Я обессиленно закрыла глаза.
Миролюб подошел к нам и, опустившись на гальку рядом с Алваром, произнес, понизив голос:
— Подумал тут... Хванец, прикрой нас от Девы, чтобы до этого не долетело, — кивком указал он на оставшегося у Девы Гаттара.
Альгидрас оглянулся на миг на Деву и прикрыл глаза. Тревога и ужас, сковывавшие меня, вдруг стали ослабевать и отступать, как когда-то в Свири.
— Говори, — поторопил Альгидрас. — Долго, боюсь, не смогу.
— Любой обряд можно прервать, — склонившись к нам, прошептал Миролюб. — Алвар, ты ведь поймешь, когда мальчонка исцелится?
Алвар кивнул, глядя прямо перед собой.
— Ну так остановим обряд, и дело с концом.
— Да не остановите вы его, отроки вы бесхитростные, — Гаттар оказался за спиной Альгидраса так неожиданно, что мы все вздрогнули, а Альгидрас, закрывавший нас, явно потерял концентрацию, потому что ужас и безысходность, накатившие на меня, разом вышибли весь воздух из груди. — Миролюб-Миролюб, глуп ты, хоть и мнишь себя самым хитрым. Твоя беда в том, что твой выбор — положиться на друга. А он тебе сегодня друг да брат, а завтра нож в спину воткнет, — Гаттар указал на Алвара и, сплюнув, продолжил: — как мой бесхребетный братец. Знаешь, что будет, если обряд прервать?
Миролюб, задрав голову, смерил возвышавшегося над нами Гаттара неприязненным взглядом. Альгидрас, стиснув зубы, смотрел прямо перед собой, а его левая рука сжималась и разжималась, будто он мечтал придушить человека, стоявшего за его спиной. Ненависть, чистая и незамутненная, — вот что бурлило сейчас в нем. И только Алвар оставался закрытым и отстраненным. Будто его вовсе здесь не было.
— Аэтер не остановится, она вырвется в мир — жадная, истосковавшаяся по свободе. Это вы мните, что у нее ничего нет ни здесь, — Гаттар коснулся своего виска, — ни здесь, — его ладонь скользнула по груди. — Такого, как у вас, может, и нет, но есть что-то свое, сильное, голодное. Ты не держал в себе стихию никогда и не знаешь, что это. В тебе она заперта наглухо, но и она вырвется следом, и тогда ты проклянешь день, когда родился. Мальчик Сумирана — единственный, кто, верно, смог бы обуздать свою стихию, но он не тот, кому можно верить. Да и этого будет мало. Обряд должен дойти до конца. Вам хватит дел: вы будете держать вырвавшиеся стихии. Я не скажу, что каждый из вас непременно выживет, но мы все в равном бою. Я буду верить, что аэтер не заберет всю мою силу до капли, а оставит крохи на исцеление, а вы верьте, что сможете удержать стихии и мир выстоит.
— Мама! — звонко закричал Димка, и я выпалила:
— Я согласна!
Я не могла жить в мире, где не буду слышать его «мама».
Альгидрас уткнулся лбом в колени, а Алвар, рассеянно скользнув ладонью по шее Альгидраса, встал.
— К Диме лучше не ходи, — посоветовал он мне.
— Я обещала посмотреть на дельфинов, — прошептала я, вставая. — Мы с ним всегда выполняем обещания.
— Тогда не плачь, — требовательно произнес Алвар. — Это его растревожит. Лишние силы уйдут в никуда.
Я кивнула и, утерев щеки, побежала к морю.
— Ну наконец-то, а то они почти уплыли, — с укором произнес Димка. — Правда, потом вернулись, как будто меня поняли. Смотри, как вон тот прыгает.
— Здорово!
Димка стоял в воде по колено, и оттого, что он радостно приплясывал, в разные стороны разлетались брызги. Я не смотрела на дельфинов, я смотрела на восторг своего ребенка и мечтала, чтобы все это оказалось дурным сном, чтобы над ухом зазвенел будильник и мне пришлось отдирать себя от постели, кормить Димку завтраком, вести его в сад и прокручивать в голове расписание предстоящих уроков.
Альгидрас на миг коснулся моего плеча и потрепал Димку по макушке.
— Смотри, дельфины! — Димка указал ему на стаю дельфинов.
— Красивые, — улыбнулся Альгидрас и, склонившись ко мне, прошептал: — Про меня не говори. Его нельзя волновать. Алвар не справится.
Я опустошенно кивнула.
— Ты веришь Алвару?
— Как себе, — выдохнул Альгидрас, глядя мне в глаза, и я еще раз кивнула.
— Дима, мы отойдем по делам. К нам, пожалуйста, не подходи, хорошо? Нам нужно… поговорить с дядей Будимиром.
— Хорошо, — кивнул Димка и спросил у Врана: — А ты тоже уйдешь?
Вран с улыбкой помотал головой, а Димка вдруг сказал:
— Жалко, что дядя Алиш не увидел дельфинов. Почему он с вами не пришел?
Я открыла было рот, чтобы предупредить Врана, что Димка не сможет спокойно принять гибель Алиша, но меня опередил Альгидрас.
— Он остался дома, там тоже нужна охрана. Но мы расскажем ему про дельфинов, когда вернемся, — пообещал он.
— Идите, — одними губами попросил Вран, и я, поцеловав сына в макушку, пошла прочь. Через миг меня догнал Альгидрас.
– Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю, — Альгидрас взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими.
— Как?
— Сейчас просто начнем обряд, а дальше посмотрим, — уверенно заявил он.
— Я поняла, умение строить планы у тебя явно от основателей: «мы тут начнем, а дальше посмотрим. Авось выживем», — всхлипнула я, и Альгидрас, невесело усмехнувшись, поцеловал меня в висок.
