Я почувствовала приступ головокружения, и он никак не был связан с изменением реальности. Меня накрыло страхом. Мы с Альгидрасом поговорили про газ, про святыни, про аэтер, но этот гад даже не обмолвился о том, что у него с документами и сколько ему лет по этим документам.
— Павел Николаевич, я не понимаю, о чем вы, — я от всей души понадеялась, что мой голос прозвучал твердо.
— Надя, отрицать это глупо. Любая экспертиза подтвердит родство.
В первый раз за все время нашего знакомства он назвал меня Надей.
— Даже если допустить этот бред… Ну, подтвердит, и что?
— Это уголовное преступление.
— При условии, что потерпевший подаст заявление, — рассмеялась я, хотя мне было совсем несмешно.
— Или же те, кто был его опекуном на тот момент.
Мне нечем было крыть, потому что я понятия не имела, что говорит законодательство на этот счет.
— Павел Николаевич, я столько лет считала вас своим другом, и вот сегодня вы появляетесь и начинаете говорить чудовищные вещи. Просто потому, что вам показалось, что я, якобы, приблизила к себе одного из студентов. И что, о, ужас, этот студент и мой сын похожи. Вам самому не противно?
Мой голос немного дрожал, но это, пожалуй, было даже хорошо, потому что, во-первых, я на самом деле была шокирована и не смогла бы казаться равнодушной при всем желании, а во-вторых, я планировала пробудить в нем совесть. Набравшись мужества посмотреть ему прямо в глаза, я поняла, что мой план сработал. Никогда прежде я не видела Павла Николаевича таким взволнованным и несчастным. Я привыкла к тому, что он всегда владеет ситуацией, забавляясь поведением окружающих. Сейчас ему явно было не до веселья. Он хмурился, а на его шее пульсировала вена.
— Простите, — глухо произнес он и вдруг, схватив меня за руку, дернул на себя.
Коробка с машинкой больно вдавилась мне в ребро, и он, вытащив ее из моих рук, отбросил прочь не глядя. Я уперлась ладонями в его плечи, намереваясь оттолкнуть, но он прижался лбом к моему лбу и прошептал:
— Я не сделаю ничего против вашей воли. Просто позвольте позаботиться о вас и вашем сыне. Информацию о Боеве может получить любой желающий даже при наличии минимальных связей. Сопоставить факты может любой, у кого есть глаза. Для анализа ДНК достаточно волоса. Надя, вы погубите себя. Я боюсь за вас. Вы — все, что у меня есть.
Я зажмурилась, чувствуя его горячее дыхание на своем лице. От него пахло мятной жвачкой и сладковатыми духами его жены.
— Чем больна ваша жена? — спросила я.
— У нее психиатрическое заболевание. Два-три раза в год она оказывается в стационаре. Но это не лечение. Просто реабилитация. Лучше ей не станет.
— Мне очень жаль, — прошептала я, потому что это было правдой.
— Я прошу вас, я вас умоляю, не погубите себя этой глупой связью.
Мои ладони по-прежнему упирались в его грудь, но я так его и не оттолкнула. Просто не смогла. В его голосе было столько всего.
— Вам не о чем волноваться, — прошептала я.
Он усмехнулся и отстранился от меня. Открыв глаза, я успела увидеть, что он покачал головой.
— Надежда, Надежда. Вы похожи на маленькую девочку, которая оказалась в темном лесу и подружилась с серым волком.
— А серый волк — это вы или Боев? — постаравшись за усмешкой скрыть неловкость, я заправила за ухо прядь волос.
— А серый волк — это любой мужчина, которому вы понравитесь. Впрочем, не буду вам надоедать. Вы правы, я в последние дни и так слишком часто попадаюсь вам на глаза. А мне это уже не по возрасту.
Он вновь усмехнулся, поднял с земли коробку с машинкой и, вытерев ее о свои брюки, протянул мне. Я улыбнулась и приняла подарок.
— Вы шли за Димой?
Я хотела было сказать, что собиралась прогуляться, но в последний момент, почему-то передумав, ответила «да». Наверное, испугалась, что он составит мне компанию. Но Павел Николаевич распрощался со мной и даже не стал настаивать на том, чтобы проводить меня до Димкиного садика. Это позволило мне все-таки направиться к морю.
Море было все таким же беспокойным и бескрайним. Я вспомнила слова Павла Николаевича о сероводороде и о том, что море несколько раз горело. Интересно было подумать об этом не с научной точки зрения, а в разрезе стихий. Если вода горела, значит в тот момент в одном месте и времени сошлись две чужих стихии. Нужно будет поискать информацию об этом в интернете. Наверняка, наряду с научными объяснениями будут статьи каких-нибудь любителей паранормальных явлений.
Пройдя мимо кафешек, забитых туристами, я спустилась к морю и, присев на корточки, коснулась ладонями воды. В прошлые года в этих числах море было еще теплым. Сейчас же из-за раннего похолодания вода лично мне показалась некомфортной для купания. Впрочем, несколько десятков человек придерживались другого мнения.
— Что мне делать? — спросила я у моря. — Зачем он вернулся?
Несмотря на то, что только что у меня состоялось весьма эмоциональное объяснение с Павлом Николаевичем, думала я все равно об Альгидрасе.
