Эру коротко ухмыльнулся. Он не был глупцом и прекрасно понимал, что Аку, пускай и будучи старше «старого приятеля» почти на полтора десятка лет, с легкостью одержал бы победу. Однако сейчас вождь Бегущих за Ветром вряд ли представлял собой угрозу. Однако не успел Эру вымолвить и слово, как послышались тяжелые шаги — и Наблюдающие во Тьме с почтением расступились перед огромной фигурой Громостопа, при виде которой даже у Эру по спине пробежали мурашки. Что уж говорить о Бегущих за Ветром, которые, завидев оживший кошмар севера, просто замерли, боясь пошевелиться. Что уж говорить — даже Аку испустил изумленный вздох, явно не веря своим глазам.
Громостоп внимательно оглядел Аку, а после подобрал с земли лежавший неподалеку меч, бросил его стоявшему на коленях вождю Бегущих, сделал несколько шагов назад и положил ладонь на рукоять огромного оно[1], висевшего на поясе; подобным оружием легко можно было перерубить пополам молодое дерево, что уж говорить про человека.
Эру предпочел бы наказать наглеца своими собственными руками, но спорить с Громостопом он не посмел, и вряд ли кто из Наблюдающих посмел бы обвинить своего вожака в трусости. Всадник в одиночку мог перебить всех собравшихся здесь легко, словно те были юнцами, что только-только научились держать оружие. Думается, понимал это и сам Аку, так как он не сразу поднялся на ноги и поднял клинок. Эру не мог не отдать бывшему другу должное — держался он достойно, и пускай руки его чуть дрожали, но вот на изувеченном лице читалась решимость драться до последней капли крови. Подобное рвение можно было назвать как угодно — глупая храбрость или храбрая глупость, но Аку никогда не был трусом.
Наконец, он молча рванул вперед. В самый последний момент, когда кончик меча Аку должен был поразить Громостопа, он в мгновении ока снял с пояса топор и отбил сталь. Аку ударил еще раз и еще — бился он отчаянно, словно дикий зверь, загнанный в западню, но с самого начала этой дуэли было понятно, что он обречен.
В очередной раз уйдя в сторону, Громостоп со всей своей невообразимой силой вонзил топор в бок Аку. Кто-то из Бегущих за Ветром в ужасе вскрикнул, рыдающие матери закрывали детям глаза, некоторые умоляли о пощаде. Глупцы. Будто бы Громостопу или кому-то из его собратьев знакомо это слово. Сам же Аку охнул, упал на одно колено и выронил меч. Напоследок он взглянул на Эру и беззвучно зашевелил губами — но заместо брани или проклятий на снег хлынул поток крови.
С хрустом вытащив топор, Всадник занес его над головой — и через миг голова Аку упала с плеч. Раздался громкий вопль, столь пронзительный, что даже Эру стало не по себе. То кричала та самая бабенка, что не так давно смотрела на него, словно на прилипшее к сапогу дерьмо. Все понятно — сучка Аку была под стать муженьку. Вот только для него ничем хорошим это не кончилось. Как бы и сама она не окочурилась — когда вопль ее перешел в протяжный хрип, она закатила глаза и рухнула в руки стоявших близь нее сородичей, что бережно положили ее на снег.
Положив топор на плечо, Всадник прошел мимо Эру, наградив того коротким кивком. Сам же он вдруг только сейчас понял, что в последнем взгляде Аку не было ни ненависти, ни злобы, только лишь…
Разочарование?..
— Ладно, потеха кончилась! — крикнул Эру и отправил на землю длинный плевок. — Вяжем пленных, дожигаем дома и уходим. И кто-нибудь — приведите ее в чувства. Нам предстоит долгий путь.
[1] Двуручная тяжелая секира.
Глава 1
Кенджи никогда в жизни не видел такого количества снега. Казалось, он был везде — забивался в ноздри, залеплял глаза, забирался за шиворот и заползал в сапоги. Белая пелена, ревущая голодным зверем, будто бы состояла из множества маленьких белых мошек, каждая из которых так и норовила ужалить Кенджи в редкие незакрытые участки кожи. Сугробы в лучшем случае доходили Кенджи до колена, а иной раз — до груди, и каждый шаг давался ему ценой неимоверных усилий.
Кенджи в очередной раз мысленно возблагодарил Рю за суровые, но невероятно действенные уроки, в ходе которых он заставлял своих учеников бегать наперегонки, привязав к щиколоткам мешочки с песком, приседать с двумя ведрами воды в руках до тех пор, пока ноги не начинало сводить судорогой, или же пытаться сдвинуть с места груженый повоз. Наверное, без подобных тренировок Кенджи бы пришлось совсем худо. Однако даже с такой закалкой поход на север оказался тем еще испытанием.
Завидев кажущийся знакомым валун, Кенджи застыл на месте. Кажется, он проходил здесь едва ли тридцать ударов сердца тому назад… Или нет? Кенджи огляделся — но куда ни кинь взгляд, повсюду стояло сплошное серое марево. Кенджи было решил идти назад, когда понял, что любое лишнее движение только отнимает все больше сил. Стиснув зубы, Кенджи закрыл глаза и мысленно повторил весь тот путь, что он проделал, покинув убежище, не обращая внимания на лютый холод, сковывающий мышцы.
