— Мууу!..
— Вот и ладушки… А ща, значится, поворачивай направо, и врубай Манок… Ну че, бро, поохотимся на молодняк?
— Мууу!..
— Ага, и тебе, Зараза, славной охоты!
Глава 6
Глава 6
Следующая деревня встретила нас привычным разгромом разоренных тварями изнанки крестьянских избушек, и логовом стража под уличным сортиром, в ближайшей к оскверненному алтарю выгребной яме.
Уже имея за плечами солидный опыт нейтрализации тараканоподобного ыыбжа, мы с Заразой на этот раз основательно подготовились к схватке со стражем. Своим многофункциональным языком пит скоренько надергал из окрестных заборов все самые толстые и крепкие колья, я их заточил топором, и вдвоем мы их врыли в землю на пути вероятного рывка ыыбжа.
Дальше последовала стандартная провокация стража ударом топора по защитной пелене вокруг алтаря. И, предсказуемый, как электричка в метро, очередной гигантский таракан по кратчайшей прямой рванул наказывать возмутителей спокойствия.
Ыыбж с разгона, в фирменном стиле тараканоподобных великанов, картинно протаранил жвалами забор. А вот дальше бедолагу ждал весьма неприятный сюрприз в виде двух десятков торчащих поперек его бега кольев. Грамотное распределение которых, с учетом предыдущего опыта зарытых под различными углами, позволило в этот раз надежно загарпунить шестилапого «рысака» аж четырьмя заточками, с разных сторон одновременно заехавших стражу под эластичную чешую относительно мягкого подбрюшья.
Оказавшийся в моменте буквально распятым на кольях ыыбж, разумеется, не успел увернуться от таранного бокового удара Заразы. И, кроме уже ломающихся под его массой деревяшек, страж локации намертво был пришпилен к месту рогами грома-быка.
Ну а далее, разумеется, уже в моем исполнении, последовали два неотразимых удара топором, с подскоком, из шестой, самой убойной на текущей момент, стойки техники Изумрудного берса, превратившие в месиво из кусков отбитого с кроев хитина, кровавой слизи и мозгов оба выпуклых чернильных глаза монстра. И все закономерно закончилось летальным исходом для забившегося в агонии стража.
На этот раз долго пировать над трупом стража Заразе я не позволил — ибо ничтожный выхлоп с очередного ыыбжа стопудово не стоил времени, необходимого питу, для разбивания копытами рогового панциря стража. В ставшее доступным на освобожденном алтаре хранилище я заскочил буквально на считанные минуты, освежиться в Омуте силы и, вызвав перед глазами Статус, удостовериться в пополнении Запасы живы очередным стотысячным траншем от системы за отвоеванный у тварей алтарь.
Вернувшись из хранилища обратно на пустынную деревенскую улицу, я тут же оседлал питомца и приказал Заразе выдвигаться к последней нашей деревне, дабы за первый день квеста полностью очистить от тварей родовые земли вотчины Савельевых.
Растянувшийся на очередные пару часов переход, сопровождавшийся, разумеется, беспрерывным геноцидом расплодившегося на наших землях молодняка злобных порождений Изнанки, завершился уже под вечер. Частокол вокруг четвертой деревни мы с Заразой узрели уже в сгущающихся сумерках. Но даже скудного закатного света оказалось более чем достаточно, чтобы заметить разительное отличие данного населенного пункта от трех предыдущих.
Развевающиеся на ветру махры, мотающиеся вокруг бревен на местах проломов в частоколе, бросились мне в глаза еще сотни за две метров от деревни. Когда же мы приблизились вплотную к ближайшей дыре в частоколе, я разглядел, что «махры» в действительности — это ошметки паутины. Все же внутреннее пространство деревни в периметре частокола, вид на которое открылся через выломанную тварями изнанки дыру в бревенчатом ограждении, было плотно затянуто белесой паутиной. И слоев этой непроглядной «ваты» там внутри было просто несметное количество.
— Здравствуй, жопа, новый год, — обреченно выдохнул я, в откровенно пугающую паутинную мглу за заборчиком.
— Мууу?.. — оживился внизу любознательный пит.
— Это долго объяснять… Там, короче, игра слов. По-латински год звучит, как по-английски задний проход. Отсюда и прикол этот зародился…
— Мууу?..
— Да языки это — латинский и английский.
— Мууу?..
— И у меня тоже один язык. А это другие языки, ими не едят, на них говорят.
— Мууу?..
— Да задрал ты меня, Зараза! Как я тебе эту хрень покажу⁈
— Мууу!..
— Хрена се! А еще раз так можешь?
— Мууу!.. — пит снова мазанул своим длиннющим язычищем по паутине в дыре и, играючи цапнув очередной клок белесой «ваты», тоже затащил его в рот.
— Че? В натуре? Ты жрать что-ль это можешь?
— Мууу!..
— И тебе типа нравится?
— Мууу!..
— Ну тогда, брателло, как говорится: ни в чем себе не отказывай!