— Слушать меня, а вернулся, чтобы вас защитить, — раздался рядом со мной знакомый голос, и Альгидрас присел на корточки справа от меня.
— Ты издеваешься? — не выдержала я. — Ты теперь за мной все время будешь ходить? У меня, между прочим, своя жизнь. Личная, понимаешь?
Я встала и стряхнула воду с рук.
— Я видел, — он тоже поднялся и посмотрел на меня так, будто я предала его доверие.
— Что ты видел?
— Надя, услышь меня. Держись от него подальше.
Я расхохоталась и отступила от воды.
— Вы издеваетесь? Он мне твердит то же самое о тебе.
— Надя, он опасен, — глядя мне в глаза, произнес Альгидрас.
— Докажи! У меня есть только твои слова. А им я уже верила когда-то. В итоге выяснилось, что ты все время врал.
— Я не врал! — воскликнул он и, оглянувшись по сторонам, добавил уже тише: — Я просто не говорил всего. Это разные вещи. Я уберегал тебя от знаний, которые могли причинить тебе вред. А части просто не знал сам. Какой смысл в том, чтобы просто расстраивать тебя и…
— Знаешь, это все сказки. Ты не имеешь права решать за другого человека, какое знание причинит ему вред, а какое нет. Пока вред причинил лишь ты своим внезапным появлением.
— Какой вред? — тут же прищурился Альгидрас.
— Оказывается, имея связи, легко выяснить, что тебе по документам чуть за двадцать, а это значит, что Димка родился, когда ты еще был несовершеннолетним! Это уголовная ответственность.
— Даже если младше мужчина? — недоуменно переспросил Альгидрас, из чего я сделала вывод, что про опасность общения с несовершеннолетними девочками он в курсе. Интересно, откуда?
— Откуда у тебя документы? — требовательно спросила я.
Он провел рукой по волосам и вздохнул. Я видела, что он не хочет говорить на эту тему.
— Опять уберегаешь меня от знания? — съязвила я.
— Их сделал Альтар. Настоящий Олег Боев погиб на границе в военном конфликте. Он был из детского дома. Альтар решил вопрос, и он стал числиться попавшим в плен. Мы приехали туда, куда я, якобы, сбежал из плена. Меня нашли, я говорил о частичной потере памяти. «Помнил» имя, фамилию. Альтар договорился с директором детского дома. Та меня опознала. Альтар… умеет убеждать. Когда я говорю, что без аэтер здесь нет силы, я больше про себя. Альтар… все же кое-что может. В институт я поступил по квоте. Без внутреннего экзамена. Со мной просто побеседовали минут пять.
— Это же мошенничество. А вдруг его будут искать? Вдруг найдутся друзья или знакомые погибшего Боева?
— Он был родом с другого конца страны.
— Очнись! Это не твой мир, где два месяца пять морей пересекают. Здесь самолеты: несколько часов — и ты уже в любой точке мира.
— За два с лишним года никто так и не появился. К тому же меня нельзя найти. Я не веду странички в интернете. Какие друзья?
— Но Павел Николаевич нашел информацию о тебе.
— Это лишь доказывает то, что он опасен.
— Это доказывает то, что все ваши планы построены с надеждой на авось.
— Так можно сказать о любом плане. Альтар сделал то, что смог. И речь сейчас не о нем, а о Павле Николаевиче. Он может быть аэтер! — зло закончил Альгидрас.
— А может и не быть, — так же со злостью ответила я.
— Я не хочу рисковать тобой и сыном.
— Тогда, вероятно, не нужно было выбрасывать меня в мир, где бесконтрольно разгуливает эта ваша аэтер?
— Я не знал, что она здесь. Сумиран рассказал нам с Алваром уже позже.
— Сбрасывая меня в воду, ты не мог наверняка знать, выживу ли я вообще. Поэтому сейчас твои стенания просто смешны.
— Зато я знал, что ты точно не выживешь, если останешься там. И если ты считаешь, что мне было легко это сделать, то ты… — его голос дрогнул, а сам Альгидрас отвернулся к морю.
Я некоторое время смотрела на его затылок и думала, что я все-таки редкостная дура. Я не доверяла ему, я злилась, но просто не могла его… не любить. Или как правильно называлось то чувство, которое заставляло мое сердце тоскливо сжиматься от мысли, что каждым сказанным словом мы возводим между собой непреодолимую стену? Осознавать это было так паршиво, что хотелось сесть на колючую гальку и разреветься.
— Мне пора забирать сына, — сказала я, и он тут же повернулся ко мне.
— Надя, я умоляю тебя, не оставайся с ним наедине. Я прошу тебя. Будь благоразумной.
Так странно. Вот уже второй мужчина за последний час умоляет меня быть благоразумной.
— Если он аэтер, во что я не верю, но все же… Что он может сделать?
— Он может убить тебя. Димку скорее всего он не тронет, хотя я не могу знать наверняка. Но ты рядом с ним в опасности каждую секунду.
Поднялся холодный ветер, и я запахнула джинсовую куртку. Коробка с машинкой для Димки выпирала из моего кармана. Альгидрас посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он был без толстовки, в футболке с короткими рукавами, но даже ни разу не поежился под порывами ветра.
— Это звучит как бред, — раздраженно произнесла я. — И меня бесит то, что ты отравляешь этим бредом мою жизнь.