Тот в ответ лишь тяжело вздохнул. После гибели императора власть над империей временно перешла в руки Совета Домов, в котором состояли наиболее влиятельные и уважаемые аристократы, в том числе и Макото с Ичиро, ставшие во главе Дома Змея после гибели отца от рук предателя Исаро Ода. Макото, конечно же, предполагал, что его ожидает не слишком веселое времяпрепровождение, однако он и предположить не мог, что все будет настолько плохо!
Собрание могло начаться сразу после рассвета и закончиться глубоко за полночь. Нудные долгие разговоры сменялись жаркими перебранками, которые, пускай и немного, но хотя бы забавляли и давали отвлечься. Кто бы мог подумать, что ханжа Соро, глава Дома Ласки, обычно поджимающий губы, услышав в своем присутствии слово «дерьмо», мог в легкую составить конкуренцию уличным толкачам, делящим выгодное местечко для торговли…
Дом Цапли заикнулся о том, что они как никто имеют полное право возвести на престол одного из своих членов — мальчонку по имени Огава, который по какой-то там троюродной бабке кем-то приходился почившему императору Симада. Не успел представитель Цапель усесться обратно, как все остальные, мгновенно сплотившись против наглых выскочек, набросились на него чуть ли не с кулаками, припомнив тому и нерадивого Йоши, выходца из Дома Цапли, который долго бесчинствовал вместе с бандой ронинов, и прочие прегрешения, большую часть коих, впрочем, таковыми можно было считать лишь с большой натяжкой.
Лидер Дома Тигра, Тоши Утида, обвинил Ичиро и Макото в том, что они разделили место главы Дома лишь для того, чтобы иметь на Совете больше голосов. Первый спокойно объяснил господину Утида, что ни в одном законе не указано, что Домом обязан управлять лишь один человек, если же господин Утида, считает иначе, Ичиро с удовольствием ознакомится с соответствующим документом. Макото же, недолго думая, просто-напросто послал Тоши куда подальше, чем и запустил новый виток выяснения отношений.
В это же время Дом Ветра решил отомстить Дому Воробья за смерть молодого воина Изау, которого на приеме у почившего ныне императора коварно убил Кента Иву из семьи Иву, действующий заодно со Жнецом. Несколько заклинателей Дома Ветра напали на дальних родичей Иву в центре города посредь белого дня — и лишь молниеносное вмешательство городской стражи позволило обойтись без жертв. Члены Дома Воробья тем же вечером покинули столицу и укрепились на своих землях, заручившись поддержкой Дома Винограда, Дом Ветра же жаждал крови и требовал мести.
И это все лишь наиболее выдающиеся события за прошедшие несколько дней. Мелких же склок, стычек и скандалов было столько, что у Макото уже пухла голова пытаться запомнить, кто кого в чем обвиняет и по какому поводу, писари же под вечер едва ли не падали на пол от усталости, конспектируя все взаимные обвинения.
Признаться, Макото уже не раз пожалел о том, что дал уговорить себя остаться и не отправился вместе с Кенджи в погоню за Жнецом. На самом-то деле, участвовать в бесцельных дискуссиях мог и Ичиро — как-никак, опыт имелся — а если Макото выдвинется в путь прямо сейчас, быть может, сумеет нагнать друга с его спутниками еще до того, как он покинет земли Дома Волка и войдет в Хрустальные Пустоши…
— Наибольшее мужество иной раз — делать не то, что хочется, а то, что должно, — глубокомысленно произнес Рю, выслушав жалобы Макото.
— Да ты никак в философы решил заделаться, старик, — буркнул Макото, усаживаясь на скамью и беря в руки графин с водой. — Не иначе как это написал в своих трудах один из многочисленных мыслителей, что днями напролет сидел под деревом, наблюдая, как листья сакуры медленно опадают на землю?
— Нет, то сказал один мой хороший знакомый, когда его спросили, зачем он выпил вторую бутылку сакэ, уже еле стоя на ногах, — хмыкнул Рю. — И падали в тот момент разве что его портки. Но уж если ты ввязался во всю эту возню с власть имущими — иди до конца. Поздно просить понизить ставку, когда кости уже брошены.
— Не припомню, чтобы ты говорил так Кенджи, — в раздражении бросил Макото; после он сделал несколько жадных глотков, чтобы утолить жажду, остаток же воды Макото вылил себе на голову и тряхнул волосами, распрыскивая вокруг мелкие брызги.
— Не припомню, чтобы он был сыном главы древнего рода, который перед смертью завещал сыновьям делать все, ради благополучия собственного Дома, — без тени усмешки покачал головой Рю. — У нас с твоим отцом возможно и была взаимная неприязнь, в силу довольно разных точек зрения на многие вещи, однако он всегда был человеком слова, что и продемонстрировал на деле. Понимаю, что с гиканьем носиться за чернокнижниками и демонами куда веселее, чем обсуждать политику в компании старых зануд, но, чую, первым ты еще успеешь пресытиться.
Что Макото действительно недолюбливал в Рю — так это то, что иной раз и возразить ему было нечего.
— Жаль Кенджи не видел рожу Тоши, — невольно ухмыльнулся Макото, припоминая его раскрасневшуюся от гнева морду. — Я думал, он вот-вот лопнет от злости.
