— Девушка, вам плохо? Как же вы, раздетая на улице в такую погоду?! — слышится за спиной. Поднимаюсь на голос и разворачиваюсь, узнавая в подошедшей женщине одну из соседок по дому: видела несколько раз во дворе. Она ахает: — Еще и в положении! Случилось что? Вы же с этого подъезда? Ну-ка идемте! — выдает целую охапку фраз, ни на одну из них не дожидаясь моей реакции. Уверенно берет за локоть и тянет к двери, почти с силой заталкивая внутрь. Там стягивает у меня на груди полы тоненькой кофты, стряхивает с плеч успевший насыпаться снег.
— Помощь нужна? — хоть и спрашивает, но опять не ждет ответа, словно знает, что я откажусь. Хмуро оглядывает меня с ног до головы и нажимает кнопку лифта. — Душ прими, только не сильно горячий, потом теплого чаю — и под одеяло. Сегодня не ходи никуда, постарайся расслабиться и поспать. Проблемы подождут до завтра.
Она так легко переходит на «ты», почти командует мной, что я теряюсь. Напрягаю память, пытаясь сообразить, общались ли мы с ней раньше. Вроде бы нет, но в голове последние недели такая каша, что вполне могла забыть.
— Я с двадцать шестой квартиры, этажом выше. Заходи, если что-то надо будет. Ну или просто, выговориться захочешь. Иногда помогает, — снова почти силой затягивает меня в открывшийся лифт. Сама нажимает нужные кнопки, потому что я по-прежнему нахожусь в какой-то прострации. Вроде бы все слышу, понимаю — а отреагировать не получается.
Уже на своем этаже, перед тем как выйти, еле слышно выдавливаю «спасибо». Дверь в квартиру оказывается приоткрыта: я так спешила, когда побежала за Максом, что даже не подумала ее захлопнуть. Сколько времени меня не было? А если бы кто-то забрался? Дом хоть и тихий, но все равно так не ведут себя с чужим имуществом.
Ты с человеческим сердцем обошлась куда более жестоко! — свербит в голове, и я закусываю губу, чтобы не разреветься.
— Сразу в душ! — командует в спину женщина, не уезжая на свой этаж. — Тебе сейчас о ребенке думать надо в первую очередь. Все остальное решится, глупостей только не делай.
— Уже… — неслышно шевелю губами в ответ на ее заявление. Столько уже наделала…
Захожу в прихожую и, захлопнув за собой дверь, сползаю по стене на пол. Что же я натворила? Утыкаюсь лицом в колени, больше не сдерживая рвущихся наружу слез.
Глава 36
Как ни странно, моя сумасшедшая прогулка зимой без верхней одежды не приводит ни к каким тяжелым последствиям. Я почти уверена, что не заболею. Теплый душ помогает унять дрожь в теле, чаем как будто отогревается внутренность. Только легче не становится. Как-то переживаю ночь, снова провалявшись без сна и стараясь не думать о том, то натворила.
Да только какое там: не думать. Мысли упорно возвращаются к одному и тому же. Я, как заведенная, повторяю сама себе, что так делать было нельзя. И все равно: вспоминаю и вспоминаю. Чувство вины разъедает кислотой. Если бы что-то подобное сказали мне, не знаю, как смогла бы перенести. А если бы сказал Максим…
Коллеги на работе один за другим интересуются моим состоянием. Сочувствие на их лицах нервирует еще больше, потому что я его не заслуживаю. Знали бы они, в чем на самом деле причина, смотрели бы совсем иначе.
Даже лучшей подруге признаться не могу. Ирина почти все свободное время крутится возле меня, пытается заглянуть в глаза, донимает вопросами. А я не знаю, что говорить. И не хочу. Понимаю, что обижаю своим молчанием, Ира считает, что не доверяю ей. Но пусть лучше так, чем вдаваться в подробности и переживать все заново.
К концу уроков не выдерживаю: решаю, что все-таки должна увидеться с мужем. Ничего уже не исправить в наших отношениях, но попросить прощения я все равно должна. Сказать, что не думаю так на самом деле. Расставаться тоже нужно людьми. Иначе я просто не смогу жить с таким грузом.
На этот раз в отделении привычная суета. В коридорах полно людей, несколько человек осаждает вход в ординаторскую, явно дожидаясь кого-то из врачей. Я чуть не плачу от досады: в таких условиях вряд ли получится поговорить. Даже если ждут не Максима, просто спрятаться от посторонних глаз и ушей будет непросто.
Простояв около получала, я, наконец, добиваюсь возможности заглянуть в кабинет, но Макса там нет. Зато есть его друг, который, увидев меня, тут же срывается с места. Отводит к самому дальнему окну в коридоре, пытливо всматриваясь в лицо.
— Хорошо, что ты пришла, я уже звонить собирался.
Мое сердце подпрыгивает до горла.
— Зачем… звонить? Случилось что-то?
Артем хмурится.
— Это я у тебя узнать хотел. Что у вас с Максом происходит? Он совершенно озверевший с утра.
Я опять, как в случае с Ириной, ни в чем не могу признаться. Лишь вина гложет сильнее, когда пытаюсь представить, как Максим работает в таком состоянии.
— Где он сейчас? Я поговорить хотела.
Артем делается еще мрачнее.
