– Сапёрные части ведут какие-то работы вокруг замка, – шёпотом сообщил Курт, входя в кабинет. Генрих бросился к окну, выходившему во двор.
– Не там, не там! В парке! Действительно солдаты сапёрной части сверлили скалу в парке.
Генрих побледнел. Теперь он понял, почему Бертгольд приказал никого не выпускать из замка.
– Курт, – подозвал он денщика, – где сейчас Лидия?
– Не знаю!
– Говори правду! Мне известно, что ты связан с ней и помогаешь ей! Это ты, узнав от меня об отправке итальянских солдат, передал ей, а она партизанам. Это ты, услышав об угрозах Лемке, сообщил обо всём Лидии. Я всё знаю Курт… и… хвалю тебя за это! Сейчас у нас считанные минуты! Ты можешь связаться с Лидией?
– Да! – решительно ответил Курт и вытянулся.
– Необходимо передать ей, что сегодня вечером плотина и электростанция, очевидно, будут взорваны.
– Боже мой! А городок?
– Ничего больше сказать не могу, сам ещё не знаю! Передай также, что тотчас после наступления комендантского часа я буду сменять охрану на плотине. Ты сможешь это сделать, Курт?
– Смогу!
– Когда?
– Немедленно. Здесь есть ход, о котором эсэсовцы пока не знают.
– Тогда поспеши! Но помни: если вечером я выйду по каким-либо делам из замка, а тебе придётся задержаться – немедленно беги. Понимаешь?
– Яволь!
– Ну, иди… Нет, погоди!
Генрих снял золотые часы.
– Возьми их, Курт, на память. Может, нам уже не придётся поговорить с глазу на глаз.
На глазах Курта выступили слёзы.
– Данке!
Генрих обнял Курта, и они крепко поцеловались.
– Действуй!
Когда за Куртом закрылась дверь, у Генриха похолодело внутри.
«Один, совсем один, – подумал он, – ни одного близкого человека, на помощь которого я могу рассчитывать!»
Вспомнив о поручении Бертгольда, Генрих позвонил Лемке.
– Генерал приказал прибыть ровно в четырнадцать ноль-ноль, – сухо сообщил он, нарочно не называя ни фамилии, ни звания Лемке.
– Яволь, – ответил начальник службы СС, – как себя чувствуете, барон?
– Вопреки вашим надеждам – неплохо!
Штенгелю пришлось звонить чуть ли не четверть часа. Телефон не отвечал. Наконец после долгих усилий удалось связаться с кабинетом Штенгеля.
– Что нужно? – спросили на плохом немецком языке.
– Немедленно позовите майора Штенгеля! – приказал Генрих.
В ответ послышалась крутая русская брань с украинским акцентом.
Для Генриха она прозвучала, как музыка.
– Кто говорит? Кто говорит? – кричал он в трубку. Но телефон молчал. Зуммер не был слышен.
В это время прозвучали далёкие выстрелы.
– Генрих, Генрих! – позвал Бертгольд, высунув голову из ванной комнаты. – Узнай, почему и где стреляют?
Генрих вышел в коридор и столкнулся со Штенгелем. Рука у майора была наспех перевязана, сквозь бинт просачивалась кровь.
– Где генерал? – истерическим голосом завопил Штенгель и вбежал в кабинет.
– Что случилось? – полуодетый Бертгольд вышел из ванной, вытирая полотенцем покрытое по́том лицо.
– На заводе бунт! Внутренняя охрана обезоружена! Идёт бой с частью внешней охраны! – почти кричал Штенгель.
– Спокойно! Спокойно, майор! – остановил его Бертгольд и повернулся к Генриху. – Какие силы есть в твоём распоряжении?
– Рота егерей, два взвода парашютистов, один взвод чернорубашечников.
– Немедленно на помощь внешней охране!
Генерал подошёл к телефону и позвонил Лемке.
– Оставьте при себе несколько солдат. Остальных на помощь внешней охране завода. Быстро!
Отдав эти распоряжения, Бертгольд спокойно повернулся к Штенгелю.
– Завод окружить. Прикажите Кубису от моего имени руководить операцией. Сами возвращайтесь сюда! – лаконично приказал он Штенгелю, продолжая одеваться. – И вы, начальник охраны, позволили, чтобы эти люди взбунтовались и обезоружили ваших солдат?
Штенгель молчал, морщась от боли. Генрих неумело перевязывал ему раненую руку.
– Разрешите выполнять приказ? – спросил Штенгель, когда повязка была наложена.
– Поскорее! И возвращайтесь сюда.
Генрих позвонил по телефону в комендатуру и отдал необходимые распоряжения.
– Эх, нет людей! Нет надёжных людей! – жаловался, тяжело вздыхая, Бертгольд. – Только теперь понятно, почему мы снова проиграли войну.
Хотя Бертгольд внешне был спокоен, но Генрих по себе знал, как дорого стоит спокойствие в такие тяжёлые, критические минуты. Интересно, надолго ли хватит его у генерала?
– Дай рюмку коньяку! Генрих принёс бутылку, поставил на стол.
– А ты не хочешь?
– Завтра в Швейцарии. Я решил впервые за все годы войны напиться. А сейчас разве только рюмочку!
– Да, завтра мы отпразднуем своё спасение. Ведь по дороге сюда я несколько раз смотрел смерти в глаза.
– Обстреливали партизаны?
