– Мы бежали в лес. Потом меня схватили какие-то люди. Один отсек косу. Ярослав стоял там же, в стороне. Он выглядел чужим. Даже, кажется, улыбался. И не пытался помочь.
Я почувствовала, что дрожу. Впервые я пересказывала историю гибели Всемилы.
– Они… они сперва потешиться хотели. Но главный приказал не трогать.
О том, что он приказал вместо этого убить Всемилу, я рассказать не могла. И от этого было жутко. Меня бил озноб, и, чтобы хоть как-то успокоиться, я обхватила себя за плечи. Вместо дубовых досок пола я видела прогалину в лесу и знала, что где-то там, за деревьями, Свирь и Радим, которые уже не помогут.
– Потом… главный отдал косу Ярославу, чтобы он передал воеводе. Дальше… темнота.
Мир вдруг начал уплывать куда-то в сторону, теряя резкость. Прогалина в лесу виделась все яснее, и мои мысли начали путаться.
Я вздрогнула, когда Альгидрас с силой притянул меня к себе и легонько встряхнул, возвращая в реальность. Словно он каким-то образом почувствовал, что что-то не так. Значит, с ним это вправду работает. Он тоже чувствует мои эмоции. Сейчас, на крыльце, когда я увидела Ярослава, и несколько минут назад, когда мы спорили о позорном столбе…
Словно издалека я услышала его голос:
– Нельзя ей так, княжич.
Миролюб что-то ответил, но я уже не слышала. Мир, еще раз качнувшись, начал расплываться. Я вдруг поняла, что сейчас потеряю сознание. И хорошо, если после этого я очнусь в доме Добронеги, а не где-нибудь еще. Мое горло перехватило, и вдохнуть получилось с трудом. Что, если меня здесь больше не станет, что, если…
В реальность меня вернул резкий запах полыни. Помотав головой, я скривилась. Оказывается, я сидела на скамье у стены, на том месте, где раньше располагался Альгидрас, на мои плечи была накинута теплая шаль, а перед носом мельтешили тонкие пальцы, нестерпимо пахнувшие полынью. Это Альгидрас растирал темно-зеленый лист. Рядом с ним на корточках сидел Миролюб, и лицо его было встревоженным.
Я помотала головой, чтобы сознание немного прояснилось, и решительно оттолкнула руку Альгидраса.
– Не надо. Мне дурно от этого запаха.
– Дурно тебе не от запаха, – пробормотал Миролюб и сжал мою ладонь. – Ты прости.
– Я правда не помню больше, – жалобно прошептала я, надеясь, что он прекратит расспросы.
– И не надо, – покладисто согласился Миролюб и резко встал.
Он огляделся по сторонам, словно ему было неловко на меня смотреть. Потом все же повернулся ко мне:
– Ты… отдохни. Устала ты сегодня. Я Злату попрошу еду тебе в покои отнести.
– А как же убийство? Радим уже знает?
– Отдохнуть тебе нужно, не надо о пустом думать.
– Подожди! Как это «о пустом»?!
Я привстала, желая возмутиться, но тут в комнату вошли Злата и Радим. Радим был мрачнее тучи. Он сердито покосился на Альгидраса, который тут же отвел взгляд, и повернулся ко мне:
– На стол соберите! Ужинать пора.
Миролюб что-то собирался сказать Радиму, но я сорвалась с лавки и бросилась на помощь Злате. Миролюб нахмурился и промолчал. Они с Альгидрасом смотрели на меня с плохо скрытой тревогой. Надо же, какое единение. Нужно будет взять на заметку, что обморок выводит их из равновесия.
Пока мы накрывали на стол, я едва не сошла с ума. Головокружение прошло, оставив после себя легкое ощущение нереальности. При этом в голове вертелось признание Миролюбу, позорный столб, наказание за убийство. Через какое-то время я поняла, что эта круговерть грозила закончиться новым приступом дурноты, но меня спасло появление Добронеги.
Ужинали мы в полном молчании. Однако я видела, что Радим заметно расслабился. Зато Миролюб теперь смотрел прямо перед собой и, казалось, не замечал ничего вокруг. Ужин закончился, и Радим со Златой начали собираться домой. Дождь еще не прекратился, но Радим твердо сказал, что они уходят.
Миролюб тоже собрался уходить. Я как раз несла в сени пустые кружки, чтобы сложить их в таз с остальной посудой. Миролюб вышел за мной следом и, подхватив меня за локоть, отвел в сторону. Из-за крутого ската крыши потолок был здесь довольно низким. Я шагнула под душистые связки сушеных трав, чувствуя себя в безопасности. Миролюб не мог последовать сюда за мной. Ему пришлось бы согнуться в три погибели.
– За ворота больше не ходи. Былины ли тебе послушать охота или просто погулять. Я не могу тут стоять охраной каждую ночь.
Я торопливо кивнула, даже не собираясь спорить на эту тему. Он тяжело вздохнул, словно ни на секунду не поверил моему смирению.
– А зачем ты стоял? – не удержалась я.
Миролюб нахмурился, посмотрел на меня, словно решал, сказать или нет, и снова вздохнул. Я едва могла различить его лицо в отблеске лампы, которая осталась на столе с грязной посудой.
– Погулять с тобой хотел, – неловко произнес он. – А тут вон сколько желающих выискалось.
И мне отчего-то стало жутко стыдно.
– Не было желающих, Миролюб. Олег не ждал, что я приду. А Ярослав… не думаю, что погулять хотел.
– Я тоже не думаю, ясно солнышко.
