так часто повторялось в мемуарной литературе, что, возможно, ис
точником для всех подобных сообщений был сам Павлов. Как мы
увидим ниже, архивные документы показывают, что подобное утвер
ждение не имело под собой оснований.
** См. [56, л. 420]. Луначарский вспоминал, что Павлов дважды отка
зывался от специального продовольственного пайка, пока им не были
обеспечены «все ученые» [57, л. 51]. 702 Д. ТОДЕС расценило ответ Павлова — не как отказ от личных привилегий, а как просьбу о расширении помощи ученым. В январе 1921 г. Митрофанов ответил на постоянные запросы Кремля о мерах, принятых в отношении Павлова, следующее: «В отношении лич ной жизни проф. Павлова не удается сделать ничего, т. к. он упорно отказывается от помощи. Он говорит, что не может пользоваться теми привилегиями, которыми не пользуются его коллеги… Положение проф. Павлова можно улучшить предос тавлением для наиболее крупных ученых Питера семейных пай ков; в таком виде, вероятно, он будет удовлетворен» [58, л. 26].
Вскоре ученые Петрограда были обеспечены пайками (хотя и не столь обильными, как павловский) — Павлов добился своего. Это не только облегчило его совесть, но укрепило его контроль над лабораториями и стало дополнительным стимулом для ра боты сотрудников.
В то же самое время Павлов начал наводить справки о своих возможностях в случае выезда на Запад. Результаты были неуте шительными. Его иностранные коллеги, включая Роберта Тигер штедта в Хельсинки, Эрнеста Старлинга и Уильяма Бэйлиса в Лондоне, Уолтера Кеннона, Саймона Флекснера и Френсиса Бе недикта в США, могли справляться о его положении через различные каналы Красного Креста, собирать деньги, чтобы облегчить ему жизнь в России, посылать из Хельсинки мясо для его собак и даже, повидимому, могли оказать ему скромную материальную поддержку в таких относительно недорогих для жизни местах, как Копенгаген, Стокгольм и Хельсинки *. Но они не могли предложить ему академической должности, с обшир ными средствами и персоналом, необходимыми для ведения исследований на уровне, достойном Павлова. Английский исто рик Тилли Тенси выяснила, что в феврале 1921 г. Эрнест Стар линг, профессор физиологии университетского колледжа в Лон доне, направил в Совет по медицинским исследованиям запрос о деньгах для поддержки Павлова. Совет отказал, сомневаясь в том, что 72летний Павлов способен руководить новыми иссле дованиями **.
* См. [59]. В письме от 28 апреля 1921 г. Павлов попросил Бенедикта
оценить его возможности на Западе. Бенедикт в своем письме от
27 мая 1921 ответил, что Павлов может рассчитывать на умеренную
поддержку в Швейцарии, Голландии или Англии. См. [60].
** Я благодарю дра Тенси из Wellcome Institute за сообщение мне об
этом инциденте и за разрешение просмотреть сделанный ею обзор
материалов Совета по медицинским исследованиям, находящихся в
[61]. По мнению дра Тенси, время между подачей Старлингом его
просьбы и получением отказа на нее исчисляется неделями. Павлов и большевики 703
В июне 1921 г. Флекснер и Кеннон также, в свою очередь, получили поразительные сообщения из Красною Креста. Эрнест Бикнель, действующий директор по иностранным делам в Аме риканском отделении Красного Креста, передал им телеграмму от представительства Красного Креста в России. В ней говори лось, что Павлов «может вскоре получить разрешение на выезд из России. Саймон Флекснер очень хочет приезда Павлова в Америку». Бикнель попросил Флекснера написать письмо в Государственный департамент с просьбой обеспечить Павлова визой. Флекснер в своем ответе уверил приведенного в замеша тельство Кеннона, что «никогда ничего не предпринимал в пла не побуждения Павлова приехать в Америку; как раз наоборот». Он телеграфировал Бикнелю: «Ничего не знаю о предложении Павлову приехать в Америку, и без гарантий его обеспечения рассматриваю его приезд как в высшей степени рискованный». Кеннон согласился с мнением, что для Павлова выезд в США был бы «катастрофической ошибкой» *.
Почему тогда Павлов остался в России? Следующий ход рас суждений кажется наиболее вероятным. Павлов не хотел поки дать родину и начинать свою жизнь заново, но материальные лишения, сердечная боль по поводу происходящего в России и невозможность продолжать в России свою научную деятельность подтолкнули его к мыслям об эмиграции. По зрелом размышле нии он счел эту идею неприемлемой. Хотя большевики не мог ли, вероятно, помешать серьезно настроенному эмигрировать Павлову выехать из России, тайный отъезд обещал быть для нездорового, преклонных лет человека и его семьи по меньшей мере очень тяжелым. И что ждало его на Западе? В лучшем слу чае — скромная жизнь в отставке, в чужой культуре, в чужой стране, где он, чрезвычайно гордый человек, зависел бы от бла готворительности коллег и не мог продолжать научную работу, составляющую смысл его жизни. Перспективы Павлова в рево люционной России к середине 1921 г. были много оптимистич нее: с концом гражданской войны возвращалась стабильность, и сам Ленин подтвердил заинтересованность государства в рабо те и благополучии ученого.