– Нет! Я облетел несколько лагерей для пленных. Надо было ликвидировать ненужных свидетелей минувших событий.
Широкое лицо Бертгольда, красное после ванны, покрытое крупными каплями пота, показалось Генриху отвратительным, как никогда.
«Сколько людей он убил только за последние дни!» подумал Генрих. «Ненужные свидетели». Он говорит об их ликвидации так, словно выполняет обычную работу.
Неужели ему удастся сбежать в уютный уголок, пересидеть там некоторое время, чтобы потом снова вылезти на свет и снова насиловать, пытать, убивать!
Зазвонил телефон.
Штенгель докладывал, что имеющимися в наличии силами завод окружён. Идёт перестрелка между восставшими, засевшими за крепкими стенами завода, и войсками.
– Прикажи ему немедленно прибыть сюда! – бросил генерал, когда Генрих передал ему содержание рапорта майора.
Штенгель прибыл не один, а в сопровождении Лемке.
– Ну, как там? – спросил Бертгольд, ни к кому в отдельности не адресуя вопроса.
– Чтобы совершить вылазку, у них мало оружия. Но позиция у бунтовщиков выгодная. Мы не можем атаковать завод, так как у них имеется несколько станковых пулемётов.
– Хватит! – поморщившись, бросил генерал-майор. – «Атаковать». А на кой чёрт их атаковать, если через несколько часов мы их потопим, как крыс!
Бертгольд вытащил из кармана пальто большую, в несколько раз сложенную карту района Кастель ла Фонте и расстелил на столе.
Генрих, Лемке и Штенгель склонились над ней, внимательно присматриваясь к каким-то значкам.
Бертгольд с рюмкой в руке тоже несколько секунд рассматривал карту, словно хотел ещё раз проверить заранее продуманный план.
– Так вот, – начал он спокойно, – в трех километрах от Кастель Ла Фонте находится плотина тридцатидвухметровой высоты. За нею большое искусственное озеро. По мнению специалистов, этого совершенно достаточно, чтобы воды, прорвавшиеся через взорванную плотину, в течение полутора часов затопили всю долину. По сделанным подсчётам, вода поднимается на уровень пяти метров. Этого хватит, чтобы затопить завод и всех, кто там находится. – Генерал сделал паузу, налил ещё рюмку и отпил маленький глоток.
– Но нам надо замедлить течение вод из долины по руслу реки. Как видите, вблизи замка оно самое узкое. Если взорвать скалу, на которой стоит замок, то развалины перекроют речку. Конечно, это не остановит напора воды, но значительно замедлит её спад. А нам необходимо, чтобы высокий уровень воды продержался в долине несколько часов.
Генерал замолчал.
Генрих взглянул на Штенгеля. Тот кончиком языка облизывал пересохшие губы, тупым взглядом следил за карандашом в руках генерала, которым тот водил по карте.
– Сколько взрывчатки заложено под плотину? – спросил генерал, обращаясь к Лемке.
– Шестнадцать тонн аммонала уже в туннеле!
«Меня даже не предупредили», – подумал Генрих.
– Все подготовлено к взрыву?
– Помощник коменданта по вашему распоряжению лично наблюдает за всем.
Звонок от Кубиса прервал разговор. Побаиваясь вылазки бунтовщиков, значительно усиливших огонь, Кубис требовал помощи.
– Снять с плотины взвод чернорубашечников и послать этому паникёру! – приказал генерал.
Генрих передал распоряжение.
– Плотину взрываем в двадцать часов тридцать минут. За десять минут до этого скала и замок должны преградить путь воде. Слышите, Лемке, вы за это отвечаете! Охрану плотины до взрыва ты возьмёшь на себя, Генрих! А вы, Штенгель, примете от Кубиса командование подразделениями, окружившими завод. Ваше задание не допустить, чтобы с завода спасся хоть один человек. Тех, кто выплывет на поверхность, надо расстреливать. Возьмите с собой достаточное количество ракет. Вечером надо обеспечить максимальную видимость. Всё понятно? Вопросы будут?
Присутствующие молчали, ошеломлённые планом Бертгольда.
– Сколько человек работало на заводе? – спросил генерал Штенгеля.
– Две тысячи триста восемьдесят пленных и сто сорок два немецких служащих – инженеры и надсмотрщики.
– Где сейчас служащие?
– Почти все остались на заводе. Их заперли в складе готовой продукции в самом начале бунта. Как с ними быть?
– В темноте вы не разберётесь, где свой, где чужой, расстреливайте всех!
Бертгольд снова налил рюмку.
– Если всё понятно – идите готовьтесь.
– Герр генерал, разрешите обратиться? – Штенгель хрипел, как простуженный.
– Есть какие-нибудь замечания?
– Замок принадлежит графине Рамони, моей невесте, и…
– Знаю, но я не могу из-за этого срывать такую важную операцию.
– В замке собраны драгоценные коллекции. Это приданое… Я прошу…
– Лес рубят – щепки летят, майор! Сейчас надо думать не о невесте! Берите пример с меня! В замке мой друг, старый граф Рамони. А я даже не предупреждаю его. Идите!
Деревянной походкой Штенгель направился к двери. Его мечта о богатстве, с которой он не расставался всю войну, ради которой был готов на всё, развеялась, как дым, и именно тогда, когда он был ближе всего к её осуществлению.
– А теперь, Генрих, давай отдохнём, ведь сегодня ночью спать не придётся, – предложил Бертгольд, сладко потягиваясь.