ем для меня. Возможно, его успокаивают эти прикосновения. Как там сказала Злата? «Когда ему грустно, он все время вырезает»? Наконец Альгидрас заговорил, не глядя на меня:
– Даже если было двое, то должен остаться один. Выполнив предначертанное, прядущий должен исчезнуть. Так гласят легенды.
– И? – подтолкнула я, поняв, что продолжать он не собирается.
– Ты исчезнуть не можешь, потому что ты нужна Радиму… – пробормотал Альгидрас, словно рассуждая вслух. – Значит, должен исчезнуть я…
– Так. Стоп! В каком смысле «исчезнуть»? Я надеюсь, не умереть?
Он внимательно посмотрел мне в глаза и, будто не услышав моего вопроса, произнес:
– Но прядущий не может уйти сам. Его уводит Мироздание. То есть захоти ты сейчас утопиться в Стремне, не выйдет.
– Ты меня пугаешь, – пробормотала я.
– Но что, если оно пытается, но что-то ему мешает? – произнес Альгидрас, не обратив на мою реплику никакого внимания.
– Например?
– Другой прядущий!
Я зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от озарения, и даже подпрыгнула на месте.
– Слушай! – я уселась на лавку рядом с Альгидрасом. Он настороженно замер. – На меня набросился Серый, ты меня спас. Так?
– Да, – осторожно откликнулся хванец.
– Потом на берегу, когда стали стрелять…
– А потом ты спасла Радима на берегу!
Альгидрас потер виски и тряхнул головой:
– Глупо выходит. Я спас тебя, чтобы ты потом спасла Радима? Слишком сложно. Так не бывает. Мы два разных человека. Нить не может сплетаться так. Иначе она… запутается.
Альгидрас уставился в одну точку. Мне было странно слышать, что он вот так, практически, рассуждает о легенде, будто в ней и вправду присутствуют вполне физические нити, но я решила, что он знает, о чем говорит. В конце концов, он вырос в этом мире с его сказаниями.
– А прядущие могут менять судьбы друг друга? – на всякий случай спросила я.
Альгидрас пожал плечами и, рассеянно глядя на дверь, спросил:
– Где ты слышала о Каменной Деве?
– Я не знаю. Возможно, мне Улеб про это пел или рассказывал.
– Не слышал ничего похожего.
– А как ты мог слышать, если…
– А где я, по-твоему, был?
Я в ужасе охнула:
– Ты же меня из воды вытащил. Ты меня спас! Не Радим, не кто-то из воинов – ты!
Это озарение отозвалось странной дрожью внутри. Я зябко обхватила себя за плечи. Мысль о потустороннем присутствии где-то рядом снова мелькнула в мозгу.
– Не отвлекай от легенды, – досадливо сморщился Альгидрас, потом посмотрел на мое недовольное лицо и пояснил: – Не знаю я! Говорю же: никогда про такое не слышал. Расскажи, как ты поняла, что Радима ранят.
– Как вы меня нашли в море? – прищурилась я.
Альгидрас отвел взгляд и посмотрел на столешницу.
– Как?! – повысила я голос.
– Не шуми! Ты сразу на Всемилу похожа: вообще говорить с тобой не хочется, – буднично отозвался Альгидрас и, покосившись на меня, нехотя добавил: – Я не знаю. Мы знали, что нужно идти туда.
– Кто «вы»? Радим? Кормчий ваш? Улеб? Кто?
Альгидрас шумно выдохнул и признался:
– Я.
Некоторое время мы молчали, потому что после этого признания сказать было просто нечего. Я могла бы вновь повторить, что спас меня именно он. И даже не один раз. Но что бы это изменило? Мы оба понимали, что зашли в тупик.
– Расскажи, как поняла, что Радима ранят, – наконец напомнил Альгидрас, глядя в стол.
– Я увидела это, как кадр из фильма, за минуту до того, как все случилось.
Альгидрас нахмурился, потом покачал головой, что-то пробормотав по-хвански, и, увидев, что я не продолжаю, пояснил:
– Я не понял.
– Я… О… Точно! Ты же не знаешь, что такое фильм.
