– Я очень-очень за тебя рада. И за Радима тоже.
Злата осторожно сжала мои плечи и отстранилась, заглядывая в глаза.
– Правда? – тихо спросила она.
Я кивнула и встретила ее взгляд. Словами здесь не убедишь, но, поскольку моя радость была искренней, Злата, вероятно, что-то для себя решила.
– Ох, переменилась ты, Всемилка, – повторила она то, что уже говорила мне в этой комнате однажды, и добавила: – А мы не знали, как сказать тебе.
Радим за моей спиной усмехнулся, и я обернулась к нему, желая подначить, мол, что, струсил? Но, посмотрев на его лицо, не стала. Вместо этого повернулась к Злате и попросила:
– Возьмешь меня с собой в Каменицу? А то они все боятся.
Я ткнула пальцем через плечо. Злата посмотрела на мужа, потом, вероятно, на Альгидраса и решительно кивнула:
– Беру. Коль пообещаешь Олега во всем слушаться.
Удивленно обернувшись к хванцу, я наткнулась на такой же изумленный взгляд.
– Меня? – Альгидрас даже уменьшился в росте. – Так я же… больше…
– Пусть другие что хотят, то и думают, – резко перебил его Радим. – Если сам не хочешь ту ношу брать…
Альгидрас поднял ладонь, и Радим послушно замолчал. Было в этом жесте столько властности, что я сразу невольно вспомнила, что он по положению ничуть не ниже Миролюба и уж точно выше Радима.
– Пустое не говори! Клянусь, что сделаю все, чтобы твои жена, мать и сестра прибыли в Каменицу в целости.
Что-то мне не понравилось в его словах, однако я еще даже не успела додумать, как Злата встревоженно спросила:
– А почему только в Каменицу? Ты с нами в Свирь не воротишься?
Альгидрас медленно повернулся в нашу сторону, сморщил на миг переносицу и осторожно пожал плечами.
– Я не знаю, куда поведут меня боги.
Злата не стала больше ничего расспрашивать, зато у меня сразу появился миллион вопросов, однако задавать их сейчас было не время. Убедившись, что я в порядке и впадать в неистовство не собираюсь, Альгидрас попытался было распрощаться. И тут началось…
За все время пребывания в Свири я ни разу не видела гостей в доме воеводы. Кроме князя с семьей. Улеб бывал во дворе, но я не помнила, чтобы он входил в дом. Расспросить я, понятное дело, об этом не могла, но, по наблюдениям, получалось, что входить в дом к воеводе простым воинам не дозволялось. Альгидрас прежде был здесь частым гостем даже в отсутствие хозяев, как я однажды видела во сне, когда Всемила застала его здесь. Но тогда он был побратимом. Теперь же он стал рядовым свирским воином, и его присутствие за столом, вероятно, становилось неуместным. Никто не сказал об этом напрямую, однако после приглашения к столу он бесшумно скользнул к двери и даже успел ее открыть. Правда, Злата оказалась неожиданно проворной: перехватила его за рукав и потянула в нашу сторону.
Радим в это время мыл руки со всей возможной тщательностью, явно желая, чтобы ситуация разрешилась без его участия.
– Злат, пойду я, – негромко проговорил Альгидрас и сделал попытку вытянуть рукав.
– Ты сядешь на свое место и будешь есть со всеми! – рассерженной гусыней прошипела Злата. – Надоели мне ваши мальчишества!
Я покосилась на Радима, который продолжал мыть руки. По самый локоть. Как хирург, ей-богу.
– Злат, – сделал Альгидрас еще одну попытку.
Злата выпустила его рукав. Альгидрас облегченно улыбнулся и даже успел отступить к двери, когда Злата удивила нас всех: она плюхнулась на лавку и, закрыв лицо руками, громко разрыдалась. Похоже, это была реакция на напряжение последней недели и страх перед тем, что может выкинуть Всемила, а еще на нервотрепку перед дальней дорогой и неизвестностью. И сейчас, стоило Злате чуть расслабиться, как организм выдал вот такое в ответ на в общем-то разумную попытку Альгидраса соответствовать сложившейся ситуации.
Это все поняла я, но не суровые свирские воины. Радим бросился к Злате и упал перед рыдающей женой на одно колено.
– Ну, что ты?! Что ты?! – испуганно зашептал он. – Не уйдет он никуда. Сядь на место! – рявкнул он на Альгидраса так, что я подскочила.
И куда только подевалась неловкость момента?
– Еще раз ее до слез доведешь, голову оторву. Сам! – пригрозил воевода.
Альгидрас, ошарашенно глядя на Злату, бочком переместился к лавке и замер, поскольку Злата рыдала как раз на его обычном месте.
– Не сходи с ума, – прошептал он Радиму. – Бывает у них так. Хорошо все.
От его слов Злата зарыдала еще пуще, а Радим медленно встал и навис над бывшим побратимом.
– Еще что скажешь…
В ответ Альгидрас только глаза закатил и, сдвинув Радима с дороги, склонился над Златой, обняв ее за плечи. Я не слышала, что он там шептал, однако рыдания Златы почти сразу сменились смешками, а потом она обхватила Альгидраса за шею и, уткнувшись лбом в его висок, пробормотала:
– Сама не знаю, что со мной. Реву дни напролет. Боюсь всего. Когда это только кончится?
– По весне, – оптимистично заявил Альгидрас.
Злата отстранилась, стукнула его по плечу и тут же ойкнула и спросила:
– Больно?
