Дальнейшее продвижение не заладилось из-за того, что приходилось вброд переходить через несколько рек, и каждый раз ляхи сжигали деревянный мост и пытались препятствовать переправе. Из-за этого потеряли почти сто человек убитыми и не меньше ранеными. В основном попадались панам под выстрелы недисциплинированные казаки, рвущиеся пограбить очередную деревню или церковь. В самом полку было восемь убитых и два десятка раненых. Ляхи использовали любую возможность напасть, и из кустов стреляли, и мелкими отрядиками нападали. Партизанщина. Приходилось идти с оглядкой и высылать во все стороны большие разъезды на хороших лошадях. Тем не менее, добрались.
Из Кракова в первый же день вышло войско и решило атаковать не организовавших ещё лагерь русских. Ну, с кем другим бы наверняка сработало, а так получилось почти полтысячи мёртвых поляков. С тачанками шутки плохи. Но настырные и смелые враги. Лезли и лезли под струи свинца. Если бы заклинило гатлинги, то неизвестно, чья бы взяла. Только не попустил Господь – техника сработала на твёрдую четвёрку. У двух тачанок патроны кончились уже в самом конце, и ребята отстреливались из ружей и пистолетов, да соседние тачанки огнём поддержали. Меньше сотни всадников вернулось в Краков. Теперь умнее будут.
А вот на второй день и начали появляться посольства. Самым удивительным было первое. Под белым флагом и в сопровождении гвардейцев Ватикана в лагерь въехал ни много ни мало – папский нунций. Начал архиепископ с вопроса, почему в Вершилово, по словам кардинала Арсини, нет притеснения католикам, и строятся храмы, а здесь в Речи Посполитой Пётр храмы католические захватывает и грабит.
- Расскажу вам, Ваше Высокопреосвященство, притчу. Жил себе хороший человек на берегу реки и был у него яблоневый сад и уютный домик. Но в одну холодную и бесснежную зиму все яблони в его саду вымерзли. И тогда, чтобы не умереть с голоду, ведь человек жил тем, что продавал яблоки, бедняга решил перебраться через реку. Там, на том берегу, тоже рос яблоневый сад. Только дно реки устлано очень острыми камнями, а вода страшно холодная. Однако человек решился и, превозмогая боль в порезанных ногах, и почти обморозив ноги, он добирается до противоположного берега и, помолившись Господу, начинает строить себе домик.
Теперь другой случай. Не было холодной зимы. Пришли злые люди, скрутили ему руки и волоком, царапая живот и лицо об острые камни, перетащили на другой берег, а чтобы бедняга не вернулся домой, дом его забрали себе, а сад вырубили. Тем не менее, человек всё равно, опять калеча ноги о камни, переходит реку. Тогда злые люди снова заламывают ему руки и опять волокут через реку, на этот раз вниз спиной. В результате у этого бедолаги вся спина изорвана в клочья.
Как должен поступить богатый человек, если к нему за помощью обратятся эти люди? Как поступили бы вы? Нет. Давайте я сначала скажу, как я бы поступил. Первому человеку я бы помог построить дом. А второму? Второму, лично я бы, помог по-другому. Я бы пришёл, повесил старшего у злых людей, а исполнителей заставил бы на руках перенести человека с того берега, а потом выкопать там все яблони и перенести на этот берег. Ну, и поливать их некоторое время, ведь человеку нужно ещё дом после того, как его загадили злые люди в порядок приводить.
Вот. Теперь Ваша очередь, Ваше Высокопреосвященство. Вы как бы поступили?
- А если у этого человека в саду кислые и мелкие яблоки, а на том берегу крупные и сладкие? Может, это благо, что его туда перетащили? Просто он по скудоумию не понимает этого.
- Не получается. Возьмите семена этих хороших яблонь и посадите рядом с его садом. Они вырастут, и человек почувствует разницу. Если перевести на мирской язык. Постройте свои храмы, рядом с храмом постройте школу, чтобы учились дети садовода. Постройте университет, где его старший сын и наследник выучится на селекционера и сможет скрестить кислые яблоки со сладкими, чтобы в результате получились очень вкусные кисло-сладкие яблоки. Ну, а дом отбирать это уже преступление. А преступники должны понести наказание. Преступники же, которые пытаются выдать своё преступление за благо для ограбленного, должны понести особо тяжкое наказание, чтобы другим неповадно было. Кроме того, нужно всем, кто задумал подобное преступление, заранее руки переломать, чтобы не появилось искушение воплотить свой преступный замысел в действие. Так. Я закончил. Теперь говорите вы, Ваше Высокопреосвященство. Как бы вы поступили с грабителями. Только про то, что нужно прощать не говорите мне, и про то, что нужно подставить другую щёку под удар, тоже не надо. Как наказать грабителей?
- А если я от имени Его Святейшества попрошу тебя, князь, отпустить всех захваченных в плен священников? – после долгого молчания пошёл на попятную нунций.
- Не примут ли ляхи мою доброту за слабость? И зачем мне это? – печально улыбнулся Пётр Дмитриевич.
- Я после визита в Варшаву должен был проследовать в Москву, чтобы организовать строительство там постоянного посольства Святого Престола. И для тебя, князь, есть хорошая новость, Папа Урбан за то, что ты строишь храмы в Вершилово и других своих городах, да за постройку в Риме монетного двора награждает тебя орденом Золотой шпоры или как его ещё называют «Орденом Золотой милиции».
