— Кобылки все жеребые, и ещё с обычными нашими кобылами три раза спарили. Восемь жеребят должны получиться, — вздохнув, рассказал селекционер. — Ну а по дестриэ вы и так все знаете. По осени уже жеребята пойдут. Только количество возможных вариантов для случки убыло в два раза.
— Ну, тут уже ничего не поделаешь. На то его княжья воля. Есть ли ещё потери?
— Тысячу рублёв из неприкосновенного запаса князь забрал, — огорошил всех Коровин. Ему княжич доверил сохранность всех получаемых без него от торговли денег.
— Как же он прознал про запас? — рассердился на него лях.
— Так спросил у пана Лукаша, сколько за последний месяц перьевые ручки доходу принесли, а тот сказал, что тысячу рублей. Князь меня и заставил деньги отдать. Я пытался было отговориться строительством, но он так зыркнул на меня, что пришлось отдать, — повинился староста.
— А есть ли деньги у тебя, чтобы со строителями рассчитаться да за материалы закупленные заплатить?
— Да найдём, пан. Не сумлевайся, это ведь только за последний месяц деньги были, а ведь не один месяц уже переработками занимаемся. Слов нет, тысяча рублей — огромадные деньги. Только ещё больше пяти тыщ осталось, да в мастеровых запасах ещё больше тысячи лежит. Дай бог князю-батюшке лёгкой дороги, — хитро улыбнулся вершиловский староста.
Событие семьдесят девятое
Петер Шваб зашивался. Он ничего не успевал. Началось это около месяца назад, в самом начале июля. Ему принесли грамотку от матери царя, старицы Марфы. В грамотке говорилось, что Марфе понравилась азбука, изданная книгопечатником. Ну что ж, весьма хорошая новость. Дальше старица «просила» прислать ей десять экземпляров азбуки для обучения чтению инокинь в Вознесенском монастыре. Эта новость была похуже.
Петер напечатал десять азбук, благо доски с набором сохранились, но ведь рисунки были сделаны иконописцами вручную. Книгопечатник пошёл к знаменщику Иоакиму Прилукину и показал ему грамотку от государыни. Иконописец вздохнул и взял азбуки в работу.
А ещё через неделю пришла грамотка от патриарха Филарета, и на этот раз не с просьбой, а с указанием напечатать для него двадцать экземпляров книги с библейскими притчами. Книгу эту задумал княжич ещё перед Рождеством. Он пришёл тогда к Петеру и спросил, есть ли у того Ветхий Завет на немецком языке. Шваб достал и показал ему три большие книги, изданные десяток лет назад в Кельне. Пожарский полистал их и огорошил книгопечатника.
— Нужно нам с тобой, Петер, издать книгу для чтения детей в старших классах школы. Она будет называться «Библейские притчи». Возьми свою Библию и переведи на разговорный русский язык пару десятков историй из Ветхого Завета, те, которые тебе больше понравятся. Когда это сделаешь, то отнеси их отцу Матвею, пусть он их прочитает и исправит, если что не так. Потом покажешь мне. Я тоже поисправляю, — усмехнулся тогда Пожарский.
На перевод, пререкания с отцом Матвеем и окончательную правку княжичем ушло больше месяца, и в конце февраля 1619 года Петер Шваб начал работать над своей третьей книгой. Закончил он её в июне. Петра Дмитриевича не было, и Шваб решил показать готовую книгу настоятелю их храма отцу Матвею, он ведь тоже был одним из авторов. Через два дня отец Матвей пришёл к Швабу на книгопечатный двор.
— Прости меня, Петер, — начал монах. — Не поверил я сначала в эту книгу, как же, думал я, Святое Писание да на простом языке. Кощунство. И потом не верил, когда ошибки в твоих текстах выискивал и собачился с тобой. Теперь же узрел. После святых Кирилла и Мефодия ты третий на Руси просветитель. Лучше этой книги я в руках ничего не держал. Отпускаю тебе все грехи твои на сто лет вперёд! — Он обнял Шваба и троекратно его расцеловал. — Прими совет от меня недостойного: отправь пять книг государю.
Петер совета послушался и книги царю Михаилу Фёдоровичу Романову отправил. И вот теперь пришло письмо от патриарха Филарета. Нужно было к тем ста пятидесяти экземплярам, что уже были напечатаны, срочно печатать ещё двадцать.
А ещё через неделю принесли ему грамотку и от государя. Михаил Фёдорович благодарил Шваба за подарок и награждал дворянством с пятьюдесятью четями земли в Жарской волости Балахнинского уезда. Грамотку эту передал книгопечатнику подьячий Замятий Симанов. Он же указал, где теперь находится вотчина нового российского дворянина Петра Петровича Шваба. Была у Петера теперь прямо на границе с владениями Пожарского деревенька в пять дворов.
Пришлось идти к Вацлаву Крчмару и договариваться с тем, чтобы он построил пять домов по образцу вершиловских со всеми хозяйственными постройками. Обошлось это новому дворянину в приличную копеечку. А ведь потом пришлось и к Полуярову идти на поклон, чтобы он обеспечил скотиной все пять дворов. Опять траты. Только через месяц новый хозяин выбрал время навестить своих крестьян.
