Моя мать — моя настоящая мать! — качает на руках ребенка. На этот раз ее освещает слабый свет лучины. Добронега, молодая и очень уставшая, гладит ее по волосам.
Пластиковые кашпо… и увешанные цветами улицы Каменицы.
Хватая ртом воздух, я распахнула глаза и встретилась взглядом с бледным Миролюбом. Его лоб был покрыт бисеринками пота. Я не могла понять, что все это означает, но увидела, как перекосилось лицо Гаттара и почувствовала, что его ладонь, все еще лежавшая на моей руке с кинжалом, вспотела. Он ведь тоже видит то, что показывает Дева.
— Что это? — прошептала я.
— Ваши страхи и чья-то память, — Гаттар чуть пожал плечами. Выражение его лица совсем не вязалось с этим равнодушным жестом.
Альгидрас переместился поближе к Миролюбу, и тот вдруг хрипло произнес:
— Не дай ему себя ранить ее рукой.
Дальше все произошло с такой скоростью, что я не успела ничего понять.
Гаттар резко дернул мою руку с кинжалом на себя и подался вперед. Миролюб рванул наши руки в сторону, а Альгидрас, едва не вывихнув мне запястье, высвободил мою кисть из вспотевшей ладони Гаттара.
Кинжал отлетел куда-то вбок, и метнувшийся к нему Алвар перехватил его на подлете к земле.
Выдохнула я только тогда, когда поняла, что на груди Гаттара нет раны.
— Обряда не будет! — отрезал Альгидрас.
— Твоего сына тоже, — спокойно ответил Гаттар и потер запястье.
Несмотря на ужас, я вдруг почувствовала облегчение. Да, мы ничего не знали об обрядах и стихиях, у нас не было плана и наши действия были похожи на пресловутое «мы начнем, а потом посмотрим», но мы были вместе и я… верила каждому, кто пришел сегодня со мной на этот берег. И это решение доверять было, пожалуй, самым главным и самым верным в моей жизни.
— Твой сын погибнет! — повысил голос Гаттар, повернувшись ко мне.
— Нет, — покачала головой я и направилась к савойцам.
Я знала, что он не погибнет. Может быть, это было самообманом, но сейчас мне было на это плевать.
— Надя! — голос Гаттара разнесся над пляжем.
Я остановилась и оглянулась.
— Хороший воин всегда заранее знает, где ему не победить, помнишь? — обратился Миролюб к Гаттару, направив на него меч. — Ты ничего не сделаешь нам. Иначе мир погибнет.
Я благодарно посмотрела на Миролюба и продолжила путь. Альгидрас догнал меня и пошел рядом со мной.
— Я мало поняла из видений, но там картинки… Каким-то образом воспоминания моей матери оказались у Милонеги, понимаешь? Отсюда эти сады, цветы, альпийские горки... И безумие ее отсюда. Я не знаю, как это работает, но, кажется, аэтер вправду может переносить не только силу стихий, но и сознание. Я не верю Гаттару. Он слишком настаивает на том, чтобы стать жертвой, войти в обряд, рискуя жизнью, и требует непременно довести обряд до конца… У меня нет доказательств его лжи, но я ему не верю, понимаешь?
— Понимаю.
— Он сделал все, чтобы у нас не было выхода, чтобы мы усомнились друг в друге и согласились добровольно на все его условия. А я хочу вам верить. И буду!
Я поняла, что мне нужно услышать от Альгидраса подтверждение своей правоты, потому что от этого решения зависело слишком многое. Резко остановившись, я схватила его за руку:
— Я ведь могу ошибаться!
— Любой может, — ответил он, глядя мне в глаза. — Я не верю ни одному из основателей, но я верю Алвару. И княжичу тоже верю. Поэтому если и делать что-то, то только вместе с ними.
— Хорошо, — кивнула я. — Послушай, я сейчас отдам Димке свою аэтер. Всю, сколько есть. Не знаю, как, но я уверена, что смогу. Гаттар заблуждается, считая, что аэтер может лечить лишь раны, а отравление не сможет. Я смогу, понятно?!
Мой голос взлетел, и Альгидрас сжал мою руку.
— Хорошо, — кивнул он.
— Ты только позаботься о Димке потом, если что. Ладно?
Альгидрас снова кивнул.
— И если вдруг ты видишь, что у меня не получится, не говори мне об этом, ладно?
Он кивнул в третий раз.
— Сердишься? — спросила я.
— Нет. Боюсь, — честно ответил он. — Но у Грита есть мысль.
Грит уже бежал нам навстречу от группы савойцев. Грита бросилась было за ним, но Гвен перехватил ее и закружил, как на карусели, что-то приговаривая своим потусторонним голосом.
— Что? — спросил запыхавшийся Грит, указав на Димку.
— Я отдам ему аэтер, — сказала я, надеясь, что ему не придется что-либо объяснять.
— Меримаш! — Грит схватил меня за руку. — Там аэтер. Ты можешь взять ее, если тебе не хватит. Я помогу. Я сразу хотел сказать, что мы и без них справимся. После смерти ведуна меримаш слышит меня.
— Но она и так рассеивается. Что, если это погубит остров?
— Надия, — Грит посмотрел на меня так, будто я сморозила жуткую глупость, — маленький мальчик, — он поставил ладонь горизонтально на уровне бедра, — и большой остров. Как думаешь, кому сколько сил нужно?
— Но если этот яд…
— Это просто килат. Я нашел в пещере остатки яблока, которое ел твой сын. Я выжил после большего.
