это время в мозгу воспалённом задачка по математике за первый класс билась. Если скорострельность картечницы Гатлинга около двухсот выстрелов в минуту, но в ленте всего пятьдесят патронов, а на перезаряжание нужно практически половину минуты, то с учётом того, что он разрешил стрелять третьему пулемётному расчёту только, когда первый будет перезаряжать, то, сколько же фактически в минуту вылетит потенциальных смертей с трёх его тачанок? Ответ он увидел, когда надел штаны и прорвался все же через малинник. Узкая лесная дорога, чуть более четырёх метров в ширину, ну, чтобы две телеги разъехались, была завалена лошадьми и людьми. А ещё запах пороха, крови, человеческих и конских испражнений. Повеселились.
Сигизмунд, очевидно взбешённый последними обещаниями Петра, и тем, что яд не подействовал, послал в атаку и переодетых гусар, и не переодетых, и заодно всех панов и магнатов, что в лагере ошивались. Не менее четырёх сотен шляхтичей сейчас лежало в это кровавой куче. Кто их так учил воевать против тачанок? Можно ли вообще с пиками лезть на тачанку? А сколько нужно человек чтобы справиться с тремя тачанками? Вот четырёх сотен не хватило.
- Ян, - окликнул Пожарский Заброжского, - Меня отравили, дай воды и скачем быстрее в лагерь, нужен доктор, - и упал на руки вылезшему из повозки пулемётчику.
Очнулся Пётр от того, что младший ван Бодль его по щёкам хлестал, да не церемонясь, наотмашь. Поневоле очнёшься. Ничего путного молодой доктор не придумал, опять заставил пить воду и пальцы в тор совать. Потом дал тёплого молока и укутал в жару-то медвежьей шкурой. Ну, может и правильно, во-первых, прошло уже больше двух часов, а князь-батюшка всё ещё жив, а во-вторых, не знает ведь доктор, чем его отравили.
Теперь уже Пётр Дмитриевич сам проснулся. Голосили петухи, утро, значит. Он лежал на лавке в каком-то сарае, даже скорее просто под навесом, стен почти не было, так с двух сторон загородки. А ведь это уже во второй раз. Так можно и здоровья лишиться. Печень, что оба раза эту отраву перерабатывала, пока трансплантации не подлежит, оборудование не то. Как-то поберечься надо. Вот ведь давал себе зарок больше в стычки самому не лезть. И что? Справился ли бы без него Заброжский? А чёрт его знает. Новые орудия, напалм, пулемёты, новые ружья. Как это всё использовать вершиловский воевода не знает. Жертв было бы гораздо больше. Жертв. Люди это. Его люди. Эх, как ни крути, а долго ещё ему в походы ходить. Татары ещё. Кумыки, мать их. Ляхи. Цесарцы со своим непобедимым Валленштейном. Да и англичанка ещё начнёт гадить. А когда прогрессорствовать? Когда электричество изобретать?
- Очнулся, Петруша? – вот так-так, князь Долгоруков.
- Владимир Тимофеевич, вы-то здесь, откуда? – сухими губами прошептал Пётр и потянулся к стоящему у изголовья ковшику с водой.
- Да, войско привёл Львов занимать, а ты его всё ещё не взял. Стыдно, поди? Оттого и прячешься в хлеву? – а глаза слезятся, чувствительный человек, тесть.
- Перехитрил меня Сигизмунд, заставил пить за здоровье Государя. Ну, ничего, раз проснулся, значит выживу. А вот раз выжил, то теперь ведь не успокоюсь, пока не поквитаюсь, - Пётр попытался подняться, но тяжеленая лапа Великого Герцога Финляндского его вернула в горизонтальное положение.
- Грамоту Жигамонт прислал, отрекается он от престола в пользу сына своего - королевича Владислава.
- И чем это лучше для нас? – снова попытался встать Пётр.
- Да, лежи ты! Королевич сейчас в Варшаве. Сейм собирает.
- Это откуда известно?
- Так ты почти седмицу без памяти был. Много чего случилось. Вчера вечером и Львов сдался.
Событие сорок четвёртое
Епифан Соловый проклятущую гору таки нашёл. Оказалась она совсем не там, где искали. Они первый раз забрались на двести с лишним вёрст на юг, а потом ещё несколько дней шли на восток к реке Яик. На самом деле всё гораздо ближе и проще. Нужно было всего-то пройти вёрст тридцать от Белорецка на юго-восток к горам, там между хребтами Уралтау, что с башкирского переводится как уральские горы и Крыктытау, которое бы по-русски звучало, как «Множество гор» начинает свой бег речушка Малый Кизил. На самом деле это уже тоже на русский частично название перевели. Башкиры называют её «Кесе Кизил». Полный перевод будет «Малая Красная». Карлос - картограф, предложил оставить слово Кизил без перевода, чтобы в разговорах с местными башкирами не путаться. Епифан не возражал.
Река петляла сначала среди гор и была больше на ручей похожа. Только после того, как с гор сбежала на равнину и в неё несколько притоков влилось: Кирса, Тайсара, Бизгинды, Юкали, Магау, Кулсугады, Урды, стала хоть немного и впрямь на реку походить. Дно стало не каменистым, а глинистым и река и правда приобрела красноватый оттенок. С этими ручейками, что в Кизил впадали, даже не церемонились, так башкирские названия Карлос на свою карту и заносил. На пятый день путешествия по берегам малого Кизила дошли и до цели. Получалось так, что гора, которую князь Пожарский именовал Магнитной, а местные называли Атач, находилась как раз в месте впадения речушки Малый Кизил в реку Яик, прямо на противоположном левом берегу. Кроме самой горушки Атач рядом были ещё и Алыс (Дальняя), Узянка (Долинная).
