Гартнер действовал чрезвычайно осторожно. После неудачной попытки маки взорвать помещение гестапо он работал неизвестно где, а на улице появлялся лишь в сопровождении автоматчиков-гестаповцев и Дежене-Мейера, которого не отпускал от себя ни на шаг.
Обедал Гартнер в офицерском ресторане «Савойя», охранявшемся днём и ночью.
Необходимость как можно скорее ликвидировать Гартнера и Мейера была очевидной. Были все основания предполагать, что весь штаб руководства партизанами будет ими раскрыт. Генрих задумался и даже не слышал, как вернулся денщик.
— Ну, что нового, Курт?
— Все рекомендуют специальный ресторан для офицеров «Савой».
— Далеко до него?
— На параллельной улице.
Через десять минут Гольдринг уже был там. Ресторан раньше принадлежал французу, но недавно бывшего хозяина арестовали, и ресторан отдали инвалиду-гитлеровцу.
«Вход только для немецких офицеров», — прочитал Генрих на входной двери, у которой стоял караульный.
За стойкой буфета он увидел толстого бритоголового немца с густыми рыжими усами.
— Имею честь разговаривать с хозяином ресторана? спросил Гольдринг.
— Так точно, герр обер-лейтенант! — по-военному ответил тот — Швальбе, хозяин ресторана.
— Я только что приехал, герр Швальбе, но успел узнать, что лучший ресторан в городе это ваш. Надеюсь, что вы не откажетесь недели две-три кормить меня своими обедами?
— О, с радостью! Тот, кто рекомендовал мой ресторан, гарантирую, не ошибся.
— Тогда разрешите познакомиться: обер-лейтенант барон фон Гольдринг.
— Я счастлив приветствовать такого высокопоставленного гостя.
— Может быть, ради знакомства мы выпьем с вами по бокалу хорошего вина? — предложил Гольдринг.
— Сочту за честь. — Швальбе проковылял к шкафу у него вместо левой ноги был протез. Поставил на поднос бутылку вина и подошёл к столику, за которым сидел Гольдринг.
Генрих вынул из кармана и положил на стол коробку хороших гаванских сигар.
— О, какая роскошь! — восторженно воскликнул Швальбе, беря одну из них. — Теперь не часто приходится курить настоящие гаванские. Генрих закурил сигару, остальные пододвинул Швальбе.
— Возьмите, я могу доставать такие. Хозяйка моей гостиницы в Сен-Реми запаслась ими на много лет.
— Это для меня лучший подарок! Как долго вы думаете пробыть у нас?
— Две — три недели, возможно — месяц. — Генрих поднял бокал, Швальбе сделал то же самое.
— Ваше здоровье! — провозгласил Генрих.
— За наше знакомство! — поклонился Швальбе. Обеды, герр барон, вы будете заказывать, а столик или отдельный кабинет выберете сами.
— Обедать предпочитаю в отдельном кабинете и, если у вас есть время, я хотел бы взглянуть на него сейчас.
— Прошу вон в ту дверь, за буфетом.
Сопровождаемый хозяином ресторана, Генрих очутился в длинном коридоре со множеством дверей по правою и левую сторону.
— Разрешите войти сюда? — спросил Гольдринг, берясь за ручку.
— Сюда нельзя, этот кабинет каждый день, с двух до четырех, занят. В нём обедает оберст Гартнер с адъютантом. А вы в котором часу будете обедать?
— Ровно в час. Но я не привык спешить, и кабинет мне не подходит.
— Тогда посмотрите другой. — Хозяин открыл первую дверь налево, прямо напротив кабинета Гартнера.
— О, этот меня устраивает, — согласился Гольдринг, окинув взглядом роскошно меблированную комнату.
Заказав обед на завтра, Генрих пошёл в гостиницу и весь вечер провёл дома, не столько перечитывая купленные газеты, сколько обдумывая план своих дальнейших действий.
…Утром следующего дня Гольдринг был у офицера, ведавшего распределением нового автоматического оружия. Выслушав Генриха и не взглянув на наряд, он заявил, что даже ориентировочно не может назвать сроки выполнения наряда. Прозрачный намёк на денежное вознаграждение значительно смягчил неприступного офицера. Когда же Гольдринг достаточно бесцеремонно положил перед ним пачку новеньких банкнот, подчеркнув, что это лишь задаток, офицер стал приветлив и любезен.
— Две недели, я думаю, не будет слишком долгим сроком? — вежливо спросил он Гольдринга.
— Именно то, что требуется.
Когда Гольдринг через полчаса после разговора с офицером позвонил Эверсу и предупредил, что, возможно, через две недели «сигары» будут куплены, тот необычайно обрадовался.
— Награда! Обязательно новая награда, барон! Даю слово! — кричал в трубку Эверс.
Ровно и час, минута в минуту, Гольдринг был в ресторане. Обед подавала немка, пытавшаяся под слоем краски и пудры скрыть если не разрушительную силу времени, то последствия бурно проведённой по ресторанам молодости.
Два-три комплимента, сказанные Гольдрингом, пришлись по вкусу официантке. Она болтала без умолку, прозрачно намекая на своё одиночество. Когда, наконец, она, собрав посуду, ушла, Генрих чуть приоткрыл дверь в коридор и остался в кабинете, медленно потягивая коньяк.
Без десяти минут два два гестаповца вошли в кабинет Гартнера и через минуту вышли в коридор. Увидев приоткрытую дверь номера напротив, гестаповцы без стука вошли в неё.