— Но ты был взрослым.
— Но у меня не было ни аэтер, ни савойца.
— Что решили? — бодрым голосом спросил подошедший Миролюб.
— Я отдам Диме аэтер.
— А Грит, если нужно, обратится к местной святыне, — негромко произнес Альгидрас.
— А если силы вырвутся, все погибнет? — уточнил Миролюб.
Альгидрас и Грит, который, кажется, успел немного нахвататься словенского, синхронно кивнули.
— Понятно, — Миролюб тоже кивнул так, будто принял к сведению.
— Вы же не против? — спросила я, чувствуя ответственность, потому что Димка, в конце концов, был моим сыном, и остальные не были обязаны рисковать ради него своими жизнями.
— Если я не выживу, позаботьтесь о Грите, — попросил Грит в никуда и потер руки.
— Клянусь! — сказали мы с Миролюбом одновременно.
Алвар жестом подозвал Криша и несколько секунд о чем-то с ним шептался. Тот, выслушав его, нахмурился и кивнул. Алвар стащил с руки ритуальный перстень и вложил его в ладонь Криша.
Альгидрас проследил за этим с тревогой.
— Я готов, — объявил Алвар. — Если что-то пойдет не так и за аэтер вырвется огонь, Криш попробует справиться. Он самый сильный из моих людей сейчас.
— Я попробую сдержать воздух и воду, — сказал Альгидрас по-кварски.
— А я буду мух от вас отгонять, — торжественно произнес Миролюб, и у нас вырвались нервные смешки.
— Он землю удержит, — мотнул головой Алвар в сторону оставшегося стоять у Девы Гаттара. — Он слишком боится смерти.
— Хвала Богам, — произнес Миролюб, сверля взглядом Гаттара, и зачем-то вытащил меч.
— Мух отгонять? — нервно спросила я, указывая на меч, и Миролюб серьезно кивнул.
— Глупцы! — крикнул нам Гаттар. — Я-то подожду, а вы будете молить меня хоть что-то сделать, когда дите испустит дух!
— Не слушай его! — твердо сказал Миролюб. — В нем говорит страх.
Вран, шедший к нам за руку с Димкой, уже едва наступал на ногу, в его лице не было ни кровинки. Доспех и меч он снял, видимо, сил их носить уже не осталось. Димка при этом весело щебетал, пересказывая какой-то мультик, смешивая русский язык с кварским, когда ему не хватало слов. Вран кивал и улыбался будто приклеенной улыбкой.
— Из ума выжил? — резко спросил Алвар, стоило Врану подойти.
— Я отмеряю, — огрызнулся тот.
Алвар закатил глаза и потребовал:
— Бери все.
На этот раз глаза закатил Вран.
Выходит, он придерживал силу Алвара и делился с Димкой еще и своей?.. Я вдруг поняла, что не знаю, как смогу отблагодарить этих людей, когда все наконец закончится. И я еще им не верила?
— А как будет «сеть»? — уточнил Димка у Алвара.
— Скереш, — ответил тот и, усевшись на землю, усадил Димку к себе на колени.
— Ага. Там была сеть… — продолжил было Димка свой рассказ, но Алвар чуть тряхнул его за плечо, привлекая внимание.
— Димар, сейчас мы будем играть. Мы с тобой сидим в центре круга и притворяемся…
— Репками, — объявила я, и Миролюб громко фыркнул.
— А ты кто? — спросил меня Димка.
— Я буду хозяйкой. Буду репку поливать.
— А я — ее охранять, — объявил Миролюб, не дожидаясь вопросов.
— А я буду смотреть, — неловко произнес Альгидрас, явно не привыкший рассказывать детям сказки.
— А чем ты будешь поливать? У тебя даже лейки нет, — подловил меня Димка.
— А она невидимая, а поливать буду любовью.
Я присела рядом с сыном и взяла его за обжигающе горячую руку. Закрыв глаза и потянувшись к нему, я испуганно замерла. Если в Алваре сегодня я видела яркую бурлящую лаву, то стихия Димки была сейчас похожа на жаркие угли, то тут, то там залитые черной липкой смолой. Я попыталась потянуться к его аэтер. Но ее нигде не было видно. Казалось, смола залепила ее так, что и не пробраться.
Сжав свободную руку в кулак, я зажмурилась.
У меня все получится. Нужно просто убрать эту мерзкую смолу.
Сначала ничего не выходило, потому что я просто не могла понять, как отпустить свою аэтер и направить ее в Димку. В голове звучали слова Гаттара о том, что силами учатся управлять веками. Но потом я вдруг очень ярко вспомнила день, когда Димка появился на свет — маленький, красный и орущий на все родовое отделение.
«Ну и голосина, — сказала тогда пожилая акушерка. — Певцом станет, не иначе».
И мысль о том, что, если я сейчас не справлюсь, мой сын не станет не только певцом, но и вообще никем не станет, будто открыла какие-то невидимые шлюзы. Белый поток хлынул на уродливые черные пятна, сперва увяз, застопорился, но потом пошел все дальше, укрывая израненную лаву, убаюкивая ее.
Я не знала, сколько времени прошло. Сперва все ожидала, что вот-вот почувствую слабость от потери силы, даже слепо нашарила руку Альгидраса, безмолвно прося поддержать, если это случится, но плохо мне все не становилось. Белый поток начал просачиваться сквозь лаву, будто впитываясь в нее, и там, где он впитался, оставалось яркое огненное свечение.
— Ох ты ж! — услышала я возглас Миролюба, и на него тут же кто-то шикнул.