Весь день они ехали на север, мимо крохотных золотых приисков одиноких старателей и ферм, где люди пытались наладить жизнь вдали от цивилизации. Некоторые не смогли оказать сопротивление и даже одеться не успели, так и лежали в ночных рубашках. Малыш прижимал к груди плюшевого мишку, а мертвая мать тянулась к сыну, почти касаясь пальцами залитых кровью кудряшек.
Другие дорого продали свою жизнь: вокруг сожженных домов, словно щепки на лесопилке, валялись трупы матабеле. На одной ферме среди убитых были только амадода, и от дома шли на север следы копыт и колес повозки.
— Андерсоны сумели отбиться! — сказал Ральф. — Господи, лишь бы им удалось добраться до Булавайо!
Вики хотела поехать по старой дороге, мимо миссии Ками, но Ральф не согласился:
— Если твои там, то уже поздно. Ты сама видела, что произошло в других местах. А если им удалось спастись, то они наверняка в Булавайо.
Утром третьего дня небольшой отряд въехал в Булавайо. Заграждения раздвинули, пропуская всадников внутрь огромного лагеря на городской площади. Горожане столпились вокруг вновь прибывших, выкрикивая вопросы:
— Войска уже идут?
— Когда придет армия?
— Вы не видели моего брата? Он работал на шахте Антилопы…
— Что нового?
Заметив Робин на крыше фургона, Вики расплакалась — впервые после отъезда с шахты Харкнесса. Элизабет пробилась сквозь толпу к Ральфу.
— А Кэти? — спросила она.
Ральф покачал головой и увидел в глазах цвета дикого меда отражение собственного горя. Элизабет сняла Джон-Джона с седла.
— Я позабочусь о нем, — тихо пообещала она.
Семейство расположилось в фургоне, который под руководством Робин и Луизы превратился в уютное, хотя и тесноватое жилище.
В первый день мятежа Луиза и Ян Черут встревожились, обнаружив, что все слуги-матабеле исчезли. Вскоре мимо Кингс-Линна пронесся один из оставшихся в живых после нападения на шахту Виктории, на полном скаку выкрикивая почти невнятное предупреждение. Луиза и готтентот немедленно погрузили в фургон все необходимое — консервы, одеяла, патроны — и поехали в Булавайо. Ян Черут правил лошадьми, Луиза сидела в фургоне с ружьем в руках. Дважды они видели издалека небольшие вооруженные отряды матабеле, однако нескольких выстрелов вполне хватило, чтобы отбить у них охоту приблизиться. Ян Черут и Луиза добрались до Булавайо одними из первых, причем не с пустыми руками, и теперь семейству не приходилось надеяться на гостеприимство горожан, в отличие от многих других беженцев, которые прибыли в город на взмыленной лошади и с разряженным ружьем.
Под навесом возле фургона Робин устроила амбулаторию и по просьбе осадного комитета занялась вопросами гигиены и санитарных условий в лагере. Луиза, как прирожденный лидер, взяла на себя руководство женщинами: установила систему сбора и распределения продуктов и прочих необходимых припасов, раздала полдюжины сирот по приемным семьям и организовала все остальное — от комитета по развлечениям до уроков по обращению с огнестрельным оружием для тех дам, которые этого не умели.
Ральф предоставил Вики сообщить Робин о смерти Кэти, передал Джонатана под опеку Элизабет и пошел искать представителей осадного комитета. К фургону он вернулся уже в темноте.
Как ни странно, в лагере царило почти праздничное оживление. Несмотря на то что многие семьи потеряли близких, несмотря на сгущающуюся угрозу нападения окруживших город импи, дети задорно носились между фургонами, где-то весело играла губная гармошка, смеялись женщины, ярко горели костры — можно было подумать, что город собрался на пикник.
Элизабет искупала Джонатана и Роберта, и от порозовевших мальчишек пахло карболовым мылом. Пока они ужинали за столом, Элизабет рассказывала им сказку, от которой у них разгорелись глазенки.
Ральф с благодарностью улыбнулся девушке и кивком подозвал к себе Гарри Меллоу.
Мужчины пошли по лагерю, словно прогуливаясь, и Ральф тихо рассказывал на ухо Гарри:
— Осадный комитет неплохо справляется. Они уже провели перепись, — по их данным, в лагере тысяча пятьсот сорок семь человек, из них девятьсот пятнадцать мужчин. Оборону города наладили хорошо, но, похоже, ни о чем другом они и не думают. Очень обрадовались, узнав, что в Кимберли и Кейптауне знают об их положении. С начала мятежа я стал первым, кто принес новости из-за пределов Родезии… — Ральф затянулся сигаретой. — Кажется, они решили, что теперь все будет хорошо, как будто пара кавалерийских полков уже идет им на помощь. Но мы-то знаем, что это не так.
— Армия сюда доберется через несколько месяцев, не раньше.
— Джеймсон с его офицерами отправлен в Англию, где их будут судить. Родса тоже вызвали в суд. — Ральф покачал головой. — Есть новости и похуже — племена машона восстали вместе с матабеле.
— О господи! — Гарри замер и вцепился в руку Ральфа. — Вся страна взбунтовалась, причем одновременно? Мятеж явно тщательно спланирован.
— В долине Мазоэ и вокруг Форт-Солсбери шли серьезные бои.
— Ральф, сколько людей перебили восставшие дикари?
— Никто не знает. Везде разбросаны сотни ферм и шахт. Скорее всего, погибло не менее полутысячи человек.
