– И чтобы не думали о войне. О погибших на ней.
– Никогда.
Он залпом выпил стаканчик бренди.
Жанна снова сжала его ладонь.
– Я заведу дом с садом. А в саду – кусты роз, и цветочные клумбы, и, может быть, качели для детей – если не своих, то тех, что будут гостить в доме. Дом с высокими окнами, в нем всегда будет пахнуть готовящейся на кухне вкусной едой. В гостиной будут стоять фрезии и фиалки. А по стенам висеть картины Милле, Курбе и других великих художников.
– А я буду навещать вас. Может быть, даже поживу немного в вашем доме. Это потрясет весь Руан.
– По воскресеньям мы станем кататься на лодке, по субботам ходить в оперу, а из нее – в кафе на главной площади. И дважды в год устраивать в доме большие приемы – много свечей, наемные слуги, которые будут обходить наших гостей с бокалами вина на серебряных подносах. И танцы, и…
– Танцев не надо.
– Ладно, обойдемся без танцев, но музыканты – это непременно. Струнный квартет или просто цыганский скрипач. Хотя, если кому-то захочется потанцевать, мы отведем им особую комнату. Может, еще и певца пригласим.
– Возможно, нам удастся подрядить Берара.
– Хорошая мысль. Пусть поет немецкие песни, которым научился от коменданта и его супруги. Наши приемы прославятся. Я, правда, не знаю, как мы их будем оплачивать.
– Я что-нибудь изобрету и наживу целое состояние. А ваш отец оставит вам свои миллионы.
Они допили бренди, у Жанны немного закружилась голова, но на Стивена оно, казалось, совсем не подействовало.
А когда стало прохладно, они ушли с балкона, и Стивен сказал, что, пожалуй, лег бы. Жанна отвела его к постели, поставила рядом графин с водой.
Она разделась у себя в спальне. Разговор со Стивеном приободрил ее, хоть она и понимала, что он просто старался доставить ей удовольствие. И все же это было хорошим началом. Голая, она подошла к двери, на которой висела ее ночная рубашка.
Дверь отворилась, едва она протянула руку к крючку, и Жанна увидела Стивена, босоногого, в одной рубашке.
Он отступил назад:
– Простите, я искал уборную.
Жанна инстинктивно схватила лежавшее в кресле полотенце, завернулась в него.
Стивен повернулся и пошел назад, в гостиную.
– Постойте, – сказала Жанна. – Все правильно. Вернитесь.
Она опустила полотенце на кресло и замерла.
Огня в ее спальне не было, но светлая осенняя ночь позволяла видеть все очень ясно.
– Идите сюда, я хочу обнять вас, – сказала Жанна.
Губы ее неторопливо раздвинулись в улыбке, озарившей лицо.
Стивен медленно вошел в комнату. Долгое, тонкое тело Жанны ожидало его. Она развела в стороны бледные руки, округлые груди ее чуть приподнялись – словно загадочные белые цветы вдруг раскрылись в неясном свете. Стивен, приблизившись, опустился у ее ног на колени. Прижался к ней лицом, сбоку, под ребрами.
Жанна надеялась, что напускная веселость его еще не покинула.
Он положил руки ей на бедра. Между ног ее росли длинные мягкие черные волосы. Стивен на миг прижался к ним щекой и тут же отпрянул. Жанна услышала негромкий плач.
– Изабель, – повторял Стивен. – Изабель.
3
Возвращение Стивена в роту солдаты восприняли как праздник. Все они хоть и неуверенно, однако надеялись, что наступление станет последним, а Стивен после Анкра и боев за канал приобрел репутацию человека, способного уцелеть в любой переделке. Даже новобранцы, появившиеся в роте уже после его перевода в штаб, знали, что Стивена считают талисманом удачи. И были в курсе донельзя раздутых слухов о колдовстве, которым он занимался в своей землянке.
Время от времени в их траншее появлялись, чтобы заняться ремонтом, саперы и проходчики. Периодическим инспекциям подвергался и вырытый ими под ничейной землей туннель. На дальнем его конце, под самыми окопами немцев, располагался крайне полезный, хоть и небезопасный пост прослушивания, врагом, судя по всему, пока не обнаруженный. Дежурившие там солдаты слышали разговоры немецких окопников. Они говорили об отступлении.
Артиллерия противника вела обстрел, придерживаясь определенного распорядка. Снаряды рвались в тыльной зоне и для солдат передовой большой опасности не представляли, а в обеденное время обстрел и вовсе прерывался на целый час. Британская артиллерия также соблюдала эту формальность, что и позволило Стивену в свой первый фронтовой день спокойно поесть. Райли разогрел для него банку тушенки, добавив к ней капусты, которой где-то разжился.
После полудня к Стивену зашел командир саперов Картрайт. Среди пехотинцев он слыл слабаком, а вечное недовольство всем и вся превращало его в редкостного зануду.
– Как вам известно, – начал он, – существует договоренность, согласно которой мы должны помогать друг другу, хотя до сих пор ваша рука что-то не слишком охотно мыла нашу.
Лицо у Картрайта было бледное, со скошенным подбородком, речь он пересыпал пословицами и поговорками, полагая, по-видимому, что с ними она будет звучать убедительней.