Вот и соверши деяние достойное кавалера столь почётного ордена. Это высший орден для тех, кто не является католическим монархом, и награждают им только за значительный вклад в дело распространения католической веры или иные деяния во славу Церкви. Отпустишь пастырей, князь?
Нда. Пётр орденов не ждал. А не являются ли кавалеры этого ордена вассалами Рима? Ничего про этот орден Пётр не слышал.
- Хорошо, Ваше Высокопреосвященство, так и быть, всех монахов и других священнослужителей отпущу, но бывшие православные храмы не верну. Именно поэтому и война началась, что притесняют ляхи православных. Ну, да теперь им не просто это делать будет. Червонную Русь, Малороссию, Украину, как бы эту землю не называли, я назад Речи Посполитой не верну. Русские люди должны жить в русском государстве, в Российской империи.
После обеда прибыло второе посольство. На этот раз воевода Кракова просил разрешения похоронить убитых. Как тут откажешь. Конечно, хороните. А то ведь трупы разлагаться начнут. Один нюанс. Сейчас казаки закончат мародёрствовать, а потом сложат их в гору так, чтобы со стен Кракова эту гору видно было. Потом она денёк, эта гора, покрасуется, чтобы все жители Кракова её увидели. Ну, а вот послезавтра забирайте и хороните.
Воевода выкатил глаза и ускакал. Опять притащился с гвардейцами Апостольский нунций - архиепископ Франческо Коласуонно. Не по-христиански это - мешать упокоению павших в битве. И тем более не должны так поступать члены ордена «Золотой милиции». Пётр сплюнул и махнул рукой, забирайте. Вот как чувствовал, что этот красивый орден повлечёт за собой всякие некрасивые обязанности. Теперь всю жизнь будут ему это припоминать, да ещё бояре гвалт поднимут, что к католикам «Петрушка» переметнулся. Обасурманился. Но. Нужен ведь Ватикан. Хотя бы нейтральным. А то ещё начнёт вредить и подбивать всю Европу на новый крестовый поход. Так что от строительства очередной горы пришлось отказаться. И это плохо. Гораздо сговорчивее были бы паны после созерцания оной.
Под вечер ещё одно посольство прискакало. На этот раз собственной персоной прибыл господин Великий Референдарий литовский Александр Гонсевский. Выжил, получается, пан в погроме, что устроил вершиловский полк у реки Верещица возле городка с названием «Городок» польскому войску. Пётр ещё после битвы, опрашивая пленных, узнал, что руководил ляхами именно этот персонаж и поинтересовался у полковника Заброжского, что же за зверь такой – референдарий. Получалось – советник короля. А вот дальнейший рассказ Яна князя развеселил. Оказывает, этот «Референдарий» должен ежедневно присутствовать во дворце круля (с утра, после мессы, и до обеда, а потом с обеда и до вечера), выслушивая просьбы и жалобы частных лиц, передавая их канцлеру, тот передавал их содержание королю, и затем передавал полученные ответы монарха Великому Референдарию, ну а тот ужепросителям. Получалось, что этот пуп земли всего лишь референт короля или по-простому секретарь. Секретутка, блин. А понтов-то.
На этот раз господин Гонсевский через губу поинтересовался, уйдёт ли «княж Пожжаровшский» если Краков заплатит требуемые пятьдесят семь тысяч злотых. Разговаривали по-немецки. Прямо с порога референт заявил: «муве трохэ по немецку». И потом продирался через падежи и времена этого языка, с которым знаком был так себе. Наконец слушать этого важного господина Петру надоело.
- Пятьсот семьдесят тысяч злотых и я оставлю Краков в покое и пойду на Варшаву, - махнул он рукой.
- To nie jest sprawiedliwe! – завопил на мове товарищ, начисто забыв язык Шиллера и Гёте.
- «Однако за время пути собачка могла подрасти», - с милой улыбкой ответил Пётр, и с ещё более милой перевёл, - Мы потратились на поход и нужно эти деньги вернуть. Пятьсот восемьдесят тысяч. Следующая цифра будет уже пятьсот девяносто.
- Хорошо! – аж подпрыгнул Великий Референдарий, когда ему Заброжский перевёл.
- Завтра приносите, - снова улыбнулся Пётр Дмитриевич.
- To niemożliwe. Trzeba więcej czasu, - опять вопли. Нервные все.
- Завтра вечером. Если не будет денег, то утром начинаем стрелять из пушек. Вы ведь знаете, чем это закончится. До свидания. Do randkę, – и помахал ручкой.
Событие шестидесятое
Звук выстрела был на грани слышимости. Епифан бы его и не услышал, прозвучи он в другое время. Но вот совпало. Было раннее утро, птичий щебет не мешал, а весь лагерь спал ещё. Солнце и не думало всходить. Сумерки. Сотник Соловый дежурил у костра. Ночь поделили на четыре вахты, и бывшему казачьему атаману досталась последняя - под утро. Он сам выбрал. Сколько себя помнил Епифан, всегда просыпался он рано, а с возрастом и подавно. Зимою это особенно заметно. На дворе темень ещё, а у него ни малейшего желания бока пролёживать. Один чёрт, прости Господи, сколько не ворочайся, больше не уснёшь. По этой самой причине, если приходилось стоять на страже, то и выбирал Соловый всегда последнюю.