Он провел мозолистым пальцем по моей щеке.
– Думаю, он меня увидел, когда ты к Олегу бежала. Потому и не сделал ничего. А обратно ты с хванцем шла. Хванец только с виду не воин, а с ножом управляется не хуже прочих.
Я усмехнулась, ничуть не поверив, что Альгидрас владеет ножом. Впрочем, спорить не стала.
– В Свири про это узнают? Олега накажут?
– А ты хочешь?
Я помотала головой, не отодвигаясь от горячей руки, которая медленно перебирала мои волосы.
– Значит, не узнают, – просто ответил Миролюб.
Я закрыла глаза, не в силах скрыть облегчение, и вдруг подумала, что не заслуживаю хорошего отношения с его стороны. Он воин. Он суженый. А Всемила закрутила любовь с одним из его людей почти в открытую. И все же он не убил Ярослава, не наказал ни Всемилу тогда, ни меня сейчас.
– Миролюб, – я посмотрела на княжича и накрыла его руку своей, прижимая ее к щеке. – Я еще должна сказать.
Он напрягся, не сводя с меня взгляда.
– Говори!
– Я… не думаю, что это были квары.
– Что? – Миролюб прищурился.
– Эти люди были… свои. Не чужеземцы, – я глубоко вздохнула и храбро закончила: – Ты должен это знать.
– Радим знает? – медленно проговорил Миролюб, и я не могла понять, верит он мне или нет.
– Радим не говорит со мной об этом. Бережет.
– А Олег?
– Олег знает. Но он тоже со мной не очень-то говорит.
Миролюб задумчиво посмотрел на связку зверобоя, висевшую перед его лицом.
– Не квары… Это все меняет. Слушай, я не в силах изменить того, что было. Но сейчас не противься. Дай нам защитить тебя. Мне, Радиму, Олегу. Не мешай. Слушай, что наказывают.
– Хорошо. Я буду.
– Вот и славно, – невесело усмехнулся Миролюб. – Пора мне.
Он наклонился, сдвинув связку трав, и коротко поцеловал меня в губы.
– Хванцу не говори, кто за книги платил. Не возьмет, дурья башка.
– Спасибо, Миролюб, – я почувствовала комок в горле. – Ты самый лучший.
Он усмехнулся:
– Ты об этом потом вспомни, как с хванцем спорить будешь.
С этими словами он направился к выходу.
– Ты о чем? – не удержалась я и перехватила ремень его сумки. Я не сомневалась, что, если он не захочет остановиться, я улечу за ним по воздуху. Однако Миролюб послушно замер и медленно обернулся.
– Сама знаешь, ясно солнышко. Только побратимство – родство сильнее кровного. Ему верю. Он помнит. Да вы же, девки, и камень в пыль разобьете, коль что вам надо.
Я поежилась под насмешливым взглядом.
– Я не забуду, Миролюб. А ты… береги себя. А то дружина твоя…
– Ох натворили твои слова сегодня. Дружина моя…
Он снова вздохнул и быстрым шагом вышел.
Я подошла к тазу с посудой и тоже вздохнула. Эмоций не было. Этот день вместил в себя так много, что мои попытки помыть Серого с утра казались событием недельной давности. Я медленно терла тряпицей тарелки и думала о том, что узнала сегодня.
Действительно ли Ярослав умер или просто пропал? И насколько опасно мне оставаться одной? Через переднюю калитку во двор никто не войдет, минуя Серого. Если только… этот человек не бывал здесь раньше и не сдружился с псом. У меня по спине пробежал озноб. Могла ли Всемила приводить Ярослава сюда и приучить к нему Серого? Говорили, что он не признавал никого, кроме семьи. Но знали ли они наверняка? Господи, а что, если Серый не защитник?
К тому же есть еще задняя калитка, до который привязанный Серый просто не достает. Днем она всегда открыта и запирается только после наступления темноты. Я могла бы запирать двери в доме, но здесь полно окон, и то, что все они находятся достаточно высоко над землей, совершенно не гарантирует моей безопасности. Я вспомнила, как Альгидрас одним махом перелетел через забор. Так что, единственный способ обезопасить себя – это не оставаться одной. Но как это сделать? Признаться Радиму? Но тогда придется объяснять…
Серый зашелся лаем, и я, вздрогнув, метнулась к печи, словно она смогла бы меня защитить, и только потом поняла, что лай радостный. Так он встречал своих.
Я бросилась к окну и увидела Альгидраса, который трепал Серого по ушам.
Дождь закончился, но небо было по-прежнему затянуто тучами, поэтому казалось, что уже стемнело, хотя на самом деле до сумерек еще было время. Я наскоро вытерла руки и бросилась из дома. Мне же нужно отдать ему покупки!
Альгидрас все еще возился у будки Серого. Я замерла на крыльце, понимая, что после ливня двор представляет из себя грязевое месиво. Спускаться с крыльца очень не хотелось. Я оглянулась на дверь, сообразила, что не знаю, где Добронега, и на всякий случай крикнула:
– Олег!
Альгидрас вскинул голову, что-то сказал Серому и пошел ко мне. Грязная земля разлеталась в стороны от его шагов. На улице похолодало, и я поплотнее запахнула шаль, гадая, не холодно ли Альгидрасу в стеганой куртке нараспашку.
– Я не знала, где Добронега, – негромко проговорила я, – потому назвала тебя… – я замялась, не зная, как продолжить, вдруг сообразив, что мы никогда не обсуждали тот факт, что я зову его настоящим именем. Я просто звала, а он отзывался.