В голову лезут всякие дурацкие мысли. Он ведь наверняка знает больше о перспективах Максима, а мне не признается, чтобы лишний раз не волновать. Только эффект-то как раз обратный: меня прямо-таки скручивает от тревоги и беспокойства.
Хотя вроде бы появился шанс спасти мужа, чувство вины не уходит. Мы всего этого могли бы избежать. Если бы не моя безумная выходка, если бы не те жестокие слова, вполне возможно, ничего бы не случилось. Это я во всем виновата. Настолько погрязла в собственных переживаниях, что перестала замечать родного человека, его боль и проблемы. А теперь? Ведь даже если повезет, и операция пройдет успешно, это ничего не решит между нами. Мы все равно не сможем быть вместе… после всего, что случилось. После моего выбора.
Я знаю, что Максиму он бы не понравился. Сама ненавижу себя за то, что собираюсь сделать. Но разве это сейчас имеет хоть какое-то значение? Нельзя не использовать единственный шанс. Просто нельзя.
Смотрю в уставшие, серьезные глаза друга мужа, так и не ответив на его вопрос. Боюсь ли я? Еще как… Только зачем говорить об этом? Какой смысл обсуждать? Я и так наговорила уже слишком много лишнего.
— У меня к тебе просьба, Артем. Сделаешь?
Его глаза как будто оживают.
— Конечно. Все, что угодно!
Я выдавливаю слабую улыбку. Какое опрометчивое заявление… Он ведь даже не знает, о чем попрошу. Уверена, через минуту его готовность помочь значительно поуменьшится. Так и выходит.
— Пообещай, что ничего не скажешь Максиму. Я не хочу, чтобы он знал, кто стал донором.
Артем ошарашенно застывает, будто не верит, что слышит это от меня.
— В смысле, Вер? Если это шутка, то очень неудачная.
Как будто я сейчас в том состоянии, чтобы шутить…
— Не хочу, чтобы он знал, — повторяю, отводя глаза в сторону. Наверное, это и правда звучит странно. Но что даст Максу информация, кроме боли и переживаний? Достаточно и того, что меня чувство вины раздирает на части. Не нужно, чтобы еще и он мучился.
— И как ты себе это представляешь? — сарказм в голосе мужчины сплетается с рвущимся наружу изумлением. — Вера, он врач, наверняка захочет знать подробности своей операции. Мы не сможем ТАКОЕ от него скрыть. Да главврач и не согласится ни за что.
О реакции на такую просьбу главврача я пока действительно не думала. Мне нужно его, Артема, согласие. Чтобы он сохранил в тайне от лучшего друга то, что навсегда останется со мной. Но пусть только со мной.
Но Ерохин, выслушав мои жалкие аргументы, качает головой.
— Я не хочу обещать то, что почти наверняка не смогу исполнить, — и видя, как я сникаю, добавляет: — Давай поговорим после. Возможно, ты сама изменишь свое мнение.
Это вряд ли, но и спорить я не готова. Точно не теперь. Может быть, он в самом деле прав, и нужно вернуться к этому вопросу потом. Если вообще будет, к чему возвращаться…
Как же называются эти лампы? Я изо всех сил напрягала память, впитывая в себя почти слепящий свет, но ничего не выходит. Столько раз видела подобные в фильмах, но и в голову не приходило, что когда-нибудь это коснется меня лично. Нас.
Дурманящий запах лекарств, или уже наркоз начал действовать? И поэтому так сильно кружится голова?
А Максим — где-то рядом. Отчего-то кажется, что совсем близко и можно даже услышать его дыхание. Достаточно лишь приподняться и сделать несколько движений…
— Вера Аркадьевна! Ну что же вы творите?! — жесткий окрик врача заставляет замереть, а, столкнувшись с вопросом в его глазах, я чувствую почти леденящий холод.
— Нет, нет, я не передумала… Простите… Мой муж, он ведь… — заканчиваю через силу, боясь собственных слов. — С ним все хорошо… будет?
— Мы теряем время, Вера Аркадьевна, — голос стихает, но от этого не становится спокойнее. — Вам ведь не нужны пустые обещания?
Я закрываю глаза, мечтая оказаться с ним хотя бы мысленно. Пока еще могу. Обнять. Сказать еще раз… Столько всего не успела сказать! Но сейчас имеет значение только одно: «Живи…»
Глава 43
Во рту разливается вязкая горечь. Волны боли то накрывают с головой, затягивая в свою глубину, то выбрасывают на поверхность, заставляя чувствовать себя беспомощной и лишенной опоры. И кажется, что эта боль везде. Скручивает живот, оплетая поясницу, стучит в висках, терзает напряженные мышцы. И еще давит в груди. Оттуда как будто расползается, распускает свои щупальца глухое отчаянье.
Открываю глаза — и тут же морщусь от яркого света. Слишком яркого, даже слезы проступают. Пытаюсь хоть на чем-то сфокусировать взгляд, но мелькающие перед глазами образы разбегаются. Словно нахожусь на карусели, которая несется с бешеной, явно не детской скоростью.
К горлу подкатывает тошнота, и я дергаюсь, пытаясь сесть. И тут же захлебываюсь стоном, потому что и без того переполняющая меня боль буквально взрывается в каждой клеточке тела.
— Тихо-тихо-тихо, — тут же доносится голос, только вот чей, не сразу понимаю. Лишь когда мельтешение картинок перед глазами слегка замедляется, рассматриваю склоненное надо мной лицо главврача. — Вера Аркадьевна, давайте пока обойдемся без резких движений.