— Продолжай в том же духе — и сможешь потом хвастаться, что первым в мире убил человека простой бранью, — усмехнулся Рю, приглаживая усы. — Научишь Кенджи этому приему, когда он вернется.
— Ты единственный человек, кто говорит об его возвращении «когда», а не «если», — заметил Макото.
— Вряд ли я один держу подобную мысль, — пространно произнес Рю, а потом отлип от стены и направился к двери. Пред тем, как покинуть додзе, уже стоя на пороге, он оглянулся и сказал: — Ты уводишь локоть слишком далеко назад. Из-за этого удар становится медленнее, не слишком обретая в силе.
Проводив его взглядом, Макото хмыкнул, поднялся на ноги, вновь занял место перед манекеном, и нанес удар, воспользовавшись советом Рю. Действительно, старикан оказался прав. Уже который раз за сегодняшний вечер.
Вдох. Удар. Выдох.
Вдох. Удар. Выдох.
Вдох. Удар…
Глава 4
Поначалу Кенджи не поверил своим глазам, но, увы, стоявший пред ним живой мертвец — как бы странно это не звучало — не был ни иллюзией, ни игрой воображения. Заместо носа у него зияла черная дыра, превратившаяся в лохмотья одежда стала колом от засохшей крови, изо рта вырывался утробный стон, напоминающий звериный рык, а в глазах застыли холодные голубые огоньки. Но то было не самое ужасное. Пальцы крестьянина вдруг начали вытягиваться, ногти загибаться и удлиняться, превращаясь в настоящие когти, зубы же теперь напоминали кривые кинжалы.
Несколько мгновений покойник просто пялился на Кенджи, а потом ринулся прямо на него. Сбросив оцепенение, Кенджи стал полубоком, выставил перед собой клинок, а потом, когда мертвец приблизился поближе, сделал шаг вперед и нанес удар. Меч вошел в покойника почти наполовину, пронзив сердце, но тот, казалось, этого и не заметил. Врезавшись в Кенджи, мертвец рухнул вместе с ним на землю, заставив выпустить меч.
Гнилой смрад из разинутой пасти был просто невыносим, силе же, с которой бывший крестьянин прижал Кенджи к земле, мог позавидовать любой бугай; казалось, мышцы твари были из стали. Кенджи, локтем держа покойника на расстоянии и не давая вцепиться в себя зубами, что есть мочи ударил того в висок. Раз, другой, третий — треснула кость, на Кенджи полилось что-то склизкое и мерзкое, но покойнику все было нипочем; вцепившись ледяными пальцами в горло Кенджи, мертвец занес над головой когтистую лапу, намереваясь отправить Кенджи к праотцам.
Задыхаясь, он все же смог усилием Воли вызвать теневого фантома. Еще не так давно это заняло бы у него немало времени, сейчас же он смог сотворить двойника буквально за мгновение, одновременно с тем борясь с восставшим из мертвых крестьянином. В воздухе закружился вихрь плотного темного тумана, обретающий формы, удар сердца — и неподалеку уже стояла практически полная копия Кенджи, отличить которую от оригинала можно было разве что по чуть дымчатым и слегка расплывающимся контурам силуэта.
Двойник, не мешкая, тут же бросился на помощь хозяину, повинуясь его мысленному приказу, пинком в спину заставил мертвеца скатиться с Кенджи и на какое-то время занял тварь, покуда сам он переводил дыхание. Поднявшись на ноги, Кенджи заставил фантома раствориться в воздухе, чтобы не тратить на его поддержку лишние силы, и поднял перед собой кулаки, так как между ним и клинком стоял мертвец.
Первый удар выбил твари челюсть, заставив ее съехать вбок. Второй пришелся в хрустнувшую скулу. Далее Кенджи со всей силой обрушил на голень покойника ногу — тот упал на одно колено, но продолжил упрямо идти вперед, пускай и с торчащей наружу костью.
Припомнив слова воина из сопровождения Окамото, Кенджи уклонился от когтей покойника, схватил меч, резко развернулся и сделал мощный взмах. Через миг отрубленная голова покойника покатилась в сторону, оставляя за собой кровавый след, тогда как сам он, покачнувшись в последний раз, рухнул в снег и затих.
— Неплохо, — проскрежетал Всадник, покуда Кенджи переводил дыхание. — Посмотрим как ты справишься с целой сворой.
Кенджи едва сдержал горестный стон, видя, как погибшие жители деревни медленно поднимаются на ноги, подергиваясь и покачиваясь. Мужчины, женщины, старики и даже дети — не меньше полторы дюжины мертвецов устремили холодные взгляды на Кенджи, словно ожидая приказа. Ждать пришлось недолго.
— Убить его.
Кенджи успел побывать во многих передрягах. Он сражался с демонами и колдунами, бился как против опытных воинов, потративших на обучение годы, так и против уличных головорезов, постигающих опасное ремесло в грязных подворотнях, и даже скрещивал сталь с самым опасным из ныне живущих людей — Жнецом.
Однако до сего дня Кенджи никогда не сталкивался с противником, что не ведал ни страха, ни боли. Кроме элементалей, разумеется, но материальное воплощение стихии не шло ни в какое сравнение с ожившими мертвецами. Страшно было подумать, что если кому-нибудь вдруг удастся создать целую орду из подобных чудовищ — думается, один вид восставшего с того света войска способен обратить в бег любую армию.