Миролюб вздохнул и, отойдя к террасе, тяжело оперся о перила.
— Давайте присядем, — предложила я, видя, что Миролюб устал.
Мы поднялись на террасу и устроились на циновках вокруг стола. Миролюб, которому Альгидрас небрежным жестом указал на место у стены дома, усевшись, с видимым удовольствием прислонился к стене и медленно выдохнул.
— Как я должна всех победить? — нарушила я тишину, когда стало понятно, что трое мужчин, молча на меня смотревших, явно не спешат начинать разговор.
Миролюб кашлянул и выразительно посмотрел на Алвара. Тот потер подбородок, будто проверяя, в каком состоянии его бородка, и посмотрел в свою очередь на Альгидраса. Альгидрас на миг сморщил переносицу.
— Ну хватит, — не выдержала я. — Сперва я слушала о том, что мы ждем Алвара, потом Алвар приехал, и мне затянули песню о том, что ждем Миролюба. Миролюб приехал. Теперь кого ждем?
Я воинственно оглядела мужчин, и Миролюб неожиданно расплылся в улыбке.
— Да, я знаю, что женщины у вас должны быть терпеливыми и послушными, — пробурчала я. — Но мне уже из себя изображать ничего не нужно, поэтому терпите.
Улыбка Миролюба стала еще шире.
— Хванец, бери ее в охапку и беги отсюда. Это же… — он замолчал, подбирая слова.
— Праздник рядом с тобой, — закончил за него Алвар, и я прищурилась. — Я ждал княжича, чтобы убедиться, заодно ли мы, — вдруг прямо ответил он мне, и стало понятно, что шутки кончились.
— Мы заодно, савоец, — тут же откликнулся Миролюб. — Я не знаю, как это доказать, но если аэтер может видеть мысли, то я готов.
Миролюб вытянул вперед руку, и я коснулась его мозолистой ладони. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, после чего я призналась:
— Я тебя не чувствую.
— Как так? — с досадой воскликнул он. — Я не скрываю. Клянусь.
Он немного растерянно оглядел мужчин. Альгидрас вытянул свою руку, и я сжала его пальцы.
— Я… не чувствую тебя, — выдохнула я.
Руку Алвара я схватила сама, выпустив ладонь Миролюба. И снова с тем же успехом.
— Та-ак, — протянул Алвар, — аэтер перестала видеть стихии. Прелестно.
Алвар сложил руки, как в молитве, прижался к ним губами и на миг прикрыл глаза.
— Может, это оттого, что вы закрываетесь? — с надеждой предположила я.
— Я не закрываюсь, — тут же ответил Миролюб.
— И я перестал, — подал голос Альгидрас.
— А Димар и не начинал.
— Но ты же его закрываешь? — удивилась я.
— В этом нет необходимости. Я укрываю в нем лишь стихию огня, потому что местная святыня может причинить ей вред. А другим стихиям, живущим в нем, от этой святыни вреда не будет.
— В твоем сыне не одна стихия? — с любопытством спросил Миролюб у Альгидраса.
Альгидрас замялся с ответом.
— Миролюб, мы можем поговорить, пока Алвар думает? — спросила я.
Алвар открыл глаза и удивленно уставился на меня. Миролюб оперся о циновку, собираясь встать.
— Мы сходим проведать Диму, — произнес Альгидрас и коснулся плеча Алвара. — Княжич, я верю тебе, потому что вижу, что ты на нашей стороне, но если ты ее обидишь… — он указал на меня.
— Ох, хванец, после таких слов так и тянет на глупое, — рассмеялся Миролюб.
— Ну, прекрати, — попросила я. — Нам сейчас только этого не хватало.
— Не обижу ни словом, ни делом. Клянусь, — Миролюб потянулся за кинжалом.
Я ожидала, что Альгидрас его остановит, поверив на слово, но тот промолчал, и Миролюбу пришлось доставать кинжал и клясться на нем. Меча при нем почему-то не было.
— А где твой меч? — спросила я, когда Альгидрас с Алваром скрылись в саду.
— По законам гостеприимства я не могу носить его здесь.
— А ты не боишься ходить вот так по острову?
Миролюб качнул головой.
— Мы нужны для обряда. Значит, нам не дадут погибнуть.
— Что будет в обряде, Миролюб? Объясни хоть ты, а то эти двое молчат, как заколдованные.
— Молчат? — живо поинтересовался Миролюб. — Почему молчит хванец, понятно. Но вот чем взяли савойца? Или же это их парные стихии?..
Миролюб задумчиво посмотрел на тропку, по которой ушли Альгидрас с Алваром.
— Ну хоть ты-то не начинай говорить загадками, — взмолилась я.
— Я не знаю точно, но, верно, хванец связан клятвой. Савоец, скорее всего, тоже.
— Какой клятвой?
— Клятвой молчания. А она на то и есть, чтобы о ней молчать.
— Но для чего?
— Сумиран не стал бы помогать им просто так. За ту помощь они уплатили высокую цену. Тебя не удивляет, что хванец отправился за тобой, нашел тебя, вернул сюда, ты жива-здорова, сын при тебе и все добром складывается?
— Ну, не слишком-то и добром. Я не хотела сюда отправляться. Мне и в моем мире чудесно жилось, — вздохнула я.
Миролюб улыбнулся одним уголком губ.
— Диву даюсь, как твой хванец еще в живых да при уме остался.
— Ты про что?
— Не думаю я, что ты сразу его во всем слушаться стала да делать все так, как он скажет.
Я на миг опустила взгляд, потому что крыть было нечем.
— Миролюб, а почему эту клятву нельзя нарушить?
Миролюб посмотрел на меня так, будто я сморозила несусветную глупость, хотя уж он-то, по-моему, как раз был из тех, кто мог любую клятву вывернуть так, как ему нужно.
