А как он легко придумал снабжать Царицын дровами и углём. Кликнул по всей Руси купцам, что за дёшево соль купить здесь можно, а чтоб сюда пустыми лодьи не шли, привозите дрова да уголь, здесь купят. И всё. Уже два года отбоя от купцов нет. Дров на пару лет вперёд навозили.
Воевода подставил лицо заходящему солнышку. Под еле слышную отсюда песню рыбацкая артель тащила бредень вверх по течению. На пристани, чуть ниже, разгружали в чёрной туче пыли лодью, привёзшую уголь с Нижнего, а рядом перегружали с лодей, что пришли из Мариинска, соль, на уже разгруженные лодьи того же купца. Да, на трёх корабликах немало соли купчина увезёт. Поди, за один рейс богатеем станет. Волконский ждал со дня на день замену. Три года он пробыл в Царицыне, теперь должен Государь нового воеводу прислать. Леонтий Иванович смотрел на лодьи и думал. Не княжье, конечно, дело товары возить, но есть у него не очень, правда, много денег, что если купить лодью, нанять мужиков, да и скататься на следующий год за солью. Должно и на житье хватить и на ещё одну лодью. Так глядишь, и подняться можно. Не княжье дело торговлишка. А пусть кто царю скажет, что Пётр Дмитриевич Пожарский – не князь. Хотел бы Волконский посмотреть на того смельчака.
Событие тридцать третье
Епифан Соловый отлежался в стойбище башкир. Старуха, что за ним ходила, вытащила сотника с того света. Поначалу плохо слушалась рука, но через месяц упражнений с обструганной, подаренным при первой встрече башкирам ножом, палкой, пальцы стали сносно сжиматься в кулак. Кроме всего прочего успел Епифан и жениться. Одна из дочерей старейшины кочевья – Нафиса, что значит изящная, тонкая, помогала матери заботиться о раненом казаке, залечила рану на груди и разбередила сердце под раной. Старый башкир дал в приданное дочери коня и трёх сыновей в провожатые молодожёнам до Белорецка. Там Епифан уговорил Шульгу, примчавшегося проведать спасшегося атамана, дать новым родичам несколько сабель, ножей, отрезов ткани. Теперь родственники будут богачами. Пусть. Главное, что теперь по дороге на гору Магнитную они всегда могут надеяться на приём дружественно настроенных башкир и отдых с сытным угощением.
Епифан чуть не на следующий день собрал всех своих оставшихся казаков и хотел идти поквитаться с погаными, но оказалось, что нельзя. Шульга договорился с ханом торгутов и теперь вроде бы мир. Сжимая и разжимая немеющие пальцы на руке, Соловый скрипел зубами. Спустить степнякам гибель девятнадцати товарищей?
- Епифан Кузьмич, ты ведь не разбойник ныне. Ты теперь сотник стрелецкий. Возьми рудознатцев и Карлоса и вновь к горе этой проклятой сходите. Теперь-то проще. Практически всю дорогу знаете. Осталось малость – саму гору найти. Но гора ведь, не иголка в стогу. Или хворый ещё? – обратился к нему через пару дней мэр.
- А если монголы не послушают хана? А то ведь и по-другому может получиться, а ну как позабыл уже хан о грамотке? – криво усмехнулся сотник.
- Сотню и возьми.
- А не боишься? Мы отсюда, а калмыки эти сюда? Кто город защитит? – атаман оглядел за время его отсутствия ещё больше выросший Миасс.
- Князь Пожарский пушки новые прислал, ружья, что цельным патроном стреляют и стрельцов десяток, чтобы научить наших пользоваться новинками. С такими пушками мы вдесятером с тысячей справимся. Да и хотели бы калмыки, давно напали снова. Обещал Хо-Урлюк переправиться на другой берег Яика, а потом и вовсе за Волгу уйти.
- Поганым верить? – всё ещё сомневался Соловый.
- Что ж теперь, затвориться за стенами и носа не высовывать? А может, вообще вернуться в Вершилово? – начал закипать и Шульга.
- Хорошо, Никита Михайлович. Готовьте войско. Я только жену окрещу, и повенчаемся, не гоже во грехе жить. Только торопиться надо. Осень не за горами.
Тронулись в путь первого августа по-новому, от немцев перенятому, календарю. Гишпанца Карлоса – картографа, пришлось чуть не силой за собой волочь. Пугливый. Сам же Епифан втайне надеялся, что торгуты мира соблюдать не станут и тогда можно будет новые ружья в деле испытать. Что можно сказать. Вещь! На зарядку пяти ударов сердца хватает, коль приноровишься. Сотня стрельцов с таким оружием не то что монголов с их луками и кривыми мечами, но и янычар с пищалями тысчу положит и даже не вспотеет. Ох и напридумывали немцы в сказочном Вершилово. Хотелось Епифану посмотреть на это чудо. А что, вот найдут они эту проклятущую гору и на следующий год можно будет с караваном судов, что медь, да чугун повезут, попроситься у Шульги. За гору железную ведь без награды князь Пожарский не оставит. Перебираться в Вершилово сотник не хотел. Посмотреть на чудеса и домой на Урал камень. Здесь жена, дом, друзья. Воля здесь. Даже дышится по-другому. Полной грудью. Ни бояр, ни крапивного семени. Люди чёрные не горе мыкают, а живут. Эх, везде бы на Руси-матушке такое житьё.
Событие тридцать четвёртое
Только Пётр Пожарский собрался принять послов Сигизмунда, как в шатёр вломился следующий гетман - Марко Жмайло-Кульчицький. И у этого было «радостное» известие. В однодневном переходе стоят татары, и возглавляет их не кто иной, как сам Кантемир-мирза по прозвищу «Кровавый Меч».
