очень неохотно… Признаться, никак не пойму, почему ты дружишь с ним. Это не ревность, нет. Ты знаешь, как и почему я так отношусь к нему. Жду! Не забудь о плохом климате! Твой Карл».
Под вечер зазвонил телефон.
– Барон фон Гольдринг? – спросил знакомый голос.
– Да.
– Вы до сих пор интересуетесь копиями Родена?
– Буду очень доволен, если вы мне что-нибудь предложите.
– Тогда разрешите прийти к вам сейчас?
– И обязательно захватите новую скульптуру!
Генрих положил трубку. Встреча с антикваром интересовала его сейчас более, чем когда-либо. Поджидая его, он никуда не выходил из номера. Ещё на день отложил свой отъезд.
– Курт, возьми мои документы и поезжай в комендатуру, пусть отметят, что мы завтра утром выезжаем из Парижа.
Минут через десять после ухода Курта в номер вошёл «антиквар».
– Я всё время жду вашего звонка! – обрадовался Генрих.
– Что-нибудь случилось?
– Нашу дивизию переводят в Италию. Куда именно, точно не знаю, но, кажется, в Кастель ла Фонте.
– Это неплохо! Именно в Северной Италии гитлеровцы попали в сложную ситуацию. Как только прибудете на новое место, ознакомьтесь с обстановкой и немедленно сообщите адрес… В ответ получите соответствующие инструкции. Не выходите за их рамки, будьте очень осторожны: партизанское движение на севере Италии значительно шире, чем в том районе, где вы работали раньше, вас могут подстрелить. А сейчас ни в коем случае нельзя рисковать жизнью. Помните, вы можете получить очень важные задания… Есть у вас ещё какие-либо новости?
Генрих показал конспекты, полученные от Келлера.
– Уже имеем и даже в нескольких экземплярах, – рассмеялся «антиквар». – Самое знаменательное в них то, что немцам известны все данные о танках, изготовляемых на заводах Англии и Америки. Они даже знакомы со знаменитыми американскими «шерманами», производство которых особенно засекречено.
– У меня был интересный разговор с генералом. – Генрих подробно изложил свою встречу с Эверсом в Париже, его недвусмысленные намёки на необходимость спасать положение.
– Это очень важно, – заметил гость. – Недовольство Гитлером как главнокомандующим в среде командного состава немецкой армии всё возрастает. Возможен заговор. Наверно, найдутся охотники, готовые пожертвовать Гитлером ради спасения гитлеризма. Нас интересуют ваши беседы с генералом и те поручения, которые должен передать генерал-полковник Гундер. Он, как и Денус, в большой немилости у Гитлера. Не исключена возможность, что это ниточки одного клубка.
– Будет выполнено!
– Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.
– Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы всё, только бы быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.
– Понимаю… Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу «один в поле не воин». На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя, но мы должны воевать во что бы то ни стало!
Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.
– Так что, барон, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдёте. Взгляните на эту линию… – «антиквар» ласково провёл пальцами по миниатюрной статуэтке молодой женщины. Генрих отошёл от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.
– Действительно, очень эффектна! – похвалил он и, вынув из кармана какую-то купюру, протянул её старику.
«Антиквар» поклонился и вышел.
На следующее утро Генрих позвонил Келлеру, сообщил, что срочно выезжает, и поехал к Гундеру. Тот принял его немедленно, невзирая на ранний час.
– Прошу передать генералу, – заявил он Генриху, – что состояние моего здоровья значительно улучшилось, но нужно продолжать лечение. Скоро я напишу ему подробнее.
– Разрешите идти, генерал?
– Подождите!
Гундер задумался, время от времени бросая испытующие взгляды на офицера, который, вытянувшись, стоял перед ним с непроницаемым лицом.
– Передайте ещё… – Гундер, пристально взглянул в глаза Генриху. – Передайте генералу, что я считаю климат Северной Италии очень полезным для его здоровья. Советую воспользоваться случаем и хорошенько подлечиться.
– Я точно передам ваши слова…
– Теперь идите…
Генрих молча поклонился.
В десять часов утра машина, управляемая Куртом, выехала из Парижа и помчалась по широкой автостраде в Лион. Генрих даже не успел позавтракать, и Курт вёл машину на большой скорости, чтобы поскорее добраться до какого-либо приличного ресторана.
Наконец показался городок Жуаньи.
– Прикажете остановиться, герр обер-лейтенант? Я здесь обедал по дороге в Париж. Ресторан там, – Курт глазами показал на одноэтажный нарядный домик, расположенный у въезда в городок.
Генрих равнодушно посмотрел направо, вдруг сам схватил руль и стремительно затормозил.
У ресторана стояла знакомая машина.
– Где генерал-майор? – спросил Генрих у шофёра с погонами фельдфебеля.
– Не знаю, – неприветливо буркнул эсэсовец, подозрительно оглядывая слишком любопытного, как ему показалось, обер-лейтенанта.
Генрих поднялся на крыльцо, чтобы войти в ресторан, но дорогу ему преградил ещё один эсэсовец, уже с погонами лейтенанта.
– Что вам угодно? – спросил он бесцеремонно, чуть не оттолкнув Генриха от двери.
