Потом, как и предвидел Баюш, подошли войска из Минска, и стали готовиться, из пушек по редуту стрелять. Только пока они готовились, русские успели пушки с укрепления снять и телеги с огненным зельем откатить подальше. Пять огромных пушек рявкнули вразнобой только через час, а потом через час ещё раз. Два ядра попали в редут и проделали в земляном укреплении большие дыры. Если бы, литвины сразу в атаку пошли и не конницей, а пешими силами, то не сладко бы пришлось воеводе Одоевскому. Но получилось, как получилось. Наши и пушки назад затащили на редут, и проверить заряд успели, пороху на затравку подсыпать и вот только тогда опять рейтары попытались всей массой через брод переправиться. Ничем вторая атака от первой не отличалась, только погибших немцев и коней ещё больше было. Через брод переправиться ещё и первые упокоенные мешали. Теперь, почитай, и не осталось у противника кавалерии. Да, и брода, можно сказать, нет.
Баюш уже приготовился было идти к палатке, переодеваться, и тут совершенно неожиданно началась третья атака. А только князь Одоевский тоже не лыком шит. И пушки успели зарядить и конвейер сразу заработал. Тем не менее, не меньше двух сотен пешцев брод преодолели и с копьями наперевес устремились к редуту. Вот тут очередь татар и настала, с гиканьем и нарастающим криком «ура», сотня Баюша вылетела во фланг литвинам и поразметала их, как ураган мелкие снопики. С того берега опять стрельнули пушки, но нацелены они были на редут и вреда касимовским татарам не причинили, да и стоящим за редутом стрельцам не сильный, урон-то. Так им теперь и перезаряжать чуть не час.
Даже два десятка пленных захватили. Второй залп опять по пустому редуту прогремел. И всё, успокоились на том берегу. Да и вечереть начало. Ляхов, да литвинов никто не учил, что в темноте воевать сподручнее. Теперь до утра точно новых атак ожидать не стоит. Ну, это с их стороны не стоит. Баюш же своих под утро, в наступающих предрассветных сумерках, обязательно порезвиться на тот берег отправит. Да, и сам сходит. А что, явно на груди медали «За боевую доблесть» не хватает.
Событие тридцать первое
Как звучит любимая поговорка Бисмарка? Eile mit Weile (торопись, но медленно). Наберитесь терпения. Князь Пётр Дмитриевич Пожарский меньшой перед пригородом (посадом) Львова остановился. Стоп. Наверное, приставка «меньшой» больше не нужна. Князя Пожарского «старшого» больше нет. Батянька теперь Великий герцог, почти король.
Велика всё же Речь Посполитая. От можа до можа. Где Рига, в которой сейчас старший Пожарский воюет, и где Подолия? Никаких вестей через эту тысячу километров не поступало. Так это Подолия, а если взять Сечь и другие южные городки, ещё тысяча километров. Как управлять такой огромной страной? Нужен телеграф, железные дороги, паровозы. Нужно электричество. Вот война закончится и нужно будет изобрести электричество. Ну, нет ещё ни Фарадея, ни Ома, ни Кулона, ни Вольта, ни Эдисона, ни Герца. Теслы нет. «Мы должны всем рекордам наши звонкие дать имена». Единица сопротивления в один «иванов» или в два «овсовых». Да. Придётся привыкать.
Остановился Пётр, чтобы дать возможность панам всем собраться внутри крепости. Вылавливай потом по всей стране партизанские отряды. А так господа соберутся все в одном месте. Замечательно. А получилось даже лучше. Львов по сути – это последний украинский, или пока русский город в Речи Посполитой. Дальше уже сама Польша. Так называемые коронные земли. Дальше, довольно далеко, старая столица – Краков. Если всё же идти туда, то эта война затянется надолго. Вот бы было замечательно, чтобы Сигизмунд собрал войско и двинулся навстречу.
Вот! Это и случилось! Казаки, разосланные во все стороны с разведывательными миссиями, вскоре вернулись и донесли, что буквально в двух днях пути на западе огромное войско. Десятки тысяч. Ну, вот и чудненько. Поймали глупого «петрушку» в клещи. Сзади Львов с гарнизоном и стёкшимися со всей Подолии отрядами, а спереди целая армия. Попался. Для товарищей, что жили в начале семнадцатого века всё так и есть. Только ведь генерал Афанасьев из совсем другого времени и войны там другие. Нет там рыцарства, и никто грандиозных сражений стенка на стенку не собирается давать.
Пётр приказал под покровом ночи собрать все пулемётные подразделения и ускоренным маршем двинулся навстречу Жигамонту. Теперь нужно скрытно оказаться заднее задних. Пулемётов осталось семь. Один из гатлингов заклинил уже второй раз, и пружина ещё при попытке ремонта сломалась, пришлось оставить механикам и кузнецам, что при полке были, может и починят. В эту диверсионную операцию Пётр взял всего семь тачанок и сотню рейтар. Зачем больше, он не бой панам собирался давать, а обстрелять лагерь и панику посеять.
По приличной дуге обошли огромное польское войско. Как только они им управляют? А скорее всего – ни как. Каждый полковник сам по себе, ополчение же вообще ни кому не подчиняется. Обошли, полдня двигались в хвосте очень неспешно передвигающихся ляхов. Даже не скрываясь. К ним так ни разу никто не подъехал поинтересоваться: «А вы чьи?». Мы наши. Когда стемнело и в ближайшем лагере поели и спать улеглись, подкатили тачанки чуть не вплотную к лагерю, где остановились, скорее всего, ополченцы из Кракова и начали стрелять по кострам и редким шатрам.