- По словам полковника Хмельниченко тысяч пять татарвы.
- Стоп. А как полковника зовут? – напрягся Пётр.
- Богдан, сын известного воя Михайлы …
- Подожди, Марк, - перебил его Пожарский, - Богдан Хмельницкий, он ещё под Цецорой попал в плен к туркам.
- Точно, княже, а ты его откель знаешь? – закивал гетман.
- Расскажи о нём поподробнее, - не ответил, задумавшись, Пётр
- Пять тысяч войска он собрал! А ноне у него и поболе, может, – продолжал гетман. – То сын Михайла Хмельниченки. Тогда под Цецерой отца его убили турки. То тоже был славнейший казачина. О прошлом лете Богдан, придя в Царьград, потопил двенадцать турских галер. А басурманов в них было с тысячу, а то и более.
- Марк, а как часто Богдан ходит за зипунами к туркам?
- Каждое лето ходит. Да года два Богдан был полоняником в Царьграде и Синопе. Его освободил Сагайдачный…
- Где он сейчас? – потёр руки Пожарский.
Когда в рассказах казаков про гетмана Сагайдачного прозвучало имя Богдана Хмельницкого, Пётр Дмитриевич зарубочку себе в памяти оставил. Нужно этого товарища найти. Он через пару десятков лет так Речь Посполитую в реальной истории расчихвостит, что панам мало не покажется. Пётр даже искать его начал. Пока безрезультатно. Правильно. Это в русских учебниках по истории его фамилию русифицируют. Он не Хмельницкий. Он Богдан Хмельниченко. Значит, выкупил его давно Сагайдачный старший. Здорово, товарища нужно будет забрать в Вершилово после этой войнушки и воспитать в духе «юных ленинцев». Он и так левобережную Украину Руси преподнёс. Теперь и без него справимся, но потенциал в человеке ведь заложен.
- Так что с Кантемир-мирзой? - оторвал его от забот о судьбах Украины гетман Жмайло.
- Гетман, давай пока с ляшскими послами повременим и скатаемся до Кантемира. Пять тысяч, говоришь? Он, случаем, не все остатки Буджакской орды привёл? Что ж, будет дополнительный козырь в переговорах с крулем.
- Что будет? – не понял Марк.
Ну, правильно. Это в Европе карты игральные гуляют. Там слово козырь понятно. У нас это пока совсем другое значит. И замечательно, нужно будет переговорить с патриархом, пусть он эту заразу запретит. Костей вполне хватит. Карты это совсем другое. Вот развернётся школа картографов в Вершилово, и начнём настоящие карты рисовать. А эту заразу пусть там у себя «просвещённые» картами называют.
- Поехали, Марк. Туда день, да назад день, да переговоры, спешить надо. Сейчас только команду дам по послам Жигамонта, а то он обидится и без нас атакует. Всё веселье пропустим.
Кантемир – «Кровавый Меч» был мелким, старым и ни разу на татарина не похож. Скорее на грека, какого смахивал. И это понятно. Он явно сын какой-то полонянки. Может даже из южных славян. Буджакская орда это там где Одесса будет. Значит, до Болгарии не далеко. Может мать как раз болгарка у этого ужаса всей Речи Посполитой. По собранным на товарища сведениям получалось, что в июле 1623 года великий визирь лишил Кантемира-мурзу должности силистрийского бейлербея, а Мехмед Герай планировал переселить Буджацкую орду на кочевья в древние Кипчакские степи у Молочных Вод. Осенью 1623 года Кантемир-мурза был вынужден подчиниться и вместе с 30 тысячами ногайцев перекочевать из Буджака на восток, в Кипчакские степи. Только сейчас Мехмеду не до ногаев, у него полномасштабная война с султаном. На Руси Мурада IV называют турским Амурат-султаном. Афанасия Ивановича эта манера земляков обязательно исковеркать все иностранные названия и имена сильно раздражала. Иногда даже не понятно было о ком вообще речь. Чем слово «Сигизмунд» хуже «Жигамонта»? Почему не Мурад, а Амурат. Уничижительные нотки? Так вы не словами уничижайте, а делами. Нет. Силой, умением не получается, будем словесами.
Кантемир привёл, как оказалось, совсем не пять тысяч. Это у страха глаза велики. Было ногаев чуть больше двух тысяч. И это, на самом деле, было хорошо. Иметь за спиной «союзника» с пятью тысячами неуправляемых грабителей - то ещё удовольствие. Пусть их будет поменьше. Догадки по матери «кровавого» явно подтверждались – Кантемир сносно говорил на смеси русского и польского. Не специально ведь учил, чтобы с полоняниками разговаривать. Не понятно было Петру только, как потом ногай или татарин превратится в молдаванина. Видно, в реальной истории дожмут его крымские ханы и султан, и вынужден будет товарищ сбежать в княжество молдавское. Теперь уже может и по-другому всё сложится.
С «Кровавым Мечом» договорились следующим образом. Мы пропускаем товарища Кантемира с Буджакской ордой за Буг в район Люблина, и они там резвятся, а на обратном пути в районе Брацлава они полон, продают Пожарскому. Казаки сопроводят его уже до Киева, ну и потом уже русские доставят бедных поляков на Урал и в Поволжье. Кто-то там из русских императоров угрожал, что Магадан, или Колыма, заговорят по-польски. Магадан далеко. Пусть пока Урал осваивают. Сволочью себя Афанасий Иванович при этом совсем не ощущал. Братский польский народ столько зла наделал за тысячу лет русским, что маленький «ответный удар Империи» он явно заслужил. Да, обычные люди не сильно во всём этом виноваты. Так им на новом месте жить будет лучше. Панов нет. Набегов татарских уже не будет никогда. Живи и богатей.