Гаттар ждал нас возле Девы. Миролюб стоял в паре метров от него и смотрел то ли на Димку, то ли на дельфинов. Его брови были нахмурены, он снова будто к чему-то прислушивался. Савойцы, рассевшиеся у подножия скалы метрах в десяти от нас, напоминали туристов на привале. Алвар быстрым шагом направлялся от них в нашу сторону. Грита не было видно.
— А где Грит? — шепнула я Альгидрасу.
— Ушел показать дочери священное озеро.
— И Гаттар позволил?
— Гаттар не может ему помешать. Грит не слишком сдержан, а Гаттар боится лишних колебаний силы.
— Готовы? — голос Гаттара прозвучал серьезно.
Я кивнула и посмотрела на Деву.
— А что с самой Раминой? — спросила я у него.
— Она столетия как мертва, — пожал плечами он.
Подошедший к нам Алвар был очень бледным и сосредоточенным. Альгидрас принялся расшнуровывать на мне доспех. Алвар помогал ему с другой стороны. Без доспеха должно было бы дышаться легче, но вдохнуть полной грудью у меня не получалось.
Гаттар снял рубаху и небрежно отбросил ее в сторону, потом достал из ножен кинжал.
— Мальчик, — обратился он к Алвару, — будешь свидетелем моего уговора со Святыней. Ты один здесь, кто может говорить со Святынями.
Алвар кивнул и, подышав на руки, потер их. Мне показалось, что его знобило. Гаттар встал перед Девой и принялся что-то говорить. Я не понимала ни слова, вероятно, он говорил на старо-кварском, но у меня внутри будто что-то дрожало от звука его негромкого голоса. Гаттар замолчал, и Алвар, глубоко вздохнув, что-то произнес на том же языке.
— Ты их понимаешь? — спросила я у Альгидраса.
— Гаттар объявил себя жертвой, готовой добровольно отдать свое тело на волю аэтер. Алвар стал тому свидетелем.
В это время из пещеры вышел Грит, державший за руку дочь. Он чуть сбавил шаг и, прищурившись, оглядел поочередно Деву, Гаттара и Алвара, а затем кивком головы отозвал Альгидраса в сторону.
— Мальчик, — обратился Гаттар к Альгидрасу, — проследи за тем, чтобы он не вмешался. Если что-то пойдет не так, твой сын умрет вместе со мной.
Альгидрас молча кивнул и отошел к Гриту. Алвар подал знак Врану, потом своим людям, и Вран повел Димку вдоль берега прочь от нас. Люди Алвара потянулись за ними.
— Куда они? — заволновалась я.
— Устроятся подальше отсюда, где… безопаснее, — рассеянно пояснил Алвар и вновь потер ладони.
Вернувшийся Альгидрас встал рядом со мной. Грит, пройдя мимо нас, бросил на меня ободряющий взгляд и быстрым шагом двинулся вслед за савойцами. Грита, растрепанная и испуганная, то и дело спотыкаясь бежала за ним и выглядела так, что ее нестерпимо хотелось обнять и утешить. Бедные дети! Сколько им приходилось выносить из-за игр этих проклятых основателей!
— Дай руку, — произнес Гаттар и, не дожидаясь моего движения, схватил мою правую руку и, вложив в нее кинжал, направил острие себе в грудь.
Кинжал был большим и тяжелым. Каменная рукоятка с одной стороны была расколота, и по ней тянулась длинная трещина. Накрыв мои пальцы левой рукой, Гаттар произнес:
— Не выпускай его из рук. Держи и направляй силу в сына.
Взгляд Гаттара был спокойным. Можно было бы подумать, что он дает мне время подготовиться, вот только мертвая хватка на моем запястье ясно говорила, что обряд начнется тогда, когда решит он. Я представила, как из раны хлынет кровь, и меня замутило.
— Стой! — вдруг выкрикнул Миролюб и перехватил за запястье правую руку Гаттара, сжимавшую мою кисть. От его окрика Гаттар вздрогнул. — Смотри, смотри, что она показывает!
Глаза Миролюба лихорадочно блестели, а его безумный взгляд метался между Девой и мной.
— Смотри же, ну!
Я попыталась сосредоточиться, но у меня ничего не получилось, потому что поведение Миролюба отчего-то испугало меня даже больше, чем все слова и действия Гаттара.
— Охолони! — голос Гаттара прозвучал, как удар хлыста, и он попробовал вырвать свою руку, но Миролюб не позволил. Он все же был моложе и сильнее.
Зажмурившись, я еще раз потянулась к Деве, и на этот раз на меня обрушились видения.
Молодая женщина, очень похожая на меня, прижимает к себе новорожденного. Ребенок закутан в белую пеленку, и было бы сложно понять, из какого века эта картинка, если бы не трубка от капельницы, тянущаяся от запястья женщины.
Камнепад. Деревянная лавка. Деревянная лохань с водой. Сверток из серой ткани, полный собранных трав. Пес. Огромный, явно свирский. Тонкая женская рука гладит его по ушам, пес жмурится.
Красивая молодая женщина в объятиях Будимира.
— Это мать. Моя мать, — услышала я голос Миролюба и поняла, что мы видим одно и то же.
Эта женщина не была похожа на ту курносую, что я видела однажды. «Милонега!»
Будимир гладит обнаженные плечи Милонеги, явно пытаясь ее успокоить. А в ее глазах безумие. Рот ее искривляется так, будто она кричит, и в следующий миг на меня сыплются картинки: сад, альпийская горка, цветы в деревянных горшках и тут же — цветы в современных пластиковых кашпо.