Не долго стреляли, патроны экономить надо. Только через два часа паны смогли организоваться и предприняли атаку на тачанки. Вот тут их и встретили из семи пулемётов и сотни ружей. Атака быстро захлебнулась, и Пётр приказал уходить, по той же дуге назад к своим. По дороге в растревоженном польском лагере слышали беспорядочную стрельбу. По кому они там палят? Утром снова подъехали к лагерю и по просыпающимся панам опять постреляли, так на этот раз даже атаки не последовало, все куда-то подевались. Пока до своего лагеря добрались уже снова вечереть начало. Пётр дозоры выслал, и спать завалился, две ночи без сна. Организм, конечно молодой и здоровый, но не железный ведь.
Разбудил Петра гетман Лукаш Сагайдачный. Новость радостную привёз. Оказывается, круль прислал парламентёра. Что ж, поговорим.
Событие тридцать второе
Царицынский воевода боярин Лев Михайлович Волконский спрыгнул с коня и присел на большой тёплый камень, что одиноко лежал рядом с причалом на самом берегу Волги. Думал ли он без малого три года назад, когда заступал на воеводство в этой богом и людьми забытой крепостце на берегу Волги, что жизнь его за эти три года так резко поменяется. Его предшественник князь Никулин с усмешкой сказал, прощаясь, что «кормиться» тут можно разве что рыбой, да и то если сам поймаешь. Так в первый год почти и было. Этот острог первоначально был поставлен на левом берегу Волги, «супротив донской переволоки» — места наибольшего сближения Волги и Дона. Только при царе Борисе Годунове острог сгорел и вновь был построен в 1615 году уже на правом берегу Волги при впадении реки Царица, по которой и получил название Царицын. Татары местные говорили, что название реки было образовано от татарских слов «сара» и «чин», что переводилось как желтый остров, или «сары» и «су» — желтая вода.
Ещё три года назад Царицынский острог представлял собой небольшую крепость: 160 саженей в длину и 80 саженей в ширину. Она была обнесена глубоким рвом и высокими деревянными стенами. По кругу стена была усилена 11 глухими башнями и проездной Спасской с наглухо закрывающимися воротами. Ставили крепость для обороны от степняков. Её гарнизон, состоящий из 400 стрельцов, обязан был не только «держать стражу противу татар», но и служить охраной для проходящих мимо судов.
А потом появился князь Пожарский. Не тот, что привёл ополчение из Нижнего в Москву, а сынок его старший. «Лёвка» Волконский у Романовых в чести не был, и его вечно задвигали в замшелое захолустье. Перед Царицыным был пограничный Пелым на Урал камне. Ну, там хоть было чем заняться, жители местные время от времени малыми набегами беспокоили. Здесь первый год даже ногаи не появлялись. Сонное царство. Проплывали изредка корабли в Астрахань или наоборот поднимались вверх по реке суда купцов, подарки заносили. Только редко. И вдруг как поменяли Волгу. Вниз шли сотни и сотни плотов с лесом, чуть ниже Царицына на одном из рукавов Пожарский младший город начал строить. А на следующий год уже вверх стали с этого Мариинска подниматься струги с солью. Воевода обрадовался и хотел обложить это прибыльное дело налогом в пользу себя, но столкнулся на первой же лодье с серьёзного вида стрельцами и царёвой грамоткой, в коей предписывалось помощь при требовании Пожарскому оказывать, а больше ни каких препонов и убытков не чинить.
Что тут поделаешь? Только неожиданно и к Царицыну «Петруша» руку приложил. Потекли переселенцы не только в Мариинск, но и в Царицын. Город буквально выплеснулся за стену. До этого внутри городской деревянной стены стояло два десятка, ну, может три десятка, домов и церковка небольшая, пару кузниц была, да рыбачья артель. Да и чем ещё можно заниматься? Кругом степь. На сотни и сотни вёрст в любую сторону. Выжить и то не просто. Зимы бывают лютые, холодные, а за дровами куда пойдёшь. В очаге, что посреди врытой на половину в землю клетушки, топили и жгуты соломы и покупаемый у ногаев овечий навоз и рыбу даже. Только от всего этого только вонь, тепла чуть. Пробовали стрельцы пахать и рожь сеять. Только целину поднять надо, даже пара коней, в плуг запряжённая, и то еле тащится. Урожай-то получили и что, риги нет, сараев хороших нет. Так и сопрел весь урожай. Но это ещё при бывших воеводах было.
И вдруг оказалось, что можно и лес с верховьев спустить и горючий камень, углём прозываемый, на больших лодьях доставить. Появились переселенцы не голые и босые, а с лошадьми, коровами, козами. У каждой семьи придумка есть немецкая, коса называется, коей можно легко для коровы в степи сена на зиму запасти. А переселенцы-то и сами не простые: гишпанцы, чухонцы, франки, немцы, кого только нет. Самое удивительное, чего понять не мог Волконский, как не пытался, это то, что люди сюда, в мёртвую степь, сами едут, не под конвоем. И как ведь всё у Пожарского организованно, и строители сначала приезжают, и для крестьян дома готовят, и пашню поднимают всем миром, а только потом делят на количество работников. Даже такая малость продумана, как лес будущий. Каждая семья в специальных кринках привезла аккуратно выкопанные ёлочки, сосёнки, берёзки, осины. Да кроме того специальные работники – лесники привезли целые мешки семян разных деревьев и сажать по весне начали. А ведь Царицын ещё при царе Фёдоре Иоанновиче основан, больше трёх десятков лет назад. Если бы тогда сразу догадались даже просто семенами лес посадить, за три десятка лет уже огромные деревья бы выросли. Что ж до Петруши-то никто до такой простой вещи не до пёр. Не зря видно царь его Соломоном нарёк.