— Слезы, — простонала Маргарита. Она весьма обильно роняла свои — от радости за подругу и от горя из-за ее потери.
Слезы считались лучшим из вторичной пятерки — большая честь для столь юной особы.
Дарт не отнимала ладони ото рта. Счастье охватило ее. Она видела, как светится лицо Лауреллы, и радовалась за нее.
— Все наши сестры тоже должны были посетить церемонию, чтобы увидеть, какое счастье выпало Лаурелле, — прошипела Маргарита, чье горе на глазах сменилось злостью.
Да, Маргарита права. Всему этажу следовало наблюдать успех подруги.
Оракулы потянулись цепочкой к выходу из часовни. Дарт увидела, что загорелый мальчик уходит следом за оракулом со знаком Джессапа Ольденбрукского, из Первой земли. Мальчик не заметил ее взгляда, но Дарт провожала его глазами, пока он не скрылся за дверью. Больше никого с третьего этажа не выбрали.
Девочка отвлеклась и не обратила внимания на самого старого оракула. Во главе своей свиты он мелкими шажками приближался к ее ступеньке. Лаурелла помахала им с Маргаритой и послала воздушный поцелуй. При этом глаза Лауреллы то и дело возвращались к рядам зрителей, но ее родственники так и не объявились.
Дарт снедали собственные заботы. Церемония закончилась, и теперь ей придется разобраться с остатками разрушенной жизни. Как долго еще она сможет скрываться в Конклаве? И как уберечься от лекаря Палтри?
Но тут согбенная фигура оракула остановилась перед ее ступенькой, старец тяжело оперся на трость и переводил дух. Слуги бережно поддерживали его с обеих сторон. Голова оракула повернулась к ней, и Дарт почувствовала на себе его взгляд, несмотря на слепые, завязанные шелком глаза.
Узловатый от старости палец указал на нее. Из ожидающей в стороне свиты выскочил слуга, подбежал к Дарт и крепко ухватил ее за плечо.
Дарт попыталась вывернуться, решив, что ее обнаружили, что слепой провидец сумел прочесть терзающие ее страхи. Но когда слуга потянул ее вперед, она уже не сопротивлялась.
Оракул тяжело ступил к ней, резко выбросив вперед руку. Девочка широко распахнутыми глазами вбирала в себя каждую мелочь: желтоватые ногти, тонкая, как пергамент, кожа, паутина вен — скорее клешня, чем рука.
В груди у Дарт поднимался крик. Все глаза уставились на нее. Сейчас ее опозорят перед всей школой.
И тут в ладонь девочки упал камешек. Она непроизвольно поймала его, крепко сжав пальцы, и слуга отпустил ее плечо.
По часовне побежал шепот удивления.
— Тебя выбрал и, — торжественно произнес слуга. — Поднимись сюда.
Но Дарт не могла заставить себя двинуться, ее трясло.
— Я не могу… это ошибка. — Девочка попыталась вернуть камешек.
Старый оракул не обратил внимания на ее смятение и отступил назад. На его место встала Лаурелла.
— Будь сильной, — прошептала она, повторяя слова Дарт, и протянула руку.
Медленно, на подгибающихся ногах Дарт встала, сошла со ступеньки и оказалась рядом с Лауреллой.
Маргарита с бледным испуганным лицом провожала ее взглядом.
— Какую Милость ты получила? — спросила Лаурелла.
Дарт потрясенно глянула на сжатый кулак, разжала пальцы и уставилась на вычерченный литтикский символ:
Ее рука дрожала так сильно, что она чуть не выронила камешек. Лаурелла поддержала ее и спросила:
— Ну что?
Дарт не могла вымолвить ни слова и безмолвно протянула камень девочке. На лице той отразилось такое же потрясение.
Дарт досталась Милость, что затмевала все другие, — кровь.
Глава 5Сломанные кости
— Я… я ничего не знаю, — простонал Тилар. Он содрогался от подавленных стонов и ненавидел себя за это.
— Еще, — приказал скрытый масклином рыцарь теней.
У Тилара уже не оставалось сил, чтобы напрячься перед ударом. Он услышал свист кнута, почувствовал обжигающую боль, когда длинную полосу кожи и мяса сняло почти до кости. Тело вздрогнуло, вытянулось у столба, ободранные запястья дернулись в беспощадной хватке железа. Тилар обвис в оковах; цепь от них зацепили за крюк высоко на столбе, и пальцы ног скребли по пыли внутреннего двора замка.
Перед пыткой его раздели до набедренной повязки. Кровь свободно стекала по ногам и капала на землю. На лице мешались пот и слезы, и сквозь них в глаза Тилара лился свет полной луны.
Он потерял счет ударам. Восемнадцать или больше? Один раз он уже терял сознание, скользнул от боли в долгожданное забытье. Но его безжалостно окатили холодной водой, а под нос сунули тряпку, пропитанную горько пахнущим снадобьем. Проспать собственную пытку считалось непозволительной роскошью.
В полузабытьи Тилар распластался по столбу, покачиваясь в оковах. Трибуны по краям двора ломились от людей, пришедших посмотреть на редкое зрелище. Трое судей восседали впереди, на серебряном подносе перед ними лежали спелые гранаты и круглые кексы. Мастер истины, по-прежнему в красной мантии, стоял рядом со скрещенными на груди руками. У него, по крайней мере, хватило совести выглядеть смущенным. Кучка затянутых в черное Дланей столпилась в углу двора и шепотом утешала друг друга, почти не замечая разворачивающегося перед ними мрачного действа.