– И знать не хочу.
– Неужели не любопытно? – поддела я. – Ты же ученый. Тебе должно быть свойственно любопытство.
– Я умею себя сдерживать.
– Это я уже поняла, – пробормотала я.
– Что?
– Ничего. Говорю, что заметила, что ты слишком хорошо держишь себя в руках. Только всю жизнь так нельзя. Однажды и лопнуть можно.
Альгидрас отбросил волосы с лица и устало потер лоб.
– Я буду очень рад, если мы вернемся к легенде и не будем говорить обо мне.
Понятно. Чуть ступишь на опасную тропку, так сразу лязгают железные засовы. Интересно, он хоть кого-то к себе подпускает, не щетинясь иголками, как со мной, и не вывешивая ширму из улыбки, как со Златой? Почему-то мне сейчас подумалось, что он неискренен со Златой. Он говорит ей то, что та хочет услышать. Успокаивает, улыбается, твердит, что все хорошо. Но это ведь неправда!
– Хорошо, – вздохнула я. – Я просто увидела эту картину в голове сразу перед тем, как это случилось. И всё. В такие моменты у меня голова кружится и мир как будто плывет. Но с легендой было иначе. Понимаешь, мои видения обо всех здесь – будто отрывки из книги. Я писала эти строчки, а теперь просто вспоминаю их частями. А вот строчки про Каменную Деву были будто чужие. Я непонятно объясняю?
– Не знаю. Я не очень понимаю.
– Слова не понимаешь или…
– Слова понимаю, просто не понимаю, как это. А когда ты это вспомнила?
– Вчера, – я отвела взгляд и добавила: – Когда мы с Миролюбом за домом стояли.
Альгидрас ничего не ответил, и я набралась храбрости посмотреть на него. Он смотрел на стол, вновь покусывая губу. Мне хотелось что-то сказать, как-то разбить эту тишину, но я не могла придумать тему. И вопросы, которых еще минуту назад был миллион, куда-то испарились.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Радим. За ним шла Злата, попутно что-то говоря. По ее тону было слышно, что она оправдывается.
– Если я говорю никуда не ходить, ты должна никуда не ходить, – сердито ответил Радим на ее причитания.
Злата виновато опустила голову.
– Теперь вы двое, – Радим посмотрел на нас с Альгидрасом, и мне захотелось спрятаться под лавку. Что там Альгидрас говорил? Слова мне Радим не скажет? Ага, как же. Вот и верь ему после этого.
– Всемилка, подожди в покоях, – Радим кивнул в сторону двери, ведущей в комнату, где я спала в прошлый раз, и я бросилась туда, не дожидаясь продолжения. Я почти захлопнула дверь, но вовремя увидела Злату, решившую составить мне компанию, а скорее всего, просто сбежавшую с линии огня.
– Ты! Рубаху снимай, – бросил Радим Альгидрасу, и мы втроем удивленно вскинули головы: не шутит ли? Однако было ясно, что брат Всемилы и не думал шутить. Мы со Златой покосились друг на друга и не стали закрывать дверь до конца. При этом обе сделали вид, что так вышло случайно. Радим стоял к нам спиной, поэтому маневра не заметил. Альгидрас же не отрываясь смотрел на побратима.
– Зачем? – берясь за ворот, наконец спросил Альгидрас, одновременно выбираясь из-за стола.
– Любоваться тобой буду, – недобро пояснил Радим. – Не одному же князю дозволено!
Радим мотнул головой в сторону занавески, за которой в прошлый раз Добронега осматривала руку Альгидраса.
– Я все еще не девка, – отозвался Альгидрас, направившись к занавеске и попутно потянув вверх рубашку.
Радим скрипнул зубами так, что услышали мы со Златой.
– Не надо, а? – почти жалобно попросил Альгидрас, на миг вынырнув обратно из ворота, на что Радим лишь подтолкнул его и задернул ткань.
– А что случилось? – спросила я Злату.
Та пожала плечами, и мы обе синхронно уставились на приоткрытую дверь.
– Ночью, да? – сердито спросил Радим.