Наконец выбрав верное направление, Кенджи упрямо двинулся вперед, и, завидев сквозь снежную пелену мелькнувший огонек, не сдержал облегченного вздоха. Пригнувшись, он прошел сквозь импровизированный полог, которым служил плотный плащ, в большую пещеру, вывалил на пол хворост, что нес в руках, стянул рукавицы, устроился у костра меж Белым Лисом и Ясу и с наслаждением протянул к огню, на котором булькал котелок, озябшие пальцы.
— Что, это вам не южные зимы, да? — без доли усмешки спросил Белый Лис. — И мы еще только-только приблизились к землям Дома Волка. Поверьте, в Хрустальных Пустошах холод — далеко не самый опасный враг, которого можно встретить. Однако и он не знает пощады.
Ясу кинул на Белого Лиса хмурый взгляд и плотнее закутался в плащ. Кенджи же произнес:
— Звучит так, словно ты пытаешься уговорить нас повернуть назад.
— Ни в коем разе, — ответил Белый Лис, принюхался к содержимому котла, снял его с двух воткнутых в землю палок и осторожно разлил кипящее месиво из воды, овощей и редких кусков мяса по мискам. — Просто я хочу, чтобы вы осознавали, куда идете и чем рискуете. Для меня смерть в бою — не слишком плохая участь. А для вас?..
— Быть может, мы настигнем Жнеца еще до того, как он войдет в Пустоши, — сказал Кенджи, дуя на похлебку. Надо признать, кухарь из Белого Лиса был так себе, но ужин приятно грел нутро и утолял голод, а более сейчас и не требовалось.
— Искренне на то надеюсь, но шансов мало, — покачал головой Белый Лис. — Насколько я успел понять из твоего рассказа, жизнь в Жнеце — а точнее, ее уродливая пародия — держится лишь за счет школы Разложения и жгучей ненависти, пылающей в том, что осталось от его сердца. Вряд ли он тратит время на отдых или еду, а значит…
— Значит, нужно перестать трепаться и ложиться спать, — вмешался в разговор Ясу, отложил тарелку, растянулся на земле и повернулся к костру спиной.
Кенджи с Белым Лисом обменялись быстрыми взглядами. Если поначалу Ясу просто горел жаждой мести, подгоняя и поторапливая спутников, стоило им хотя бы чуть-чуть подольше задержаться на привале, то со временем пыл его заметно поутих. Ясу все больше молчал, уходя куда-то вглубь себя, и за весь день мог не произнести ни слова, на все вопросы отвечая только хмыканьем. Сейчас он больше напоминал дотлевающий в кострище уголек, который еще не погас лишь каким-то чудом.
— Паренек заметно сдал, — еле слышно произнес Белый Лис, собирая со дна миски остатки похлебки куском рисовой лепешки. — Как бы не случилось беды.
— О чем ты? — нахмурился Кенджи.
— Не все способны достойно пережить потери, — сказал Белый Лис, отставил тарелку и вытер пальцы о собственные штаны. — Особенно когда тебя покидает последний близкий человек. Твердая сталь гнется от ударов, пускай и держится, но рано или поздно ее может поломать даже слабый удар. Иной раз люди, пережившие подобный опыт, могу совершить ужасные вещи. Например, по своей воле выпить яд или же нагишом выйти в пургу и замерзнуть насмерть.
Кенджи невольно кинул взгляд на плащ, закрывающий вход в пещеру, за которым голодным зверем выла вьюга, и невольно поежился. Да уж. От одной мысли о том, чтобы покинуть теплый уют заброшенной медвежьей берлоги, служащей им укрытием на ближайшую ночь, и выйти на мороз, кожа покрывалась мурашками.
— Впрочем, может оно и к лучшему, — Белый Лис широко зевнул и с хрустом потянулся. — Там, куда мы направляемся, слабаки все равно не выживают.
— Не слишком ли жестоко? — заметил Кенджи.
— Я не умею прятать нелицеприятную правду за красивой оберткой, уж извини, — хмыкнул Белый Лис. — И учиться тому мне уже поздно. Пусть уж лучше он сойдет с пути в самом начале, чем даст слабину, когда нам понадобится его помощь.
Кенджи смолчал. Не то, чтобы он был полностью согласен с Белым Лисом, но зерно истины в его словах все же было. Добраться до Хрустальных Пустошей — то еще испытание, а уж пересечь их и достигнуть Мертвых Гор, где находится легендарная Черная Кузница… Признаться, Кенджи до сих пор даже представить не мог, как она выглядит и что таится внутри. Но одно он понимал точно: любому, кто хотя бы держал мысль осмелиться заглянуть в то проклятое место, стоило готовиться к наихудшему. Именно поэтому сейчас их троице как никогда нужна была вся сила духа, на которую они способны. Иначе их ждет только смерть.
Белый Лис растянулся подле костра и вскоре захрапел. Спустя время прилег и Кенджи, подложив под голову свернутый плащ. Как это ни странно, несмотря на изматывающие переходы сквозь бураны и сугробы, нередко напоминающие настоящие холмы, сон к нему не шел. Ворочаясь с боку на боку, Кенджи в очередной раз перебирал события последних недель, пытаясь понять, где именно он ошибся.
Быть может, если бы он сразу заподозрил неладное, когда в императорскую библиотеку ни с того ни с сего ворвался Кента, и сообщил об этом Хо, бедолага Изау, который просто подвернулся под горячую руку мерзавца, остался бы жив.
Быть может, если бы Кенджи чуть больше озаботился поисками таинственного убийцы, которым оказался оборотень, науськанный Жнецом, чудовище бы не погубило нескольких мирных жителей, перед тем, как Кенджи с друзьями отправил тварь в бездну.