– Я получил приказ расширить пост прослушивания, который находится в конце главного туннеля. Все это хорошо и прекрасно, однако в последние дни мои люди говорят, что слышат прямо над собой звуки, позволяющие заключить, что противник ведет подкоп в нашу сторону.
– Понятно. И вы хотите, чтобы мои солдаты охраняли там ваших.
– Да. Думаю, мы это заслужили.
– Я полагал, что рытье туннелей закончилось.
– Ну, никогда не знаешь, чего ждать от наших друзей бошей.
– Да, пожалуй. Мне такая охрана кажется ненужной, однако…
– Я подумал, что, поскольку вас здесь долго не было, вам интересно будет посмотреть на плоды наших трудов. В конце концов, мы делаем это, чтобы защитить ваших солдат.
– Вы, как я вижу, ничем не лучше Уира. И почему вам всем не терпится затащить нас под землю?
– Потому что мы роем для вас дренажные канавы, землянку вот эту выкопали. – Картрайт обвел рукой обшитые деревом стены, ткнул пальцем в книжную полку над лежанкой. – Ваши солдаты с этим навряд ли справились бы, верно?
– Хорошо, – сказал Стивен, – я спущусь и все там осмотрю. Только отлучаться больше чем на час я не могу. Кому-то из ваших солдат придется отвести меня назад.
– Это будет несложно устроить. Спустимся завтра в полдень.
В осеннем свете хорошо различались почерневшие расщепленные пни росших здесь когда-то деревьев. Солдаты собрались у входа в шахту на почти сухом в кои-то веки полу траншеи.
В число шести опытных проходчиков, раздававших пехотинцам каски, фонари и противогазы, входили Джек Файрбрейс, Эванс и Джонс. Картрайт сказал Джеку:
– После того как капитан Рейсфорд осмотрит нашу работу, вы проводите его наверх.
– А вы не пойдете? – спросил, опуская в карман электрический фонарик, Стивен.
– Двоим там делать нечего, – ответил Картрайт.
Стивен взглянул в небо – чистое, светло-голубое с несколькими облачками в вышине. Зато вход в шахту, едва с него стянули брезент, оказался очень темным.
Стивен помнил, как впервые спустился под землю с Хантом и Бирном, чтобы охранять Джека Файрбрейса. Помнил бледный отсвет паники на лице Ханта и удар, сопровождавший ранение. С тех пор многое произошло, и он уже не был уверен, что сможет сохранять спокойствие в узком туннеле. Он положил ладони на деревянную шелевку траншейной стены, глубоко вздохнул. Разных миров не существует – только один, с которым он связан пульсациями своей крови. И когда он уйдет под землю, этот мир останется таким же, каков он сейчас, – с птицами, поющими в теплом воздухе, и легкими облаками над ними.
Он начал спускаться за проходчиками, цепляясь за растрескавшуюся древесину перекладин. Лестница уходила вниз вертикально, перекладины далеко отстояли одна от другой. Каждый раз опуская ногу в темноту, Стивен колебался, однако делал очередной шаг, иначе тот, кто спускался за ним, отдавил бы ему пальцы сапогами. Свет вверху шахты заслоняли громоздкие тела солдат, спускавшихся следом за ним, потом он сократился до подобия далекого окна, потом и вовсе исчез.
Снизу донесся голос Джека, сообщавший, какое расстояние Стивену еще предстоит одолеть. В конце концов он спрыгнул с лестницы на деревянную платформу размером примерно десять на десять футов – там его уже поджидали Джек и двое пехотинцев с зажженными фонарями. Когда все достигли платформы, им спустили обвязанные веревкой доски. Джонс и Эванс отвязали доски и взялись за них, чтобы отнести в туннель.
Трое проходчиков возглавляли шествие, еще трое замыкали его, а между ними с неохотой шагали шестеро пехотинцев. Поначалу высота туннеля позволяла идти в полный рост, и они передвигались по сухому меловому полу довольно быстро. После пятидесяти ярдов пути командир минеров, лейтенант-шотландец по фамилии Лоример, сказал, что дальше всем придется соблюдать тишину. Они дошли до длинной боковой штольни, которая соединяла несколько тянувшихся в сторону врага туннелей. Им предстояло идти по главному, который вел прямиком к посту прослушивания; затем саперы его расширят, а пехотинцы займут параллельный, чтобы защитить товарищей от возможной вылазки врага. Пехотинцы возьмут с собой минера, который покажет им дорогу. Фонарь есть у каждого.
Чтобы попасть в главный участок, им пришлось опуститься на колени, Стивен увидел, как его солдаты обменялись встревоженными взглядами. Воздух был плотен и сыр. Все с трудом, пыхтя, пролезли сквозь маленькое входное отверстие, однако после этого им удалось выпрямиться, хоть и только наполовину, и продвигаться вперед согнувшись. Стивен видел впереди крепкие горизонтальные доски, примерно через каждые пять футов прибитые к вертикальным. Судя по всему, работа здесь была проделана основательная. Проходчики передвигались привычной рысцой, ни страха, ни ощущения чего-то необычного от них не исходило.
Шестерым пехотинцам во главе с лейтенантом Кроушоу угнаться за ними удавалось с трудом. Стивен слышал их тяжелое дыхание. Пехотинцы несли с собой винтовки и потому не могли помогать себе руками, поддерживая равновесие.