— Клятвы не нарушают, ясно солнышко.
— Ну давай отставим эти ваши воинские правила и поговорим начистоту, — предложила я. — Прости, что напоминаю, но ты однажды вышел биться на священный бой, хотя лгал.
Миролюб смотрел на меня очень серьезно, когда произнес:
— Если идешь против богов, должен быть готов платить свою цену. Я был готов. Хванец — нет.
— А как ты думаешь, что за цена у него? — спросила я.
Мне хотелось услышать то, что скажет на этот счет Миролюб.
— Думаю, сын, — произнес Миролюб.
— Неужели ты правда думаешь, что ребенок может умереть от нарушенной клятвы?
— Еще как, — ответил Миролюб и, вероятно, заметив недоверие в моем взгляде, пояснил: — Помнишь, как по пути из Каменицы воин огня у савойцев стихию вырывал? Как они едва не полегли там? И это взрослые воины. А представь дитенку такое пережить? Так что хванец не может оступиться. Как я понял, для Истинных мало значат расстояния. Коль решат наказать, все одно дотянутся.
Я кивнула, признавая его правоту.
— А ты, получается, за сына не боялся, раз против богов пошел? — уточнила я, чувствуя, как засосало под ложечкой.
Видеть подобные бессердечность и подлость в Миролюбе я по-прежнему не была готова.
— Добруш — непризнанный сын. К тому же, может, и не мой вовсе, — небрежно пожал плечами Миролюб.
— Как это? — не поняла я.
— Непризнанный перед богами сын — он и не сын вовсе. Я не мог себе позволить быть связанным. Мой путь — путь одного.
— Ты не признал его, чтобы не быть связанным или чтобы не причинить зло ему?
— А это две стороны одной монеты, — негромко произнес Миролюб.
— То есть, когда ты говорил, что он, может, не сын, ты имел в виду, что он непризнанный?
Миролюб несколько секунд меня внимательно рассматривал.
— Улада — не ты, ясно солнышко, и не Златка, — наконец произнес он. — Это вы за одним мужчиной мира не видите, а Улада другая. Я не знаю, отец ли я Добрушу, но я убью любого, кто посмеет его обидеть.
Я неловко кашлянула и уточнила:
— И тебя это не смущает?
Миролюб пожал плечами.
— Улада хотела дитя, хотела лучшей жизни себе и своей семье. Она все это получила. Я дитя не хотел, но мальчонка живет в княжеском тереме, и все знают, что он родился у той, которая когда-то была со мной. Люду того хватает, а меня пересуды не заботят. Если он вправду мой сын, я все одно не смогу дать ему больше, чем уже дал. Законным он не станет. Если он мне не кровный, то беды в том не вижу. Не я первый, не я последний. Улада не жена мне, чтобы о том думать. Семьей мы как не жили, так и не живем, а мальчонка так и вовсе ни в чем не виноват. И даже лучше, коль не кровным окажется. Они вон как с детьми…
Миролюб, нахмурившись, скользнул взглядом по большому кусту, как будто ожидал увидеть за ним кого-то из основателей. Я покачала головой, понимая, что, вероятно, он никогда не перестанет меня удивлять.
— А ты что-нибудь знаешь про то, что должно здесь случиться? А то сперва мне было сказано, что для обряда основателям нужен мой сын, потом Алвар сказал, что, может быть, главную роль сыграю я сама, но объяснить ничего так и не объяснил. Хоть ты расскажи, что знаешь. Ты-то клятвами, надеюсь, не связан?
— Боги миловали, — усмехнулся Миролюб. — Я не просил ничего у сильных, и они не требовали платы. Из того, что я знаю от савойца: Альтар оставил вам с хванцем один открытый путь — на остров, где сбудутся пророчества. Сам он, верно, придет тем же путем. Признаться, я не ожидал, что остров будет обжитой. Мне кажется глупостью затевать обряд там, где есть те, кто может волей или неволей помешать. Если верить картам, здесь тех островов точно бисера рассыпано по морю. Почему именно этот? Хотя, может, потому, что здесь живут те, кто верой и правдой служат Сумирану?
— До сих пор не могу в это поверить, — вздохнула я. — Столько народу погубили, а с виду обычные люди.
— Я много о том думал. Во мне самом сила спит, я не чувствую ее. Но если бы чувствовал так, как хванец или савоец... Это ведь умом тронешься от той вечной жажды. Они ведь себе не принадлежат, и справляться с этим… врагу не пожелаешь. Они ведь, святыни эти, такое могут!.. Я видел силу Девы. Знала бы ты, как страшно мы шли сюда, — неожиданно произнес Миролюб, невидящим взором уставившись прямо перед собой. — От нас не зависело ни-че-го. Мой кормчий поседел за день. Он поворачивает кормило, а оно вырывается из рук, и лодья идет в другую сторону.
— Но почему?
— Потому что Дева хотела жить. Она вела нас сюда, прочь от Будимира. А он хотел нашей гибели. Ему ведь ничего не стоило потом поднять святыни со дна. Сперва я думал, что его вода слушается, а потом понял: не в вода там волнуется — твердь на части рвется. Я видел, как из воды вставали горы. Только представь: морская гладь, сколько хватает глаз, солнце, ни ветерка, и вдруг море будто кто-то ранит, режет на две половины, а из раны встает гора прямо на пути. Верун за кормило, а оно вертится само. И только и остается, что молиться богам. Не знаю, как мы в уме остались. Верно, потому, что хоть и не сразу, но поняли, что лодье ничего не грозит. А это выходит, что аэтер сильнее стихий, понимаешь? — Миролюб, будто очнувшись, схватил меня за руку. — Потому мы верим в то, что ты сможешь их остановить.