— С удовольствием, Баву, — поблагодарил Крейг с сомнением в голосе: в результате предыдущих испытаний вылетели все стекла в окнах кухни, а повар-матабеле получил ранение.
Крейг последовал за дедом на широкую тенистую веранду, увешанную охотничьими трофеями: рогами буйволов, антилоп куду и канна. По обеим сторонам входной двери, ведущей в столовую, стояли гигантские слоновьи бивни, такие длинные и изогнутые, что их кончики почти соприкасались под самым потолком.
Проходя мимо, Джонатан рассеянно погладил один из бивней — постоянные прикосновения в течение десятилетий оставили на толстой желтой кости отполированное пятно.
— Налей-ка нам по стаканчику джина, — велел дед.
Он перестал пить виски в тот день, когда правительство Гарольда Уилсона ввело санкции против Родезии: отказ покупать виски был личной местью Джонатана Баллантайна и попыткой разрушить экономику Британии.
— Да тут одна вода! — недовольно заявил дед, отведав приготовленной внуком смеси.
Крейг послушно добавил в его стакан джина.
— Вот теперь сойдет! — Джонатан уселся за письменный стол, поставив хрустальный стаканчик на медное пресс-папье, обтянутое кожей. — Ладно, рассказывай, что на этот раз приключилось. — Он внимательно посмотрел на Крейга.
— Баву, это долгая история. Не хочу утомлять тебя скучными подробностями.
Крейг сел в глубокое кожаное кресло и с преувеличенным вниманием принялся изучать обстановку комнаты, хорошо знакомой с детства: читал названия книг на толстых сафьяновых переплетах, изучал коллекцию голубых шелковых ленточек, которыми награждались племенные быки Кингс-Линна на всех сельскохозяйственных выставках, проводимых к югу от Замбези.
— Рассказать тебе, что я слышал? — предложил Баву. — До меня дошли слухи, что ты отказался выполнить законный приказ твоего непосредственного начальника, то бишь главного инспектора заповедника, и затем нанес этому достойному человеку оскорбление действием, а именно ударил по голове. Чем и дал ему предлог уволить тебя — предлог, который он, скорее всего, отчаянно пытался найти с того самого дня, как ты приступил к своим обязанностям.
— Слухи несколько преувеличены.
— Не улыбайтесь мне этой вашей ангельской улыбочкой, молодой человек! Ничего веселого я здесь не вижу, — сурово заявил Джонатан. — Ты действительно отказался участвовать в отстреле слонов?
— Джон-Джон, а ты когда-нибудь видел, как отстреливают слонов? — тихо спросил Крейг. Детским прозвищем он называл деда лишь в минуты полной откровенности. — Самолет-разведчик находит подходящее стадо, скажем, в пятьдесят голов и по радио наводит нас. Последнюю милю мы бежим к ним со всех ног и подбираемся очень близко, шагов на десять, чтобы выстрелить снизу вверх. Пуля 458-го калибра убивает наповал. Мы выбираем старых слоних, потому что молодые животные к ним очень привязаны и ни за что не оставят. Уложив слоних выстрелами в голову, мы получаем возможность не торопясь заняться остальными. Мы здорово наловчились и кладем их так быстро, что они падают в кучу и туши приходится растаскивать тракторами. Остаются только слонята. Очень интересно наблюдать, как слоненок изо всех сил пытается помочь матери встать на ноги, толкая ее крохотным хоботом.
— Крейг, это неизбежно, — тихо заметил Джонатан. — Заповедники переполнены, в них тысячи животных.
Крейг будто не слышал слов деда.
— Если осиротевшие слонята слишком малы, их мы тоже убиваем. А тех, кто достаточно подрос, забираем и продаем славному старичку, который перепродает малышей в зоопарки Токио или Амстердама, где слоны будут жить за решеткой, привязанные цепью за ногу, и питаться подачками туристов.
— Ничего не поделаешь, так надо, — повторил Джонатан.
— Он брал взятки от торговцев животными, — сказал Крейг. — Поэтому нам приказывали оставлять слонят даже такого возраста, когда их шансы выжить составляли не больше половины. И мы должны были искать стада, где много слонят. Он брал взятки от торговцев.
— Кто? Неужели главный инспектор Томкинс? — удивился Джонатан.
— Именно он. — Крейг поднялся и, взяв пустые стаканчики, понес их к бару.
— У тебя есть доказательства?
— Разумеется, нет! — раздраженно ответил Крейг. — Иначе я бы давно обратился прямо к министру.
— Значит, ты все-таки отказался проводить отстрел.
Крейг плюхнулся обратно в кресло и вытянул длинные ноги.
— Это еще не все. Они воровали слоновую кость убитых животных. Нам полагается оставлять в живых взрослых самцов, но Томкинс приказал убивать тех, у кого хорошие бивни, и потом бивни исчезают.
— Надо полагать, доказательств этого у тебя тоже нет? — сухо спросил Джонатан.
— Я видел вертолет, забирающий добычу.
— И записал его номер?
Крейг покачал головой:
— Номер замазали, но вертушка явно военная. У них все схвачено.
— Ты в самом деле ударил Томкинса?
— Ох, как я ему врезал! — мечтательно улыбнулся Крейг. — Он на карачках подбирал осколки зубов, разлетевшиеся по полу. Я так и не понял, что он собирался с ними делать.