К середине 1921 г. «переговоры» между Павловым и больше виками определили контуры их взаимоотношений. Большеви ки не позволят Павлову эмигрировать, но они распространят
* См. [62]. Напрашивается очевидный вопрос, ответа на который в
настоящее время нет: кто сообщил Красному Кресту о том, что Флек
снер «очень хочет приезда Павлова в Америку?» 704 Д. ТОДЕС специальные привилегии на него и его лаборатории. Со своей стороны Павлов мог рассчитывать на международную поддерж ку, но только в России он мог получить условия, необходимые для продолжения его исследований на должном уровне. Остава ясь на родине, он получает возможность руководить своими ла бораториями без вмешательства правительства. Кроме всего прочего, этот «договор» между ученым и государством оформился в то время, когда Павлов резко критиковал большевиков и на стаивал на том, что подобная критика — дело его чести.
ПРЕУСПЕВАЮЩИЙ ДИССИДЕНТ
В 1920е гг. Павлов был открытым и бескомпромиссным кри тиком большевиков. Защищенный своим привилегированным положением, он публично атаковал государственную политику на общественных собраниях, где другие инакомыслящие уже давно были вынуждены замолчать. Его репутация распростра нилась далеко за пределы Петербурга (где аудитории его были переполнены ожидающей политического фейерверка публикой) к окраинам России, откуда ссыльные и рядовые жители писали ему о своих горестях, рассчитывая на сочувствующего слуша теля.
Но тот же особый статус, который позволял Павлову открыто критиковать советскую власть, неизбежно привел к сложным повседневным отношениям с ее представителями. Чтобы руко водить научной империей и использовать свои привилегии на пользу себе и другим, он должен был завязать деловые отноше ния с коммунистической партией. Так, к концу 1920х гг., про должая резкие выступления в адрес большевиков, Павлов нала дил ровные рабочие отношения с государственным аппаратом и двумя влиятельными коммунистами, Львом Федоровым и Ни колаем Бухариным.
Благодаря щедрости государства лаборатории Павлова ожи ли во второй половине 1921 г. К этому времени, как вспоминал один из сотрудников Института экспериментальной медицины, они «приобрели особенно уютный, чистый и красивый вид» [63, л. 39]. Обновленные и переоснащенные лаборатории были уком плектованы новым, гораздо более многочисленным персоналом, который обеспечил лабораторное производство Павлова необхо димыми «умелыми руками». В 1921 г. Павлов покинул одну из трех своих лабораторий, выйдя в отставку из Военномедицин ской академии (отчасти, повидимому, в знак протеста против Павлов и большевики 705 проводившейся там «чистки» студентов из духовенства). Эта потеря тем не менее была более чем компенсирована расширением двух других его лабораторий — в Институте эксперимен тальной медицины и Академии наук. Работа Павлова обеспечи валась доступом к особому валютному счету (для приобретения литературы и иностранного оборудования), его многочисленные просьбы о специальном фондировании автоматически одобря лись Совнаркомом и Ленсоветом, он имел возможность ездить за границу (например, в США в 1923 и 1929 гг.) и посылать туда своих сотрудников для изучения иностранной техники и пропа ганды учения об условных рефлексах.
Благодаря государственной поддержке статус Павлова стал намного весомее, чем в дореволюционные годы. К примеру, в 1921 г. один из его сотрудников, Г. П. Зеленый, стремясь к ин теллектуальной независимости, не слишком поощряемой Пав ловым, обратился к государству за средствами на создание сво его собственного института для изучения поведения животных. Это предложение было передано Павлову, чья критика стала ре шающей [64]. Другое письмо Зеленого, в котором он высказал Комиссариату здравоохранения свое мнение о том, что Павлов слишком стар для руководства лабораториями и не справляется со своей работой, было также переправлено ученому *.
СТРАСТНЫЙ КРИТИК
В дореволюционное время Павлов традиционно посвящал свою первую в академическом году лекцию так называемым «общим темам» — Тургеневу, например, или мировой войне. После 1917 г. ее главной темой стали исключительно ужасы большевизма **.
Например, в сентябре 1923 г. он обратился к аудитории, со бравшейся в переполненном зале Военномедицинской акаде мии, с развернутой эмоциональной критикой брошюры Николая
* Конради Г. П . Интервью, записанное Ю. А. Виноградовым 18 июня
1969 г.; Сергеев А. А. Рассказы разных лиц об Иване Петровиче Пав
лове [65, л. 23]. Письмо Зеленого обнаружить в архивных материа
лах не удалось.
** Заметки с его комментариями в сентябре 1920 г. и краткое содержа
ние его антибольшевистской лекции в сентябре 1919 г. хранятся в
[66]. В своей лекции в сентябре 1923 г. он сказал: «Последние годы
я [первую] лекцию посвящаю внутреннему состоянию России» [67,
л. 1]. 706 Д. ТОДЕС Бухарина «Пролетарская революция и культура» (1923) *. «Лю бимец нашей партии» (по выражению Ленина), Бухарин был членом Центрального Комитета и хорошо известным партийным теоретиком, уделявшим много внимания, в частности, науке и научной политике [70].