Пытаюсь кивнуть, хотя даже это действие получается не сразу.
— Операция прошла хорошо, — мужчина улыбается, но даже в своем опустошенном состоянии я не могу не видеть, насколько он устал. И взволнован, потому что смотрит слишком пытливо, будто пытаясь проникнуть мне под кожу. Залезть в голову, понять все, что переживаю и чувствую сейчас. — Пока все показатели в норме, отторжения не наблюдается. Спрашивать, как вы себя чувствуете, не буду, знаю, что неважно. Но по-другому сейчас и не может быть. Покой и отдых — и силы постепенно вернутся.
Я снова поворачиваю голову, демонстрируя согласие. Двигаю свободной рукой, не зафиксированной капельницей, дотягиваясь до живота. И морщусь от нового витка боли, теперь уже той, что простреливает сердце.
Знала ведь. И сама согласилась. Но все равно ощущать пустоту на том месте, которое вот уже несколько месяцев было полно жизни, нестерпимо тяжело.
— Вер… — за спиной главврача маячит Ерохин. Тоже выглядит так, будто вызвался сниматься в фильме ужасов. Посеревшее, измученное лицо, ввалившиеся глаза. Сколько времени длилась операция? У них что, вообще не было времени отдохнуть?
— Я вас оставлю, — доктор кивает Артему и нажимает какие-то кнопки на датчике. — Долго только не сиди, ей нельзя переутомляться. Я зайду к вам попозже, Вера Аркадьевна.
Мы остаемся вдвоем, и я на ощупь нахожу ладонь мужчины, опустившегося на стул у кровати.
— Ты его видел? Как он?
Артем невесело хмыкает.
— Бегаю между вашими палатами. Макс пока не отошел от наркоза. Но Мироненко сказал тебе правду: операцию можно считать удачной. Мы надеемся, что и дальше все пройдет без осложнений.
Наверное, я должна чувствовать радость, только внутри нет ничего, кроме горечи и пустоты. Смотрю в серьезные глаза мужчины.
— Скажи… ты же знаешь, кто у нас… был?
Его лицо еще больше напрягается.
— Вер, не надо. Лучше не думать об этом.
У меня вырывается хриплый смешок.
— Серьезно? Просто взять и не думать, да? Как будто ничего не было?
— Нет, не так, — он зачем-то гладит мои пальцы. — Просто не терзай себя. Иначе станет только хуже.
Разве может быть хуже? Мы с Максом оба живы, но я себя такой не чувствую. Словно душу вынули, хоть и пошла на это совершенно добровольно.
— А можно его… похоронить? Или… ее?
Ерохин отводит взгляд.
— Нечего там хоронить, Вер. На таком сроке… Мне правда жаль.
Я кусаю губы, отчаянно стараясь не разреветься. Хотя винить некого, сама виновата. И в том, что случилось с Максимом, и в том, что была вынуждена сделать.
— Артем, уйди, пожалуйста. Я хочу побыть одна.
— Уверена? — он привстает, озадаченно пытаясь заглянуть мне в лицо, но его участие сейчас до такой степени лишнее, что хочется взвыть.
Киваю и закрываю глаза. Хорошо бы уснуть. Или отключиться и просто перестать чувствовать.
Глава 44
— Зайдешь к нему? — Артем делает осторожную попытку еще раз отправить меня к Максиму. — Я договорюсь, чтобы тебя пропустили.
И сама бы могла договориться. Главврач удивительно лоялен ко мне, относится прямо как к родственнице. Сама любезность. И тоже неоднократно намекал, что визит к мужу уже возможен. А я все тяну. Не знаю, что скажу, как объясню, что беременности больше нет. Он не сможет не заметить: ведь все уже было видно достаточно хорошо.
— Позже, Артем. Давай не будем его пока волновать, — это объяснение вроде бы срабатывает, Ерохин и сам понимает, что лишние стрессы Максу ни к чему.
Мне тяжело, очень тяжело решиться на эту встречу. Я не верю в счастливый финал для нас двоих. Где-то в суете дней, в бесконечных ошибках и непониманиях мы что-то упустили и безвозвратно отдалились друг от друга. И это теперь не исправить.
— Он спрашивает о тебе, — виновато рассказывает Артем. — А я вру. Выдумываю, что все хорошо. И да, говорю о том, что визитов пока лучше избежать. Вер, но так же нельзя делать бесконечно. Однажды вам придется поговорить.
Лучше бы это «однажды» наступило как можно более нескоро. Когда я буду готова. Если буду вообще, конечно.
Я о многом передумала за это время. Вспоминала, как мы были счастливы вначале, когда только поженились. Как сильно любила его. До сладкого замирания в груди, до тех самых «бабочек», которые порхают в животе и наполняют все тело волшебным трепетом.
Но всему свое время, так же? Наше, выходит, закончилось. И что толку цепляться за обломки некогда прочных отношений? Зачем продлевать агонию? Финал же все равно один.
— На днях Макса переводят в обычную палату, — продолжает Максим. — Если ты планируешь и дальше избегать встреч, это будет уже подозрительно.
Я грустно улыбаюсь: понял, значит. Догадался обо всем. Что ж, ничего удивительно, он умный мужик, да и знает нас давно. Хорошо хоть с ним не надо выкручиваться и юлить.