Зато остальные не упускали случая поразвлечься. Балконы и парапеты не вмещали всех знатных господ и их прислугу, обитателей кастильона, а также толпу простолюдинов, которым удалось, подкупив стражу, заполучить места. Смех и требующие крови крики эхом отражались от стен. Рекой лились темное пиво и пряное вино. Где-то неподалеку менестрель наигрывал веселенькую мелодию, а из города доносился размеренный звон колоколов.
Рыцарь теней Даржон сир Хайтаур оперся затянутой в перчатку рукой на столб и придвинулся вплотную к Тилару:
— Говори правду, и твоя смерть будет легкой.
Прежде чем ответить, Тилару пришлось сглотнуть кровь.
— Ты мне уже обещал легкую смерть. И тем не менее я все еще вишу здесь, хотя и сказал правду.
Рыцарь недобро прищурился.
— Мы только начали. Я могу растянуть мучения до завтра.
Тилар бессильно прикрыл глаза.
— Ты хочешь правды? — Он глубоко вдохнул, хотя вдох отдался болью по всему телу.
Даржон пригнулся поближе. Тилар открыл глаза и, собрав последние силы, плюнул рыцарю в лицо.
— Вот тебе правда!
С громовым рыком Даржон отшатнулся. Он метнул на Тилара яростный взгляд и махнул рукой палачу.
По его безмолвному приказу свистнул кнут, и удар распластал Тилара по столбу. Спина вспыхнула огнем, от нахлынувшей боли мир потемнел и сузился до размера булавочной головки. Он не пытался бороться с болью, а напротив, позволил ей унести себя прочь.
Откуда-то издалека донесся выкрик:
— Вы его так прикончите!
Тилар узнал голос Роггера. Привязанный в углу вор оставался его единственным защитником. Конечно, его взывания к милосердию судей могли диктоваться и личными интересами: стоит Тилару сознаться и принять казнь, Роггер незамедлительно сядет на кол рядом — из них обоих собирались сделать украшения для гробницы Мирин. Так что чем дольше Тилар не сдавался, тем дольше оставалось дышать и Роггеру.
Боль уносила бывшего рыцаря все дальше, но тут у него под носом что-то взорвалось резким смрадом. Он попытался отдернуться, отвернуть голову. Его окатила волна ледяной воды, и поневоле мир вернулся в фокус.
Прямо перед собой он увидел лицо лекаря.
— Вот так, — довольно заметил тот и отбросил в сторону вонючую тряпку. Потом повернулся к Даржону. — Он потерял много жизненно важного гумора, сир. В следующий раз у меня может не получиться привести его в чувство.
Даржон выругался.
— Все равно кнут язык ему не развязывает. Мы перейдем к другим испытаниям, почти бескровным. Отвяжите его!
Стражник ринулся к столбу и освободил Тилара от оков. Собственное тело показалось узнику в десятки раз тяжелее обычного, и он свалился лицом в жидкое месиво грязи и крови у подножия столба.
Лекарь опустился рядом с ним на колено.
— Я могу смазать раны огненной мазью. Она очень едкая, но кровь остановит.
— Давай! Нельзя допустить, чтобы он умер… Еще рано.
Лекарь принялся копаться в сумке.
Даржон запустил руку в волосы Тилара и приподнял его голову. Со спины его заливал свет полной луны, и рыцарь казался полностью сотканным из теней, лишь глаза его горели Милостью.
— До наступления утра я выясню, что ты сотворил с Мирин.
Тилар ощутил ярость в его голосе и еще что-то, более темное. Рыцарем двигало не только чувство мести. Хотя назначаемые орденом наказания зачастую были жестоки, пытку рыцари не признавали. Но Тилар слишком ослабел, чтобы проклинать мучителя, поэтому выдавил только то, что подсказывало ему сердце:
— Ты… ты позоришь свой плащ.
Лекарь наконец вытащил из сумки небольшой глиняный горшочек.
— Будет очень сильно жечь, — предупредил он вполголоса.
Тилар сжал зубы и приготовился к боли.
Над ним нависла тень лекаря. Осторожные пальцы коснулись его плеча, но, против ожидания, мазь не обжигала. Наоборот, она растеклась по спине, как капля падающего на язык сладчайшего нектара, как ласковое поглаживание по горячечному лбу.
Тилар застонал, но от облегчения. Последний отголосок перенесенной боли сменила блаженная нега, охватившая все тело.
Лекарь приглушенно охнул:
— Во имя всех богов!
— Что? — рявкнул Даржон. Он шагнул ближе.
— Прикосновение огненной мази излечило его. — Лекарь растер по спине Тилара еще порцию мази, как наглядное доказательство. — Посмотрите, раны светятся и тут же закрываются!
Тилар содрогнулся от новой волны удовольствия, а Даржон отшатнулся.
— Свечение… — Рыцарь взмахнул плащом, чтобы привлечь внимание зрителей. — Это Милость… Милость, украденная у Мирин! Вот доказательство, которого мы ждали! Он исцеляется Милостью, вырванной у Мирин в миг ее гибели!
Несмотря на успокаивающую ласку мази, Тилар застонал.
Со всех сторон набегали люди, чтобы своими глазами увидеть чудо. Стражники сдержали зевак и пропустили только тех, кто присутствовал на суде. Судьи внимательно наблюдали, как лекарь повторил демонстрацию: со спины Тилара пропали последние следы кнута. Собравшиеся удивленно перешептывались.