Помня историю с Фомой Безухим, Петер взял с собой пана Янека и попросил того «по-хорошему» предупредить крестьян о вреде пьянства и лени. Расстались довольные друг другом. Единственное, что потребовал новый хозяин с крепостных, так это доставлять по утрам кувшин молока и раз в неделю кувшин сметаны и кринку масла.
Сам же книгопечатник вместе с отцом Матвеем работал сейчас над четвёртой книгой, над молитвенником. Книга содержала в себе утренние и вечерние («на сон грядущий») правила, а также правило ко Святому Причащению (которое включает три канона и Последование ко Святому Причащению), то есть самые употребительные молитвы для домашнего (келейного) чтения.
Кроме того, там были также благодарственные молитвы по Святом Причащении. На первый взгляд, ничего сложного, и рукописных «Молитвословов» хватало. Но книга была чисто церковной, и вся тяжесть легла на отца Матвея. А тот опять бился насмерть за каждую букву.
Наконец, первого августа рукописный вариант был утверждён, и Шваб приступил к набору книги, хотелось до возвращения Петра Дмитриевича воплотить его задумку.
Событие восьмидесятое
Симон Майр прибыл в Линц 3 июня 1619 года. И как оказалось, очень вовремя. Иоганн Кеплер намеревался выезжать в Московию на следующий день. Когда к нему пришёл еврей, чтобы получить ответ на письмо от маркиза Пожарского, Иоганн уже окончательно решился ехать. Он продал дом и договорился с их слугой Луханом, что тот с женой и двумя сыновьями отправляется с ними в Вершилово. Вторая жена Кеплера Сусанна поплакала и стала собираться в дорогу. Мать Кеплера Катарина согласилась поехать с сыном в сказочную страну не раздумывая. В Австрии шла война, и инквизиция опять подбиралась к ней. Помощник Кеплера Яков Барч тоже недолго думал. Он был молод и предан своему учителю. Разве можно оставить его одного? Еврей купил три большие повозки и карету для женщин и детей.
В это время и появился Симон Майр. Еврей, ни слова не говоря, купил ещё одну карету. Он же нанял четырёх молодых людей возчиками до Кракова. Перед отъездом еврей поинтересовался, все ли книги взял с собой Кеплер, и вручил тому пистолет и пятьсот талеров. Для вечно сводящего концы с концами Иоганна это были весьма большие деньги. До Кракова они добирались месяц. Им повезло: буквально по их следам следовала опустошительная война.
В Кракове, передохнув после изнурительной дороги три дня, они наняли новых возчиков до Бреста. Опять трёхдневный отдых и смена возниц, теперь до Минска. В Речи Посполитой было относительно спокойно. Дороги были в приличном состоянии, да и разбойники ни разу не покусились на астрономов. В Минске они в очередной раз поменяли возниц, теперь уже до пограничного с Московией Смоленска.
Седьмого августа 1619 года поезд из двух карет и двух повозок, заваленных книгами, въехал в принадлежавший ранее Московии Смоленск. До Москвы оставалось без малого двести вёрст. Они все ужасно устали за два месяца дороги. Оба, и Кеплер, и Майр, были уже не рады, что решились на это путешествие. Стоило ли оно того? Хорошо ещё, что двое маленьких детей Иоганна не болели и пока чувствовали себя вполне нормально.
Последняя часть пути до Москвы далась тяжелее всего. Пошли дожди, дороги развезло, и мужчинам то и дело приходилось выходить и всем вместе выталкивать повозку или карету из ямы. Возчики пугали казаками, которые после недавно закончившейся войны теперь промышляют татьбой, нападая на купцов и мелкие поселения, но, по счастливой случайности или по промыслу Божию, они избежали встречи с этими казаками.
Первого сентября показались купола московских соборов.
Событие восемьдесят первое
Питер Пауль Рубенс всё же засобирался в Вершилово. Он не понимал, зачем туда ехать. И самое главное, было жаль бросать всё нажитое непосильным трудом. Поэтому сборы были долгими и основательными. Рубенс переговорил со своими учениками. Антонис ван Дейк оставался в Антверпене и продолжал работать над завершением уже начатых работ. Мэтр поступил мудро: он набрал пару десятков заказов, сделал предварительные наброски и взвалил всю дальнейшую работу на любимого ученика.
С собой Рубенс брал двух других учеников, которые уже выросли в самостоятельных художников: Якоба Йорданса и Франса Снейдерса. Снейдерс не любил изображать людей, человеческие фигуры на его картинах писал Якоб Йорданс. Оба были женаты и имели детей, которых решили брать с собой. Сам Рубенс тоже вёз с собой жену Изабеллу и троих детей: восьмилетнюю Клару Сирену, пятилетнего Альберта и двухлетнего крошку Николааса.
Кроме этих уже самостоятельно работающих художников Рубенс брал с собой и семь подмастерьев, ещё не имеющих своего имени в искусстве, но обещающих в будущем стать неплохими живописцами. Все они были ещё молоды и обзавестись жёнами и детьми не успели.
Получалось, что нужно брать и подмастерьев по приготовлению красок, как и приличный запас этих красок. Только двадцать граммов ультрамарина из лазоревого камня (ляпис-лазурь) обошлись художнику в десять флоринов. Пришлось брать также двух слуг с жёнами и детьми и трёх натурщиц.