— Что означает это вторжение? — сердито спросил Генрих.
— Герр обер-лейтенант, мы обязаны проверить ваши документы, — ответил старший из них с погонами фельдфебеля.
Генрих небрежно вынул офицерскую книжку и бросил её на стол. Фельдфебель внимательно прочитал первую страничку.
— О, простите, герр барон! Таковы наши обязанности, почтительно проговорил фельдфебель, возвращая книжку.
— Хорошо. Но имейте в виду: на протяжении двух трех недель я в это время обедаю, кабинет за мной.
— Пожалуйста! Для нас это будет даже удобно.
Ровно в два в коридоре появилась сгорбленная фигура оберста Гартнера в сопровождении адъютанта и двух здоровенных гестаповцев. Генрих посидел ещё несколько минут и вышел.
На следующий день повторилось то же самое. Без десяти минут два явились гестаповцы, осмотрели помещение и вышли. Приоткрыв дверь в кабинет, где сидел Гольдринг, фельдфебель приветствовал его и вышел. Ровно в два, минута в минуту, появился оберст в сопровождении охранников и адъютанта.
Официантка и на этот раз долго вертелась у стола, но Генрих отвечал ей достаточно холодно. «Надо приучить её не задерживаться в кабинете», — подумал он. В этот день Генрих обедал долго. Когда в три часа он вышел в коридор, Гартнеру уже несли сладкое. Так продолжалось пять дней.
На шестой Генрих проснулся до рассвета и не мог заснуть. Он напрасно старался отвлечься от мыслей о том, что должно произойти сегодня, и не мог. Осторожно поднявшись с кровати, так, чтобы не разбудить Курта, Генрих пришил к изнанке рубашки небольшой карманчик. Маленький чёрный браунинг легко входил туда. Генрих ещё и ещё раз вкладывал в карманчик револьвер и вынимал его. Да, очень удобно. Он успеет выхватить его. Может быть, написать записку Монике и передать через Курта? Генрих набросал несколько строк, но сразу же порвал листочек. В случае провала и без этого у неё будет много неприятностей. Ведь Миллер видел, как он защитил её от пьяных солдат. А ему и этого будет достаточно, чтобы придраться к девушке. Курт проснулся.
— Наша машина в порядке?
— В полном.
— Сегодня после обеда, возможно, поедем покататься. Держи её наготове. В ресторан он вошёл ровно в час.
— По вашему приходу, барон, можно проверять время, — заметил Швальбе, взглянув на большие часы, висевшие над буфетом.
— А они идут точно? — спросил Генрих.
— Каждый день проверяю по радио.
— Ну, мне пора обедать.
Генрих вошёл в кабинет, и тотчас же туда прибежала официантка. Как всегда, она стояла, ожидая, пока он доест рыбу.
— А вы любите вино прямо из погреба? — спросил её Генрих.
— Очень.
— Если у вас есть, принесите мне бутылку. Пыль не стирайте, откроете бутылку при мне.
— О, я знаю, как подавать вино!
Наконец он избавился от этой назойливой бабы! Но она может скоро вернуться — надо спешить. Генрих вытащил из кармана небольшую мину с двумя металлическими усиками, поставил стрелку подрывного механизма на два часа 35 минут и вышел в коридор. Там, как всегда в это время, никого не было. Через мгновенье он уже был в кабинете Гартнера. Чтобы прикрепить мину к нижней крышке стола, потребовалось не более нескольких секунд.
Когда запыхавшаяся официантка прибежала с бутылкой вина, Генрих спокойно доедал рыбу.
После двух бокалов хорошего вина официантка стала держаться ещё более фривольно, чем обычно. Чтобы избавиться от неё, Генрих вынужден был обещать ей загородную прогулку в машине. За обедом Гольдринг ел очень медленно. Он справился с первым блюдом, когда часы показывали без четверти два.
Прошло ещё пять минут, а гестаповцев, которые всегда появлялись до прихода Гартнера, не было. Не было их и в два, и в четверть третьего. Генрих закончил обед и сидел, потягивая коньяк и совсем не ощущая его вкуса. Очевидно, Гартнер не придёт сегодня обедать. Мысль о том, что надо бы убрать мину, Генрих отбросил. Настало обеденное время, и в коридоре всё время слышались шаги посетителей. Итак, мина взорвётся, а Гартнер после этого станет ещё более осторожным! Двадцать пять минут третьего. Гестаповцев все нет.
Генрих надел фуражку и, одёрнув мундир, медленно направился к двери. Выходя из коридора в общий зал, он столкнулся со знакомыми гестаповцами. Поздоровавшись с ним, они скрылись в коридоре. Подойдя к буфету, Генрих взглянул на часы. Двадцать семь минут третьего. Итак, если Гартнер и сегодня придёт через десять минут после гестаповцев, он опоздает всего на две минуты…
Мозг работал чётко и напряжённо. Гартнер всегда шёл в ресторан по правой стороне улицы. Генрих выйдет ему навстречу ровно в половине третьего и на улице выстрелит из револьвера, а там будь что будет. Как это он не проверил двор напротив ресторана? Проходной или закрытый? Два часа тридцать минут…
Нельзя ни малейшим движением показать, что ты спешишь. Вежливо поклонившись Швальбе, Генрих неторопливо пошёл к выходу. И в дверях столкнулся с Гартнером и его адъютантом. Позади шли два гестаповца. Откозыряв оберсту, Гольдринг пропустил их и взглянул на часы.