— Не будешь рассказывать? Ладно, дело твое. На операции он. Освободится нескоро, там тяжелый случай. Хорошо, если к ночи, — продолжает рассматривать меня, будто пытаясь высмотреть что-то из того, о чем я не хочу говорить. — Ждать будешь или передать что-то?
В последней фразе мне чудится усмешка. До ночи еще несколько часов. И Артем знает, как тяжело мне всегда было ждать. Наверняка думает, что и сейчас уеду. Но дома будет еще хуже — я в этом уверена. А здесь хотя бы есть шанс увидеть мужа и не мучиться до завтра.
— Не надо ничего передавать, я подожду. Посижу внизу в холле.
На лице мужчины появляется скептическое выражение, но вслух он ничего не произносит. Лишь кивает, а я использую появившуюся паузу, чтобы сбежать от лишних расспросов.
Глава 37
Артем сказал правду: операция затянулась. День за окном сменился вечерним сумраком. Небо опять затянулось мрачной серой пеленой, полетели густые хлопья.
Нескончаемый снег… Я смотрю, как он кружит, облепляя весь окружающий мир, и хотя нахожусь в помещении, все равно мерзну. По телу ползут противные мурашки.
Вроде бы подошла совсем близко к разговору с мужем, наверняка осталось ждать совсем недолго. Но мне с каждой минутой все тяжелее. К чувству вины прибавилась странная, совершенно необъяснимая тревога.
Стараюсь думать, что просто накрутила себя и волноваться повода нет, но это ощущение никуда не уходит. Наоборот, только растет.
Я добираюсь до уборной, опускаю руки под струю холодной воды, чтобы потом прижать ладони к пылающим щекам. С тоской всматриваюсь в собственное отражение в небольшом зеркале на стене. По скулам расходятся пунцовые пятна. Мало того, что из-за бессонной ночи у меня опухли веки и выгляжу старше самой себя на несколько лет, еще и это. В таком виде вообще не стоило бы появляться перед мужем. Очаровать не получится. И хотя цель совсем другая, осознание этого удручает. Растирает в пыль остатки уверенности. Я кусаю бесцветные губы, чтобы придать им хоть немного краски, стираю дорожки слез на щеках и возвращаюсь в фойе. И там неожиданно обнаруживаю, что за несколько минут, пока меня не было, что-то произошло.
Вокруг царит суета, холл снова полон людей. Только сейчас это не пациенты и не посетители: в основном медперсонал. И все куда-то спешат. Воздух гудит, но в этом гуле ничего невозможно разобрать.
Смятение внутри разрастается, становится страшно, что это нечто помешает нашей встрече с Максом. Мало нам своих собственных проблем, так еще и извне что-то вмешивается.
Я рассматриваю среди медиков девушку из отделения Максима и бросаюсь к ней. И в последний момент понимаю, что не помню имени — мы виделись всего пару раз. Она может меня даже не узнать.
Узнает. Коротко улыбается, кивая в знак приветствия.
— Вера Аркадьевна!
Надо же, даже имя помнит в отличие от меня… Неловко, но переключаюсь на то, что собиралась спросить.
— Что случилось? — я оглядываю помещение. — Куда все так торопятся?
— Большая авария за КАДом. Скорые не могут проехать, там огромная пробка. Наша больница ближайшая, вот и попросили приехать бригаду специалистов. Будем пытаться как-то помочь на месте, пока разбирают заторы.
Я растерянно киваю, замирая с застывшим на губах вопросом. Глупо уточнять, поедет ли мой муж в составе этой бригады. Максим перестанет быть самим собой, если не сделает этого.
— О, вот и Максим Олегович, он сам вам все объяснит, — произносит девушка и спешит дальше. А я медленно оборачиваюсь.
У него под глазами залегли тени. Лицо помятое, на губах в нескольких местах — кровавые трещинки от сухости и усталости. Сколько часов провел на ногах без воды и еды? И снова нет возможности отдохнуть…
— Я хотела поговорить… — опережаю его вопрос.
Максим кивает.
— Поговорим, Вер. Позже. Сейчас я должен ехать, там авария и…
— Я знаю, — останавливаю его. Не хочу отпускать, тянуть с объяснением, но и удерживать не могу. Не имею права. Он все равно уедет, а я себя возненавижу, если встану сейчас на пути.
Силюсь улыбнуться.
— Освободишься, приезжай, пожалуйста. Нам очень многое нужно обсудить.
Макс снова кивает.
— Поезжай домой, только возьми такси, не ходи одна так поздно, — на мгновенье прижимается губами к моему виску. — Я заеду, когда вернусь. Люблю тебя.
Бросает вроде бы невзначай, но эта последняя его фраза заставляет меня вздрогнуть. Совсем не такие слова я ждала после того, что наговорила сама. А он… он как будто даже не упрекает. Смотрю ему вслед, едва не падая на ставших ватными ногах. Ежусь, обнимая себя за плечи. Мне кажется, что снегопад за окном прорвался внутрь. Стало еще холоднее, и сердце рвется на части от жуткого предчувствия, что разговора, которого я так жду, не будет.
Глава 38
Добравшись до дома, я не решаюсь беспокоить Максима, чтобы узнать, как идут дела. Понимаю, что ему не до этого. Сходя с ума от волнения, роюсь в интернете, находя, наконец, информацию об аварии.