Альгидрас помотал головой, хотя я хорошо помнила вздувшийся воспаленный рубец на его левом плече. Аккурат там, куда опустилась ладонь Златы. Мне показалось, что он почувствовал мои мысли, потому что бросил на меня короткий взгляд. Я ощутила волну неловкости. При этом не моей. Привычно удивилась нашей эмпатической связи и пообещала себе перехватить хванца после обеда.
Обед прошел за обсуждением предстоящего путешествия. Путешествием нашу поездку я окрестила про себя, потому что если для них недельная поездка – это обычное явление, то по моим меркам это тянуло на настоящее приключение.
Злата с Альгидрасом обсуждали какие-то малопонятные мне предметы, которые нужно было взять с собой в дорогу. Я внимательно слушала и наблюдала за ними. Альгидрас чуть расслабился, перестал сидеть так, будто кол проглотил, и начал посмеиваться над Златой. Я успела заметить, что Радим относился к Злате с какой-то пугливой осторожностью: не перечил, не указывал. Альгидрас же не упускал момента над ней подшутить. Радим поначалу хмурился, но, видя, что Злату это веселит и расслабляет, расслабился тоже. Иногда я ловила на себе взгляд Радима, и было в нем столько любви и благодарности, что мне хотелось опустить глаза. Однако я смотрела в ответ и улыбалась, хотя внутри все цепенело от мысли, что я его обманываю. Мне было тошно.
Когда обед закончился, я вызвалась убрать со стола. И пусть женщины здесь были привычны к труду, мне все-таки хотелось чуть облегчить Злате жизнь.
А еще очень хотелось сбежать из-за стола, потому что я остро чувствовала: мне здесь не место. Однако стоило сгрузить посуду в таз в сенях, как подбежавшая тут же девочка ловко меня оттеснила и схватилась за кувшин с водой. У Златы и без меня хватало помощниц, так что пришлось идти обратно. Радима не было, и на мой вопросительный взгляд Злата пояснила, что он ушел за рукоятью для кинжала. Мол, купил давеча, а Олегу так и не успел показать. Сам Альгидрас сидел за столом, чуть сгорбившись, и отстукивал пальцами какой-то ритм. Он явно находился в задумчивости и даже не посмотрел в мою строну. Меня же посетила мимолетная мысль: откуда Альгидрас может знать хоть что-либо о ритмах? Я ни разу не слышала музыки в Свири – песни, что пели женщины за работой, не в счет – и не видела ни одного музыкального инструмента. Может быть, повода не было, но что-то все равно мне подсказывало, что музыка – не слишком обыденное явление здесь. Тем более такая ритмичная. Если уж и должны существовать здесь какие-то инструменты, то скорее щипковые.
Однако Альгидрас отбивал драйвовый ритм.
– Что ты выстукиваешь? – спросила я.
Пальцы Альгидраса замерли над столешницей, он повернулся ко мне всем корпусом и посмотрел так, словно мой вопрос был очень личным. Впрочем, может, так и было. Кто их тут поймет?
– Старинная хванская мелодия? – предположила Злата.
Альгидрас медленно покачал головой, и еще до того, как он это сделал, я уже откуда-то знала, что к хванам эта мелодия не имеет никакого отношения.
– Это старая песня морских разбойников, – ответил он медленно, все еще глядя мне в глаза.
«Меня воспитал старый разбойник», – вспомнила я его слова, сказанные Миролюбу. «Его имя Харим», – сказал он мне позже. Мне вдруг захотелось спросить, считает ли он себя хваном при таком раскладе? Его матерью была Та, что не с людьми, половину своей жизни он прожил в монастыре среди чужих людей, на острове собственный отец принес его в жертву кварам, вырастил же его и вовсе старый разбойник, который вообще неизвестно к какому народу принадлежал. Кем же он должен себя чувствовать?
– Споешь как-нибудь? – спросила я вместо этого.
Ожидала, что либо он, либо Злата рассмеются, однако Альгидрас повел плечом и произнес:
– Ты все равно не поймешь ни слова.
– На каком она языке? – спросила я, хотя уже знала, что, независимо от ответа, просто хочу это услышать.
– На хванском, – совершенно нелогично заключила Злата.
Во взгляде Альгидраса, по-прежнему обращенном ко мне, что-то дрогнуло.
– На старокварском, – негромко, но отчетливо ответил он.
Злата охнула, а я невольно моргнула. Альгидрас смотрел прямо на меня, и я снова ловила себя на том далеком ощущении, которое возникло в нашу первую встречу. Я знала его настоящее имя. Но это все, что мне было известно о нем достоверно. Прошло почти два месяца, но ничего не изменилось. Он позволил увидеть лишь какие-то детали своего прошлого, кусочки цветной мозаики, которые, как я отчетливо вдруг поняла, не складываются в единую картину. Я по-прежнему не знала о нем главного. Кто он? И какую игру ведет?
Мысль об игре тоже оформилась совершенно отчетливо. Сначала я даже не поняла, почему она пришла мне в голову, а потом мозг зафиксировал то, что Альгидрас, сидевший сейчас за этим столом, совсем не походил на себя самого еще недельной давности. В нем словно появилась какая-то сила. Я отдавала себе отчет в том, что смотрю на человека, который едва не умер меньше недели назад. И что совсем недавно видела его раздавленным, обессиленным, израненным мальчиком. Того мальчика больше не было. Этот Альгидрас был собран и уверен в себе. А еще его щиты вновь стояли наглухо, и до меня больше не долетало даже тени его эмоций.