— Крейг, мальчик мой, даже если ты прав в своих подозрениях, чего ты хотел этим добиться? Неужели надеялся остановить браконьеров?
— Нет, но, по крайней мере, мне немного полегчало. Слоны так похожи на людей, я к ним очень привязался.
Они помолчали.
— Крейг, какую по счету работу ты потерял? — вздохнул Джонатан.
— Баву, я их не считал.
— Не могу поверить, что тот, в чьих жилах течет кровь Баллантайнов, обделен способностями или честолюбием. Черт возьми, мы, Баллантайны, всегда добиваемся своего — посмотри на Дугласа или Роланда…
— Я ведь Меллоу и лишь наполовину Баллантайн.
— Что ж, возможно, в этом все и дело. Твой дед промотал свою долю в шахтах Харкнесса, и когда твой отец женился на моей Джин, у него ни гроша за душой не было. Подумать только, в наши дни эти акции стоили бы десять миллионов фунтов стерлингов!
— Баву, во времена Великой депрессии многие разорились.
— А мы нет, Баллантайны сохранили свое состояние.
— Сохранили и даже удвоили, — пожал плечами Крейг.
— Мы всегда добиваемся своего, — повторил Джонатан. — И что ты теперь собираешься делать? Мое правило тебе известно: от меня ты больше ни гроша не получишь.
— Я знаю, Джон-Джон.
— Может, хочешь снова у меня поработать? Правда, в последний раз ничего путного из этого не вышло…
— Ты невероятный сукин сын, — ласково ответил Крейг. — Я тебя обожаю, но скорее пойду работать на Иди Амина.
Джонатан самодовольно засиял: образ сурового, безжалостного человека, готового пойти на убийство, был для него еще одним предметом гордости. Он бы жутко обиделся, если бы его назвали щедрым или дружелюбным — анонимные пожертвования крупных сумм во всевозможные благотворительные фонды он всегда сопровождал угрозами чудовищной кары любому, кто посмеет упомянуть имя благодетеля.
— Так чем ты собираешься заняться?
— Во время службы в армии я получил квалификацию механика по вооружению, и в полиции как раз освободилась вакансия. Похоже, меня все равно призовут снова, так что лучше самому записаться, не дожидаясь повестки.
— В полицию, говоришь! — усмехнулся Джонатан. — Ну, по крайней мере, это одна из немногих профессий, в которых ты пока не успел попробовать свои силы. Налей-ка мне еще стаканчик.
Пока Крейг смешивал джин с тоником, Джонатан, скрывая смущение, изобразил на лице грозную гримасу и сердито проворчал:
— Знаешь, парень, если ты в самом деле на мели, то черт с ними, с правилами. Я подкину тебе пару долларов. Но исключительно в долг.
— Очень любезно с твоей стороны, Баву, и все же правила есть правила.
— Я их придумал, я их и отменю, — хмуро уставился на внука Джонатан. — Сколько тебе надо?
— Помнишь те старые тетради, которые ты так хотел получить? — пробормотал Крейг, поставив полный стаканчик перед стариком.
В глазах Джонатана вспыхнули искорки лукавства, которые ему не удалось скрыть.
— Какие тетради? — с чрезмерным недоумением поинтересовался он.
— Ну, старые дневники.
— А, те самые! — Джонатан невольно бросил взгляд на книжные полки возле стола, на которых стояла коллекция дневников, рассказывающих историю семьи начиная с 1860 года, когда Зуга Баллантайн, дед Джонатана, приехал в Южную Африку, до 1929-го, когда умер его отец, сэр Ральф Баллантайн.
В коллекции не хватало трех тетрадей, владельцем которых по достижении совершеннолетия стал Крейг, унаследовав их от своего прадеда, Гарри Меллоу — партнера и лучшего друга сэра Ральфа. По какой-то странной, неведомой самому Крейгу причине он до сих пор упорно сопротивлялся всем попыткам Джонатана выпросить эти тетради. Может быть, потому, что они были его единственным козырем, а также единственной сколько-нибудь ценной вещью, доставшейся от отца.
— Да, те самые, — кивнул Крейг. — Я подумал, не отдать ли их тебе.
— Похоже, ты и впрямь на мели! — Старик постарался не выдать своего ликования.
— Да уж, на этот раз меня крепко прижало, — признался Крейг.
— Ты сам…
— Ладно, Баву, мы уже сто раз об этом говорили, — поспешно оборвал его Крейг. — Так они тебе нужны?
— Сколько ты за них хочешь? — подозрительно спросил Джонатан.
— В прошлый раз ты предлагал по тысяче за каждый.
— В прошлый раз я слишком расщедрился.
— Учитывая, что с тех пор уровень инфляции достиг ста процентов…
Джонатан обожал торговаться — таким способом он поддерживал свою репутацию безжалостного дельца. Крейг оценивал состояние деда в десять миллионов: ему принадлежали Кингс-Линн и еще четыре фермы, а также шахты Харкнесса, которые и после восьмидесяти лет эксплуатации выдавали пятьдесят тысяч унций золота в год. За свою жизнь дед предусмотрительно обзавелся собственностью за пределами страны — в Йоханнесбурге, Лондоне и Нью-Йорке.
«Пожалуй, десять миллионов — это нижний предел», — подумал Крейг и принялся торговаться так же азартно, как и старый хитрец.