— Нужно поклониться, — шепнул Альгидрас, и я, поспешно приложив ладонь к груди, тоже поклонилась, понимая, что делаю это то ли во второй, то ли в третий раз в жизни.
Старейшина кивнул и что-то у меня спросил. За меня ответил Альгидрас. Мужчина внимательно его выслушал, а потом, бросив на меня короткий взгляд, поманил нас за собой.
Мы вошли в дом, прошли по узкому коридору и вышли через заднюю дверь на широкую внутреннюю террасу. Розы так же увивали ее со всех сторон, создавая тень и даря тем самым приятную прохладу. За домом располагался большой сад со множеством дорожек, беседкой и даже альпийской горкой. Это моментально напомнило мне сад Милонеги в Каменице.
— Надия, — раздалось откуда-то справа, и, резко обернувшись, я увидела Грита, сидевшего на перилах террасы.
Старейшина что-то ему сказал, но Грит, сделав вид, что не слышит, спрыгнул с перил и направился к нам. Альгидрас рядом со мной ощутимо напрягся и шагнул вперед. Грит, обойдя его как пустое место, неожиданно присел на корточки перед Димкой и что-то ему протянул.
— Спасибо, — сказал мой вежливый ребенок и взял с протянутой ладони какую-то металлическую штуковину.
Альгидрас что-то сказал сперва Гриту, который снова его проигнорировал, а потом пояснил Димке:
— Это свисток.
— Скажи «спасибо», — попросил Димка, задрав голову и глядя на Альгидраса. — А то он не понимает.
— Я уже сказал, — медленно произнес Альгидрас и повторил еще раз для Грита: — Спасибо — кери малика.
На этот раз Грит не стал делать вид, что не слышит. Он кивнул, по-прежнему глядя на Димку, а потом, протянув руку, потрепал того по волосам.
Димка улыбнулся и подул в свисток. Я ожидала резкого и неприятного звука, но свисток звучал на удивление мелодично. Грит, все еще улыбаясь, поднялся на ноги и посмотрел на меня в упор. Я соврала бы, если бы сказала, что меня не испугал его взгляд, потому что он смотрел одновременно оценивающе и так, будто я ему уже принадлежала. Но рядом стоял Альгидрас, и это меня успокаивало, хотя умом я понимала, что он здесь не имеет никакой власти, и без своей силы, проявлять которую он не хочет до поры, ничем не сможет меня защитить.
— Тураши, — произнес Грит без всякого выражения, просто констатируя факт.
«Красивая». Я изобразила подобие улыбки, а Альгидрас что-то сказал по-кварски. Грит вновь сделал вид, что не услышал, однако наконец отвел от меня взгляд и обратился к своему дяде. Тот ответил, и мне показалось, что напряжение на террасе стало буквально осязаемым. Привет, бонусы владения эфиром. Давно не виделись.
Старейшина первым отвел взгляд от племянника и жестом пригласил нас к столу, попутно что-то объясняя Альгидрасу.
— Ты можешь пойти поиграть в саду, — обратился тот к Димке, приобняв сына за плечи.
Димка помотал головой.
— Так нужно. За столом здесь сидят только взрослые. Детей угощают в саду. Видишь вон там стол с фруктами?
— Ореми гра гератим неташ? — неожиданно спросил Грит у Альгидраса.
Тот чуть пожал плечами и что-то ответил, указав на меня. Грит прищурился.
— Что происходит? — спросила я.
— Дима, иди в сад, — Альгидрас сжал плечи Димки.
— Нужно сделать так, как здесь принято. Мы рядом, — обратилась я к сыну.
Димка насупился и побрел в сторону сада. К нему тут же подбежала светловолосая девчушка лет семи и схватила его за руку. Димка руку вырвал, девочка схватила еще раз, и Грит резко ее окликнул. Она испуганно выпустила Димкину руку и посмотрела на старейшину. Тот что-то ласково ей сказал, а потом негромко обратился к Гриту, на что Грит пожал плечами и произнес что-то такое, что заставило старейшину сжать челюсти.
Девочка и Димка успели уйти в сад, а старейшина все еще сверлил взглядом Грита. Хотя самому Гриту, кажется, было на это совершенно наплевать.
— Что происходит? — едва слышно повторила я.
— Он спросил, почему сын моего брата не говорит на языке своего отца. Я ответил, что он рос среди твоего народа. А потом он напомнил дочери старейшины, что она не может указывать мужчине, что ему делать. Старейшина запретил ему делать замечания его детям, а он ответил, что, если отец не справляется со своей ролью, то он как член рода считает своим долгом в этом помочь.
Альгидрас намеренно не назвал имя Грита, чтобы не привлекать внимания к нашей беседе. Однако Грит все равно повернулся в нашу сторону и что-то спросил у Альгидраса. Тот ответил довольно миролюбиво и пояснил:
— Он интересуется, нравится ли тебе у них.
— Скажи, да.
— Я уже сказал, — ответил Альгидрас и торопливо пояснил: — Незамужняя женщина не имеет здесь права голоса. За нее говорят отец или брат.
Я натянуто улыбнулась, понимая, что в прошлый раз мне несказанно повезло оказаться в Свири.