– Ай! – раздалось приглушенное. – Да цело все. Ударился просто.
– Делал что с этим?
– Да я еще дома не был!
– Так отчего не был?! – громыхнул Радим.
– Так ты наказал здесь сидеть!
– Послали боги побратима!
Радим отдернул занавеску так, что та чуть не сорвалась с палки.
– Златка!
Злата быстро распахнула дверь, и я услышала, что Радим просит ее принести капустные листы и ткань.
– Радим, я сам. Я пойду только… – начал было Альгидрас.
– Ты сам сейчас мне правду про ночь сказывать будешь.
Распахнутая было дверь захлопнулась с громким стуком. Я осталась стоять в покоях в ожидании, когда обо мне вспомнят. Ждать мне пришлось минут пятнадцать – не меньше. Я напряженно вслушивалась в негромкие голоса, но слов разобрать не могла. Только слышала, что Радим уже, похоже, не злится. Альгидрас говорил тихо, и тон его был успокаивающим. Затем я услышала голос Златы. Она говорила громче – не таясь, но слов я тоже разобрать не смогла, как ни старалась. А потом дверь скрипнула, и я отшатнулась. Но оказалось, что это всего лишь Злата. Она хмурилась.
– Злат, что там?
Она несколько секунд молча смотрела на меня, потом спросила:
– Олег от тебя вчера засветло ушел?
– Засветло? Нет! Темно было, а что случилось?
– Не знаю, – пробормотала Злата. – Я поутру проснулась, Радимушка уже у вас был. Ночью ничего не слышала, но девчонки сказали, что Радим еще ночью ушел. А Олег… Не заметила, что он левый бок бережет?
– Нет, – я помотала головой, и тут же в памяти всплыло то, как Серый после ухода Альгидраса бросался на забор и грыз брёвна. Мне еще тогда хотелось его успокоить. Точно так же билась собака Велены, когда я стояла за воротами дома, где жил Альгидрас. Выходит… вчера за стеной был кто-то чужой? Свет не горел… Альгидрас меня отвел, мы какое-то время были во дворе, потом вышла Добронега, а он ушел за ворота…
«Левый бок бережет»? Почему же мы все время говорим о неважном?
Дверь открылась, и на пороге появился хмурый Радим. Он кивнул Злате, и та молча вернулась в трапезную. Посторонившись, Радим быстро провел рукой по ее плечу. Злата на миг перехватила ладонь мужа. Я отвела взгляд. Почему-то меня каждый раз очень трогали их мимолетные жесты. Целый диалог в двух прикосновениях. Его неловкое «прости» и ее мудрое «да что уж там».
Радим вошел в комнату, мимоходом подвинул лампу в центр небольшого стола, поправил вышитую салфетку и, наконец, посмотрел на меня. Я почувствовала, что сердце сжалось. У Всемилы были проблемы. Ей нельзя было волноваться. И Радим делал все, чтобы избежать волнений. Я едва не задохнулась. Ему же нужно было не просто уберечь ее от стресса! Ему нужно было, чтобы никто не узнал! Вот почему в доме Добронеги не было ни одной помощницы из деревенских девчонок. Ведь никто не знал! Ни один человек не обращался со мной как с больной! Меня опасались, меня недолюбливали, надо мной открыто насмехались. Каким-то чудом Радиму удалось скрыть правду. Тут же вспомнилось, как меня не выпускали за ворота после обряда погребения, а потом накачали отваром. Я посмотрела в глаза Радиму, и у меня перехватило горло. В его взгляде было столько боли и беспомощности. Он должен был сейчас наказать сестру за легкомысленность, но он не мог. Он до последнего оттягивал воспитательные меры, сорвавшись сначала на Злате, а потом на Альгидрасе. Что же он чувствовал все те месяцы, когда считал, что Всемила попала в плен? Ведь он понимал, что там никто не берег ее и не осторожничал. Что он почувствовал, получив срезанную косу сестры? Я сглотнула, и мне нестерпимо захотелось обнять Радима, пообещав, что все будет хорошо. Соврать, так же, как Альгидрас соврал Злате полчаса назад.