Дальше они шли молча. Часовой окликнул их, но потом узнал Ральфа:
— Мистер Баллантайн! Я слышал, вы сумели прорваться. Когда придут солдаты?
— «Когда придут солдаты?» — пробормотал Ральф, миновав часового. — Все только об этом и говорят, от осадного комитета до последнего горожанина.
Они дошли до дальнего конца лагеря, и Ральф тихо поговорил с охранником у ворот.
— Ладно, мистер Баллантайн, только глядите в оба. Эти кровожадные дикари кругом кишмя кишат.
Ральф и Гарри вышли в город — там не было ни души, все горожане собрались в укрепленном лагере. Мазанки с тростниковыми крышами стояли пустые и темные. Мужчины пошли по широкой центральной улице и остановились на окраине, где кончались постройки.
— Прислушайся! — сказал Ральф.
Возле речки Умгуза тявкнул шакал, другой отозвался из зарослей акации к югу от города.
— Шакалы, — пожал плечами Гарри.
Ральф помотал головой:
— Это матабеле!
— Ты думаешь, они нападут на Булавайо?
Ральф молчал, напряженно вглядываясь в ночную темноту и что-то перебирая пальцами, словно четки.
— Там ждут тысяч двадцать амадода, — наконец заговорил он. — Мы заперты здесь, и как только подойдут все импи и матабеле наберутся храбрости, они нападут. Задолго до того, как сюда подоспеют наши войска.
— Какие у нас шансы устоять?
Ральф обернул то, что он держат в руках, вокруг пальца, и Гарри увидел, что это полоска меха.
— В лагере четыре пулемета… Шестьсот женщин и детей и половина из девятисот мужчин небоеспособны. Лучший способ защитить Булавайо — не прятаться в лагере, ожидая нападения матабеле… — Ральф развернулся, и друзья пошли обратно по безмолвной улице. — Мне предложили войти в состав осадного комитета, но я сказал, что терпеть не могу осады.
— Ральф, что ты собираешься делать?
— Соберу небольшой отряд из тех, кто знает обычаи и земли матабеле, кто умеет метко стрелять и говорит на синдебеле достаточно хорошо, чтобы сойти за местного. Мы пойдем в холмы Матопо, или где там прячутся эти гады, и перебьем их.
Исази привел четырнадцать человек, все зулусы с юга, погонщики и кучера из компании Зедербергов, раньше работавшие на транспортную компанию Ральфа, а теперь застрявшие в Булавайо после эпидемии чумы у скота.
— Я знаю, что вы прекрасно управляетесь с упряжкой из восемнадцати волов, — сказал Ральф, пуская по кругу красную жестянку с лучшим нюхательным табаком. — Я знаю, что любой из вас может съесть столько кукурузной каши, сколько весит сам, и залить ее таким количеством пива, что и носорог на ногах не устоит, а вот драться-то вы умеете?
Исази ответил за всех — терпеливо, словно объясняя туповатому ребенку:
— Мы зулусы.
Других объяснений не требовалось.
Ян Черут привел шестерых, все из Кейптауна, готтентоты с примесью бушменской крови, как и сам Ян Черут.
— Это мой племянник Грутбум, Большое Дерево. — На взгляд Ральфа, парень был скорее похож на верблюжью колючку из пустыни Калахари: такой же темный, сухощавый и колючий. — Он служил капралом в Пятьдесят втором пехотном в форте Кейптауна.
— И что же заставило его уехать из Кейптауна?
— Случилось разногласие из-за одной леди, кое-кому вспороли брюхо, а обвинили в этом злодействе моего славного племянника, — огорченно ответил Ян Черут.
— Значит, убил не он?
— А кто же еще? Он лучше всех владеет ножом, не считая меня, конечно, — скромно заметил Ян Черут.
— Почему ты хочешь убивать матабеле? — спросил Ральф молодого человека на синдебеле.
Тот свободно ответил на том же языке:
— Потому что я это умею и люблю.
Кивнув, Ральф повернулся к следующему.
— Возможно, он связан со мной еще более тесными родственными связями, — представил юношу Ян Черут. — Его зовут Таас, мать у него настоящая красавица. Она когда-то владела знаменитым подпольным кабачком у подножия Сигнальной горы, выше кейптаунских доков. Одно время мы с ней были очень близкими друзьями, но ведь дама имела много друзей.
Кандидат в новобранцы отличался плоским носом, высокими скулами, монгольскими глазами и такой же гладкой желтоватой кожей, как у Яна Черута. Если парень действительно приходился коротышке-готтентоту незаконнорожденным сыном да еще и вырос в заслужившем дурную славу портовом районе Кейптауна, то драться он явно умеет.
Ральф кивнул.
— Пять шиллингов в день, — сказал он. — И бесплатный гроб, если попадешься в руки матабеле.
Уходя на юг, Джеймсон забрал с собой сотни лошадей. Матабеле захватили всех коней на фермах. Сто шестьдесят всадников под командованием Мориса Гиффорда поехали по окрестным фермам и шахтам, чтобы привезти в Булавайо тех, кто сумел отбиться и теперь оказался отрезан. Большинство оставшихся лошадей забрал капитан Джордж Грей для своего конного отряда. Ральф привел с собой четырех прекрасных скакунов, потом ему удалось купить еще шесть по бешеной цене в сто фунтов; на рынке в Кимберли такому коню красная цена — пятнадцать фунтов, но выбора не было.