Наконец мы устроились за столом, и началась пытка светской беседой. Старейшина задавал Альгидрасу один вопрос за другим, сопровождая их вежливой улыбкой. Однако я чувствовала напряжение, исходившее от Альгидраса, и понимала, что эта беседа отнюдь не радужна. Грит в разговоре не участвовал, хоть и сидел с нами за одним столом. Как раз напротив меня. Я боялась, что он будет снова меня разглядывать, однако он изучал свой кубок с вином, периодически из него отпивая. Альгидрас тоже то и дело отпивал из своего кубка. Он выглядел расслабленным, и, если бы я не чувствовала его напряжение, ни за что бы не сказала, что беседа его нервирует.
— Старейшина спрашивает, удобно ли тебе у его матери или ты предпочла бы жить в его доме, — обратился Альгидрас ко мне.
— Как будет лучше? — растягивая губы в улыбке, спросила я.
Альгидрас что-то ответил на кварском, а потом пояснил мне:
— Я сказал, что у Граны тебе удобно. Туда я могу приходить без спроса, в дом старейшины — нет.
Я кивнула, вновь улыбнувшись. Грит, дождавшись окончания речи Альгидраса, что-то сказал, указывая на мой кубок.
— Спрашивает, почему ты не пьешь вино.
— Скажи, что я не люблю.
Судя по выражению лица Альгидраса, ответ был неправильным.
— Скажи, что у меня от него болит голова. Это правда, кстати.
Альгидрас что-то сказал Гриту, и тот, неожиданно подавшись вперед, подхватил со стола блюдо с фруктами. Блюдо было тяжелым на вид, но Грит держал его одной рукой без видимых усилий.
— Прениш ветаки, — улыбнулся он и вытянул руку через стол так, что блюдо оказалось у меня под носом.
Альгидрас, сидевший справа от меня, снял с блюда фрукт, похожий на персик, и передал его мне. Грит перевел на него взгляд. Я натянуто улыбнулась и произнесла: «Кери малика», надеясь, что правильно запомнила то, как переводил Альгидрас Димкино «спасибо».
Староста что-то одобрительно произнес. Грит перевел взгляд на меня и с улыбкой что-то ответил. Инцидент, кажется, на время был исчерпан. Старейшина неожиданно поднялся со своего места и направился в сад. Я беспокойно привстала, чтобы вовремя отреагировать, если с Димкой будут проблемы, однако Альгидрас неожиданно взял меня за руку и крепко сжав, произнес:
— Все хорошо. Я за ним слежу.
Я перевела на него взгляд и опустилась на свое место. Альгидрас в полутени пахнущей розами террасы казался очень красивым. Да, я все еще злилась на него из-за того, что мы оказались здесь, я не могла смириться с судьбой Павла Николаевича, но сейчас помимо воли улыбнулась. Каким-то странным образом я почувствовала себя защищенной. Даже присутствие Грита, который сверлил меня взглядом, уже не пугало.
Грит что-то спросил, и Альгидрас ответил ему довольно резко. Я ожидала, что Грит придет в ярость, однако он спокойно кивнул и чуть улыбнулся, окинув меня очередным изучающим взглядом.
— Что ты ему сказал?
— Что ты любила отца своего сына и сейчас его внимание неуместно. И что на время траура ты под моей защитой.
— И он послушается? — спросила я, стараясь игнорировать взгляд Грита
Говорить о человеке в его присутствии было немного неловко, но мне нужно было узнать правду.
— Нет, конечно, — усмехнулся Альгидрас, — но мне просто нравится держать тебя за руку.
Я опустила голову, чтобы он не видел, как покраснело мое лицо. Мне тоже нравилось держать его за руку, и я надеялась, что все же смогу начать ему доверять, смогу позволить себе начать все с начала и попробовать стать счастливой среди всего этого безумия.
Неожиданно Альгидрас с силой сжал мои пальцы и медленно встал. Краем глаза я заметила, что старейшина вернулся с женой. Я тоже поднялась, думая, что так положено по этикету. Мне отчего-то стало тревожно, а потом одновременно страшно и радостно, и… Целый клубок противоречивых чувств сжимал мою грудь. Альгидрас выпустил мои пальцы и сделал шаг в сторону старейшины. Я расправила подол платья, посмотрела на Грита, который демонстративно продолжал сидеть и даже не повернулся в сторону хозяев дома, и перевела взгляд на женщину.
Недоверие и сумасшедшая радость распирали меня изнутри, и с опозданием я поняла, что все это — эмоции Альгидраса: яркие, неконтролируемые, бьющие через край.
Посмотрев на него, я убедилась в своей правоте. Он неотрывно глядел на жену старейшины, а на его шее бешено пульсировала жилка.
— Альгидрас? — вдруг произнесла женщина с мягким хванским «л». Она что-то сказала мужу и нерешительно направилась к нам.
Старейшина выглядел удивленным. Он о чем-то спросил, и Грит за столом громко фыркнул. Женщина рассеянно ответила мужу и остановилась перед Альгидрасом, глядя на него с недоверием, так, будто он вот-вот исчезнет. Ее глаза, цвет которых в тени террасы было не разобрать, блестели от непролитых слез. Она была примерно моей ровесницей: невысокая, темноволосая, нос с горбинкой. В ее внешности не было ничего примечательного, но то, как она смотрела на Альгидраса, делало ее особенной, одной в целом мире. И эти ощущения снова были не моими.
Альгидрас наконец отмер и, шагнув вперед, крепко обнял женщину и прижал ее к себе. Стоило ему обнять ее, как она расплакалась в голос, сквозь всхлипы повторяя его имя.