Епифан прикинул, что почти половину пути можно было бы на лодьях небольших пройти, Малый Кизил в центре был пару метров в глубину, были, конечно, и мели с перекатами, но это уж как водится, нет рек без этого. Кое-где потом можно будет перекаты расчистить от коряг и камней и вполне лодья-то пройдёт. Останется вёрст пятьдесят до Белорецка, да и то, на совсем плоскодонных баржах, запряжённых добрыми конями, можно будет ещё почти два десятка вёрст тащить груз по воде.
Только это теперь, сидя у костра, на котором жарили на вертеле целиком барана, и, посматривая в карту гишпанца, легко было рассуждать. Сначала-то ту же ошибку сделали и попёрлись на юг, однако на третий день натолкнулись на стойбище башкир. Увидев целую сотню стрельцов, те было похватались за оружие, но башкир-толмач Тимер (Железный) съездил к ним, пока остальное войско тоже ружья заряжало. В результате вместо боя попали на праздник. Башкиры оказались из племени Бикатин. Это башкирское племя, входящее в состав племени катай и в состав башкирского рода усерган племени усерган. Одним словом сам чёрт ногу сломит, но… Жена Епифана Кузьмича Солового – Нафиса, оказалась из этого же рода усерган. Получалось, что сотнику они теперь родичи, что железный Темир в ходе переговоров и выяснил. Ещё летом во время праздника Йыйын, что проводится в конце июня, старейшины рода Бикатин договорились со старейшинами рода Дуван, что кочует в верховьях Белой, о свадьбе, и вот теперь играют её.
Вот на этой-то свадьбе и узнали, что второй раз уже не в ту сторону глупые урусы идут. Даже проводника новые родичи выделили. Всё, конечно, имеет свою цену. Пришлось подарить старейшинам заветную свою саблю - хищно изогнутую польскую карабелу с рукоятью в форме орлиной головы с обоюдоострым клинком из золингеновской стали. Жалко было. Он её добыл в боях под Смоленском с литвинами и с тех пор почти не расставался. Не взял вот только в первый поход к Магнитной. Вот он и закончился печально.
Башкиры подарок оценили, совсем по-другому вести себя стали. Что ж, может, оно того и стоит. Зато теперь они сидят у подножия этой самой горушки Атач и глотают слюнки под ароматный дымок от костра, где баран почти прожарился. Барана с собой тоже новые родичи дали, а вот костёр развели и занимаются приготовлением тушки другие башкиры. Оказалось, что про железо в этой горе много кто знает и давно уже здесь несколько поселений башкир есть, что добывают руду, есть и род, что в домницах плавит её, превращая пусть в плохое, мягкое, но железо, из которого и ножи делают, и наконечники стрел и даже толстые кривые мечи.
В принципе, если князь Пожарский захочет здесь город новый основать, этих горе металлургов можно и согнать отсюда, а только теперь, поняв все преимущества обладания родичами среди башкир, Епифан бы посоветовал Петру Дмитриевичу просто поженить пару русских кузнецов или плавильщиков на местных красотках, да и строить город прямо рядом с башкирами. Те почувствуют разницу между тем, как живётся миассцам и как они тут в шатрах да землянках ютятся, и сами и веру православную примут и захотят служить и работать на князя. Башкиры, может, и дикие, но не дураки ведь.
Завтра уже можно и домой собираться, рудознатцы Ивановы с местными пообщались, выходы руды осмотрели и остались увиденным довольны. Карлос Хосе тоже всё тут излазил и зарисовал. Последний вопрос оставался. Вот над ним сейчас и ломал голову сотник в ожидании ужина, то ли идти по Кизилу этому назад в Белорецк уже известным путём, то ли пройти вверх по реке Яик и посмотреть, где она начало берёт. Опасения были и все советовали Соловому глупостью не заниматься. Осень скоро. Не хватало на зиму глядя заблудиться в степях или лесах. Ладно, утро вечера мудрёней. Завтра поутру бросим монетку.
Событие сорок пятое
Остров Сите соединён с берегами пятью мостами. Разглядывая схему, что набросал Анри Бенни, Шустрик решил, что как ни крути, а перебираться на остров придётся по Новому мосту или Пон-Нёфу, что переброшен с левого берега Сены на правый, как раз невдалеке от часовни, проникнуть в которую им надо. Днём сходили на разведку. Мост, конечно красивый. Ничего подобного видеть Саньке ещё не доводились. В прошлый раз они перебирались к Собору Парижской Богоматери по застроенному домами и лавками мосту Менял и ничего в этом скопище людей, камня и дерева красивого не было, здесь совсем другое дело.
Вообще, Париж поражал своими контрастами, великолепие соборов и дворцов и вонь, грязь и убожество всего остального. Ну, да пусть французский король занимается наведением порядка в своей столице, если чуму переживёт. Мост охраняли. Оно и понятно, если с левой стороны, где они находились, был просто город, то на противоположном берегу был Лувр, нынешняя резиденция короля. Самое плохое, что швейцарцы не просто стояли на одном месте, а ходили по мосту, а ещё хуже, что кроме десятка швейцарцев на той стороне моста ещё и мушкетёры маячили. Мост был не маленький, метров триста длинной, и разделаться со швейцарцами и мушкетёрами можно было по очереди. Только вот мушкетёры успеют тревогу поднять. Значит, по крайней мере, попасть на остров, нужно не по мосту, придётся плыть. Двадцать метров от левого берега до острова любой вершиловец проплывёт, и километр проплывёт – учили ведь. Проблема с бывшим мушкетёром, он ни то, что плавать не умеет, он ещё и боится воды.