — мрачно, но решительно произнесла я, — как добраться до ваших Воротищ побыстрее. Желательно дотемна.
Эх, до чего же хорошо в лесу летом! Шагаешь по дороге, исчерченной солнечными полосами, над головой шумят верхушки старых сосен, а где-то далеко слышится дробь дятла… Прямо на обочине сизо-черным боком светилась черника, а кое-где краснела земляника. Все было вымыто дочиста недавними дождями и теперь наливалось соком, пышно распускалось и цвело.
Вспомнилось что-то солнечно-теплое из детства: я, босоногая, иду с корзиной, полной ягод, и то и дело зачерпываю их оттуда целыми пригоршнями. Точно так же пригревало солнце, пели птицы, и от переполняющего душу нехитрого счастья хотелось бежать и прыгать, петь и кричать… Все было так просто и замечательно устроено!..
Тут, невольно улыбнувшись, я сняла свои башмаки, связала их шнурками и перекинула через плечо. Почему-то захотелось, чтобы все было как тогда, да и лужи обходить не надо… Нет, все-таки жизнь — хорошая штука!
Вскоре мне попался особенно роскошный черничник, который я просто не могла пропустить. Там я перемазалась сине-фиолетовым соком с ног до головы, объелась черникой и очень больно наступила на сосновую шишку. Настроение у меня становилось все лучше и лучше.
До Косых Воротищ я добралась уже под вечер. Когда в просветах между деревьями я увидела печные трубы, то первым делом решила обуться. Потом пригляделась к своим черным пяткам и передумала. Эка невидаль — босой ассистент мага… Зато в настоящем балахоне. Это вам не столица — перебьются.
И я уверенно ступила на косоворотищенские земли грязными ногами, подоткнув тогу, чтобы не измазать подол. За спиной у меня болталась заплечная сума, в которой лежали три осиновых кола, реторта со святой водой и кухонный нож. После сегодняшнего ночного бдения я решила, что больше мне и не надо — все равно не поможет.
В первом же дворе мне повезло — какая-то баба развешивала выстиранные рубахи и подштанники. Я подошла к невысокому покосившемуся забору и громко произнесла:
— Боги в помощь!
Баба немедленно уронила рушник на землю и запричитала. Я давно заметила, что никакая другая фраза не приносит столько вреда, особенно если подойти со спины и гаркнуть как следует, но удержаться не смогла.
— Добрый день, почтенная! — самым благожелательным тоном прервала я ее восклицания. — Не подскажете ли, где у вас здесь староста?
— Где-где… — буркнула та. — На рыбалке!
— Я бы могла и догадаться, — под нос себе пробормотала я и громче прибавила: — Я вообще-то по делу. Поговаривают, мужики у вас на той рыбалке пропадают регулярно?
— А чего ж дуракам не пропадать? — с досадой рявкнула баба. — Мало того что гвоздь забить не допросишься, так еще и пропадания эти, будь они неладны! Еще и кто-то ляпнуть умудрился, что, дескать, это наших мужиков русалки свели, для укрепления своей породы… Так наши слюни до полу распустили и все на реку подались!
Я вновь подивилась особенностям мировоззрения косоворотищенских мужиков и примирительно сказала бабе:
— Меня вот из Эсворда прислали, чтоб эти исчезновения пресечь на корню. Не ознакомите ли, милейшая, меня с ситуацией? Куда они ходят на рыбалку, где ваше знаменитое кладбище расположено?
Лицо у женщины просветлело.
— Ой, славно-то как… Значит, прекратите энто безобразие?
— Постараюсь, — дипломатично ответила я.
В глазах у моей собеседницы мелькнул какой-то огонек, и она подошла поближе:
— Слышьте, а не могли б вы опосля пострашней что-нибудь придумать и мужикам нашим рассказать? Ну, чтоб этих олухов так заклинило, что и мыслей про эту речку проклятущую в голове у них не осталось? Упыря там приплетите, живоглота — только чтоб никаких русалок да мавок гулящих…
Я, не заметив изъяна в ее рассуждениях, ответила:
— Что-нибудь придумаем.
После этого меня накормили до отвала, рассказали, куда идти, и даже перекрестили на дорогу. У колодца на окраине я помыла ноги, решив, что босой по кладбищу шататься несподручно, обулась и зашагала по утоптанной тропинке, которая вела к небольшому леску за околицей.
ГЛАВА 14,
в которой рассказывается про эльфийские кладбища, а также описывается беспримерно храброе (или глупое) деяние Каррен, у которой появляется нежданный и совершенно ненужный помощник.
Столько изваяний, статуй и печальных обелисков белели в вечерних сумерках, будучи несправедливо забытыми и никому не нужными!.. Странное впечатление производило это древнее кладбище невесть куда ушедшего племени. Про эльфов много говорили — и то, что они ушли на закат, и то, что уплыли за море, и то, что они когда-нибудь вернутся. Но сколь мало правды ни было бы в этих россказнях, спору не было — только из-под их рук выходили такие хрупкие, болезненно-прекрасные изваяния. Ни один человек не мог из камня сделать воздух и свет, а они это умели.
Времени у них все-таки для этого было значительно больше — по триста лет жили, паршивцы…
Я некоторое время стояла на краю этого необычного места, не решаясь переступить границу между миром живых людей и мертвых эльфов. Потом заставила себя вспомнить, что воротищенцы давно уж осквернили покой этого последнего пристанища исчезнувшей расы, и полезла через заросли чертополоха.
«Значит, самая роскошная усыпальница», — мрачно подумала я, очутившись по пояс среди крапивы, которая логически продолжала чертополох.
С роскошной усыпальницей были проблемы, потому что все многочисленные сооружения на этом обширнейшем кладбище подходили под это определение. В отличие от человеческих кладбищ, где фамильных склепов удостаивались разве что единицы, эльфы без зазрения совести выстраивали для каждого покойника сооружение, почти не уступавшее размерами крестьянской хате, изукрашивая его без всякого чувства меры. Совпадал ли мой вкус с вампирским или же нет, я не знала, поэтому напрашивался очевидный вывод: меня ждет увлекательное исследование десятков склепов, в каждом из которых меня может радушно поджидать кровопивец.
Зажав кол в руке, я полезла в первую усыпальницу, вход которой был выполнен в виде арки, перевитой листьями. Одна решетчатая створка ворот наличествовала, другая, по-видимому, приглянулась какому-то воротищенцу на роль калитки. По сторонам от чернеющего входа стояли две статуи каких-то крайне вывернутых и покореженных существ.
Естественно, внутри царила полная тьма, в которой не то что вампира — свой нос не разглядишь. Мне немедленно поплохело.