— Но нам надо замедлить течение вод из долины по руслу реки. Как видите, вблизи замка оно самое узкое. Если взорвать скалу, на которой стоит замок, то развалины перекроют речку. Конечно, это не остановит напора воды, но значительно замедлит ее спад. А нам необходимо, чтобы высокий уровень воды продержался в долине несколько часов.
Генерал замолчал.
Генрих взглянул на Штенгеля. Тот кончиком языка облизывал пересохшие губы, тупым взглядом следил за карандашом в руках генерала, которым тот водил по карте.
— Сколько взрывчатки заложено под плотину? — спросил генерал, обращаясь к Лемке.
— Шестнадцать тонн аммонала уже в туннеле!
«Меня даже не предупредили», — подумал Генрих.
— Все подготовлено к взрыву?
— Помощник коменданта по вашему распоряжению лично наблюдает за всем.
Звонок от Кубиса прервал разговор. Побаиваясь вылазки бунтовщиков, значительно усиливших огонь, Кубис требовал помощи.
— Снять с плотины взвод чернорубашечников и послать этому паникеру! — приказал генерал.
Генрих передал распоряжение.
— Плотину взрываем в двадцать часов тридцать минут. За десять минут до этого скала и замок должны преградить путь воде. Слышите, Лемке, вы за это отвечаете! Охрану плотины до взрыва ты возьмешь на себя, Генрих! А вы, Штенгель, примете от Кубиса командование подразделениями, окружившими завод. Ваше задание не допустить, чтобы с завода спасся хоть один человек. Тех, кто выплывет на поверхность, надо расстреливать. Возьмите с собой достаточное количество ракет. Вечером надо обеспечить максимальную видимость. Все понятно? Вопросы будут?
Присутствующие молчали, ошеломленные планом Бертгольда.
— Сколько человек работало на заводе? — спросил генерал Штенгеля.
— Две тысячи триста восемьдесят пленных и сто сорок два немецких служащих — инженеры и надсмотрщики.
— Где сейчас служащие?
— Почти все остались на заводе. Их заперли в складе готовой продукции в самом начале бунта. Как с ними быть?
— В темноте вы не разберетесь, где свой, где чужой, — расстреливайте всех!
Бертгольд снова налил рюмку.
— Если все понятно — идите готовьтесь.
— Герр генерал, разрешите обратиться? — Штенгель хрипел, как простуженный.
— Есть какие-нибудь замечания?
— Замок принадлежит графине Рамони, моей невесте, и…
— Знаю, но я не могу из-за этого срывать такую важную операцию.
— В замке собраны драгоценные коллекции. Это приданое… Я прошу…
— Лес рубят — щепки летят, майор! Сейчас надо думать не о невесте! Берите пример с меня! В замке мой друг, старый граф Рамони. А я даже не предупреждаю его. Идите!
Деревянной походкой Штенгель направился к двери. Его мечта о богатстве, с которой он не расставался всю войну, ради которой был готов на все, развеялась, как дым, и именно тогда, когда он был ближе всего к ее осуществлению.
— А теперь, Генрих, давай отдохнем, ведь сегодня ночью спать не придется, — предложил Бертгольд, сладко потягиваясь.
— Когда мы с вами выедем? — спросил Генрих.
— Немедленно после взрыва! Немедленно! Пусть Лемке и Штенгель заканчивают остальное! Наше дело будет сделано, и мы с тобой через какой-нибудь час домчимся до швейцарской границы. Мой «хорх» умеет развивать скорость… А там отдых, спокойная жизнь! Хорошо все-таки, что мы с тобой остались живы. Давай выпьем за наше будущее!
Генрих налил рюмку и заметил, что руки у него дрожат. Не ускользнуло это и от Бертгольда.
— У тебя дрожат руки?
— Если б война продлилась еще год — два, я был бы спокоен, как и до сих пор, но сейчас, когда осталось ждать несколько часов…
Бертгольд рассмеялся.
— Должен признаться, что точно то же происходит и со мной. Только я умею лучше собой владеть…
Вдруг распахнулась дверь и в комнату вбежала Мария-Луиза.
— Синьор генерал! Прошу вас! Умоляю! Не делайте этого! Это все, что у меня есть!
Мария-Луиза в исступлении упала на колени перед Бертгольдом.
На пороге появился, словно в воду опущенный, Штенгель.
— Что это значит? В чем дело? — нетерпеливо и раздраженно воскликнул Бертгольд.
Генрих подхватил Марию-Луизу под руки и насильно усадил в кресло. Графиня продолжала умолять:
— Заклинаю вас, генерал! Не разрушайте замок!
— Это вы сказали? — тихо спросил Бертгольд Штенгеля.
Тот не ответил.
Мария-Луиза разрыдалась. Генрих бросился к графину с водой. И в тот же миг за его спиной прозвучали два выстрела.
Мария-Луиза полулежала в кресле, широко раскинув руки. Штенгель упал как подкошенный.
В комнату вбежали два эсэсовца.
— Заберите их! — брезгливо поморщившись, приказал генерал — Пойдем в другую комнату, — спокойно предложил он Генриху.
Генерал вышел первым, он даже не забыл прихватить в спальню бутылку недопитого коньяка.
— Вы здесь, в Италии, все как-то очень уж мягкотелы! Неужели и ты стал таким, Генрих?
— Нет! У меня твердости хватит на двоих!
Лишь теперь Генрих выпил рюмку, налитую ему Бертгольдом. На этот раз рука его не дрожала.