– Скажите генералу Бертгольду, что его хочет видеть барон фон Гольдринг.
Лейтенант окинул Генриха долгим взглядом и молча вошёл в ресторан.
Не прошло минуты, как в дверях показался сам Бертгольд с салфеткой, заправленной за воротник рубашки.
– Откуда? Какими судьбами? – бросился он к Генриху, обнимая и целуя его.
Лейтенант, так нелюбезно встретивший Гольдринга, и обер-лейтенант, который вышел на крыльцо вместе с Бертгольдом, вытянулись по обе стороны двери.
– Моя охрана, – проходя мимо, бросил Бертгольд.
Генрих поздоровался едва заметным кивком головы, даже не взглянув на офицеров.
– А вам очень идёт штатский костюм, майн фатер, – нарочито громко произнёс Гольдринг и остановился, рассматривая дородную фигуру генерала в светло-сером дорогом костюме.
Офицеры, почтительно посторонившись, с любопытством прислушивались к беседе.
Но Бертгольд прошёл вперёд, приказав на ходу:
– Господа, прошу задержаться здесь, пока мы с сыном позавтракаем!
На сей раз завтрак генерал-майора необычайно затянулся, офицеры охраны с завистью прислушивались к стуку ножей и посуды, к громкому смеху своего шефа, очевидно, очень довольного дорожной встречей.
– Очень хорошо, что ты будешь в Северной Италии, одобрил Бертгольд, выслушав рассказ Генриха, о том, куда и откуда он едет. – В эти дни лучше быть подальше от Германии. Правда, и там надо быть осторожным. Два дня назад я отправил фрау Эльзу и твою Лорхен в Швейцарию. Пусть переждут там…
– Они надолго уехали? А я только вчера написал Лорхен из Парижа…
– Письмо ей перешлют. Налёты вражеской авиации участились, женщинам пока лучше не возвращаться в Мюнхен. Кстати, я поручил им подыскать в Швейцарии виллу. Помнишь? Мы об этом с тобой говорили.
– Мне бы хотелось внести свою долю…
– Не волнуйся, я продал хлебный завод, а Лора вашу ферму. Да и сбережений с Восточного фронта у меня хватит. Твои деньги, – ведь ты перевёл их в доллары? Вот и хорошо! Они пригодятся после войны.
– Скорее бы конец! Так хочется пожить среди родных, в кругу своей семьи! – вырвалось у Генриха.
Бертгольд тяжело вздохнул.
– События разворачиваются не так, как нам хотелось бы, – наконец проговорил он, расправившись с большим куском рыбы и принимаясь за мясо. – Эти проклятые русские спутали нам все карты!
– Но я надеюсь, у нас хватит сил остановить их наступление?
Бертгольд пожал плечами, но в голосе его не было твёрдой уверенности, когда он отвечал Генриху.
– Исход войны зависит от того, как скоро мы изготовим новое необходимое нам оружие в достаточном количестве.
– Значит, разговоры о новом вооружении не пропагандистский трюк, а правда? – с любопытством спросил Генрих.
– Эту правду враги Германии скоро почувствуют на собственной шкуре.
– Не представляю, о каком оружии идёт речь, но верю вам, что это действительно нечто исключительное… – с невинным видом заметил Генрих.
Бертгольд оглянулся, хотя отлично знал, что в ресторане нет никого посторонних. Снизив голос до шёпота, он пояснил:
– Это такая штука, при которой одна батарея, находясь в лесах Баварии, спокойно и методично может разрушать Лондон.
Прочитав на лице Генриха искреннее удивление, Бертгольд рассмеялся.
– Да, да, мой милый! Летающие снаряды! Люди сидят под Берлином и по радио управляют ими. С помощью этих снарядов мы заставим капитулировать всех наших врагов… То, о чём я тебе сейчас сказал, понятно, тайна – её не должны знать даже самые близкие твои друзья.
– У меня их почти нет, майн фатер!
Генерал погрозил вилкой.
– А молодая француженка в Сен-Реми? Думаешь, не знаю?
– Она интересовалась цветами, а не оружием. Как и всякая молодая девушка… К тому же она погибла несколько дней назад.
– Погибла? Как?
– Сбила машина…
Если б Бертгольд в этот момент не склонился над тарелкой, он бы заметил, как побледнел его будущий зять, увидав на лице своего названного отца многозначительную улыбку.
– Ну что ж, выпьем за упокой её души! – Бертгольд залпом выпил вино. Генрих прикоснулся к своему бокалу.
– Вы до сих пор только расспрашивали меня, майн фатер, – и ничего не объяснили. Почему вы так неожиданно оказались во Франции?
– Новая обстановка требует и новых форм работы. А у нас олухов в СС хоть отбавляй. Нянчатся с этими маки́, месяцами держат заложников, а их надо пачками расстреливать и вешать на глазах у населения. Вот и приходится самому ездить, вправлять мозги. Заеду в Париж, а оттуда прямо домой. Буду ждать от тебя нового адреса. В Северной Италии у меня есть друзья, с которыми я хотел бы тебя познакомить. Погоди, где, ты говоришь, будет стоять твоя дивизия?