— Мууу!.. — чрезвычайно довольный моим поощрением Зараза цапнул через прореху в частоколе очередную порцию паутины, сунул ее в рот, и тут же выстрелил в белесое марево паутины за забором своим слюнявым «ковшом» за добавкой…
— Да ты не стесняйся, дружище, заходя внутрь и вращай коромыслом своим, как пропеллером, во все стороны, — стал напутствовать я своего вечно голодного проглота с верхотуры. — А то ведь паутина эта — она ж только с виду объемная. Кажется, что до фигищи за раз черпаешь, а, по факту-то, на языке лишь тонкая пленка вкусняшки оседает. Потому, надо разом со всех сторон ее подсекать… Вот-вот, именно так. Видишь, совсем другое дело! Скажи?
— Мууу!..
— Конечно, му-у, брателло. Еще как му! Ты слушай хозяина-то. Хозяин у тебя пипец какой ушлый, фигни не посоветует.
— Мууу!..
— Да ты не отвлекайся, Зараза. Кушай дорогой, кушай!..
Понукаемый моими мотивирующими речами, переступивший границу деревни пит стал энергично вращать во все стороны двухметровым языком, легко вырывая из плотной паутинной стены солидные клочья и пихая их в рот. Тут же, не жуя, мой ненасытный удалец глотал добычу и выстреливал очищенным языком из пасти за новой порцией…
Благодаря стараниям рогатого обжоры, уже через минуту возле запустившего нас внутрь пролома в частоколе образовалась полностью освобожденная от паутины площадка примерно в сотню квадратных метров. Еще через пару минут грома-бык, слизывающий паутину, как рассветный луч клубы утреннего тумана, добрался до первой крестьянской избы, оказавшейся затянутой белесым сумраком непроглядных тенет в разы плотнее даже, чем пустынные уличные заросли. И здесь нас впервые атаковали паукообразнае твари изнанки, устроившие из мирной крестьянской деревушки этот гребаный непролазный паутинник.
К счастью, мой замечательный топор, как тут же выяснилось, легко прожигая своим изумрудным пламенем стену паутины, запросто разил набегающих тварей на расстоянии. А развитое в вечном полумраке Изнанки сумеречное зрение, вкупе с неслабо уже прокаченной Интуицией, помогали мне, реагируя на предчувствие опасности, различать тени набегающих шестилапых врагов даже в укутанных сумраком паутинных зарослях, и вовремя швырять наперехват тварям свое ни разу не простое системное оружие.
Как позже выяснилось, в крестьянских избах захватившие деревню паукообразные воинство с Изнанки устроило что-то типа своих семейных логовищ. И в одиночку расстрелять весь метнувшийся на нас из крайнего дома паучий выводок, с текущей скоростью метания топора, я оказался не в силах. Потому добрая половина здоровенных пауков, каждый размером примерно с кошку, добежала-таки до нас с питом. Вернее, добрались они все, разумеется, до стоящего на земле Заразы. Дотянуться же до меня на высокой спине питомца ни у кого из паукообразных уже не вышло. По той простой причине, что толстая роговая чешуя на ногах грома-быка стадии короля оказалась не по зубам их ядовитым жвалам, а вот могучие заразины копыта крушили хитиновые панцири шестилапых, как гнилые орехи. В итоге, Зараза играючи растоптал всех добежавших до него пауков, не переставая, при этом, ни на миг срывать языком пласты паутины и отправлять их в свою ненасытную пасть… Образовавшуюся же у него под ногами в конечном итоге черную кровавую жижу из паучьих потрохов и осколков хитина всеядный пит тоже пару раз, походя, слизнул языком. Но то ли вкус паучьей плоти Заразе пришелся не по нутру, то ли окружающая паутина была куда как вкуснее, однако дальше пары проб дело у него не пошло. И бросив раздавленную паучатину практически нетронутой, питомец зашагал по деревенской улице к следующей крестьянской избушке, вновь сосредоточившись на прорубании языком тоннеля сквозь застилающие путь паутинные заросли.
Нападение пауков повторилось и при нашем приближении ко второй деревенской избе. Затем тоже самое случилось и около третьей. И такая чехарда продолжалась до центральной деревенской площади. Разумеется, у нападающих на нас паучьих стай, точно так же, как в первый раз, не было ни малейшего шанса на победу. Все происходило по неизменной схеме: сперва я упражнялся в скорострельности метания топора по быстро набегающим мишеням, а потом грома-бык отбивал лениво чечетку на спинах добежавших-таки на свою беду до него пауков.
Вместо невидимой пелены, как было в предыдущие три раза, на сей раз оскверненный Изнанкой алтарь оказался опутан со всех сторон вполне видимой паучьей сетью, нити — или правильней будет сказать веревки — которой были в мой средний палец толщиной. Еще с добрый десяток таких толстых нитей-веревок тянулось к чердаку ближайшей деревенской избы, нижние этажи которой, как и всё вокруг, были погребены в непроглядной «вате» зарослей белесой паутины, но окаймляющая чердак треугольная крыша была идеально чистой — без малейшего клочка паутины на покрывающей ее скаты старой соломе. Точно так же нагромождения «ваты» белесой паутины не было и в радиусе примерно двух метров вокруг алтаря.
Толстых «веревок» явно не простой паутины вокруг алтаря Зараза, и без моего предупреждения, не рискнул касаться своим языком. Получив же от меня еще строгий наказ, до особых распоряжений, держаться от этих сигнальных нитей-веревок подальше, пит продолжил спокойно, без суеты, зачищать от паутины окружающее алтарь пространство, открывая постепенно площадку вокруг него на все больший радиус.