— План придется изменить. Позвони Лемке и сообщи, что обязанности Штенгеля после взрыва плотины я возлагаю на него. Замок беру на себя. После того как операция будет проведена, немедленно еду на плотину и встречаюсь с тобой.
В семь часов вечера Генрих собрался на плотину. Согласно приказанию Бертгольда он должен был принять на себя обязанности командира по ее охране.
— Ты едешь один? — равнодушным тоном спросил Бертгольд.
— Да, денщик приготовляет все в дорогу.
— Возьми одного автоматчика из моей охраны!
— Зачем? Дорога совершенно безопасна.
Бертгольд вышел из комнаты, ничего не сказав. Но через минуту вернулся в сопровождении великана эсэсовца.
— Он будет тебя сопровождать, — тоном приказа произнес генерал.
Эсэсовец мрачно взглянул на Гольдринга, и Генриху вдруг показалось, что на него смотрит дог из кабинета Лемке в Бонвиле.
Не прошло и минуты, как Генрих уже ехал к плотине. Эсэсовец сидел рядом.
Тревожные мысли одолевали Генриха.
Сумел ли Курт предупредить Лидию? Успела ли она передать партизанам? Смогут ли гарибальдийцы своевременно принять меры? Неужели он сам ничем не сможет помочь несчастным людям, которые сегодня должны погибнуть, так и не дождавшись свободы?
Генрих уменьшил скорость. Ему хотелось собраться с мыслями, прежде чем он доедет до плотины.
Приблизительно в двух километрах от городка он заметил одинокую фигуру немецкого солдата с автоматом в руках. Солдат шел от плотины в Кастель ла Фонте.
Генрих поехал еще медленнее.
— Ехать быстрее! — тоном приказа бросил эсэсовец.
Генрих рывком затормозил и остановил машину.
— Ты как, сволочь, разговариваешь с офицером? Ты знаешь, что я зять генерала Бертгольда?
Размахнувшись, Генрих наотмашь ребром правой руки ударил эсэсовца по лицу. Тот прикрыл рукой верхнюю губу, на которую пришелся удар, и с бешенством взглянул на офицера.
— Ни слова! А то пристрелю, как собаку!
— Герр гауптман! Мне надо вам кое-что сказать! — взглянув на солдата, подошедшего к машине, Генрих чуть не вскрикнул.
Шрам через все лицо! Ментарочи!
Генрих вышел из машины. Эсэсовец открыл дверцу с другой стороны и тоже хотел выйти, но Ментарочи шагнул ему навстречу.
Эсэсовец застонал и упал на сиденье.
— Простите, но он лишний!
— Вы получили предупреждение моего денщика?
— Я искал случая поговорить с вами. И когда увидал машину, очень обрадовался. Ведь я ее хорошо знаю! — Ментарочи хитровато улыбнулся.
Разговор между ними продолжался всего несколько минут. Потом Ментарочи подошел к машине и с неожиданной для его небольшого роста силой вытащил эсэсовца за ноги.
— Не волнуйтесь! Поезжайте спокойно. Через минуту его не будет на дороге.
В девятнадцать часов тридцать минут машина остановилась у плотины. До взрыва оставался час. Выслушав рапорт командира, Генрих, как бы между прочим, спросил:
— Мой помощник здесь?
— Час назад ушел!
— Понятно! Выстройте на площадке перед плотиной оба взвода!
Командир чернорубашечников с удивлением взглянул на Генриха.
— Вы что, оглохли? Выстроить оба взвода!
Командир козырнул и побежал выполнять приказание.
Генрих опустился на скамью возле бункера и оглядел все вокруг. Нигде никого не видно. Где же люди Ментарочи?
Гольдринг посмотрел на часы. Как медленно движется время! Неужели через час все будет кончено?
— Герр гауптман, взводы выстроены по вашему приказанию!
Генрих сделал несколько шагов и подошел к шеренге солдат. Они стояли настороженные, взволнованные этой необычной командой — покинуть посты и выстроиться.
— Солдаты! — голос Генриха звенел в тишине, изредка прерываемой одиночными выстрелами, доносящимися со стороны завода. — Слушать мою команду! Два шага вперед, шагом марш!
Шеренга дрогнула и, сделав два шага, остановилась.
— Положить оружие! Всем! Офицерам тоже… Так! Два шага назад, шагом марш!
Удивленные солдаты выполнили и этот приказ.
— Солдаты! Вы честно служили отчизне и нашему фюреру. От имени командования объявляю вам благодарность. Но война кончилась! Наши армии капитулировали. Вы свободны!
Последние слова Генрих произнес с воодушевлением — он видел, как люди Ментарочи бегут по плотине, занимают бункера.
— Командование поручило нам передать охрану плотины в руки восставшего итальянского народа. Вам всем я гарантирую жизнь. Сейчас вы отправитесь в казармы, а завтра домой…
Прозвучал одинокий выстрел.
Командир чернорубашечников упал перед строем, пустив себе пулю в висок.
— А теперь слушай меня! — как всегда, весело крикнул Ментарочи. — В казарму шагом марш! А если кто хочет пустить пулю в лоб, не советую! Мир лучше войны!
— Направо! Шагом марш!
Чернорубашечники в сопровождении партизан послушно направились в казармы.
— А большая охрана у этого генерала? — спросил Ментарочи, спокойно прикуривая сигаретку, предложенную Генрихом.