Кроткая и терпеливая
Наталья Ивановна вспоминает, как один раз матушка тяжело болела. И вот Наталья пришла её проведать. Смотрит – а на прикроватном столике стоит лампочка настольная без абажура. И яркий свет – прямо матушке в глаза. Ахнула Наталья, стала убирать лампочку. А келейница расстроилась: вспомнила, что матушка кротко попросила убрать лампу. Она и хотела убрать, да закрутилась по хозяйству и забыла. А матушка, попросив один раз, замолчала и больше уже не жаловалась на яркий свет, бьющий ей, страдающей от болезни, прямо в глаза. Молча терпела.
Ещё матушка была строгой. В одном из монастырей она внезапно отчитала человека, который впал в уныние и решил уйти в мир. Он никому не открывал мучающие его помыслы и был поражён, когда схимонахиня эти помыслы обличила. Матушка отругала его и, видимо, помолилась, потому что отступили бесовские помыслы. Отошло уныние, и он только радостно повторял окружающим:
– Ну и матушка! Ай да матушка!
Был и такой случай: поехала Наталья Ивановна с одной сестрой к матушке. Заходят они в электричку, а у сестры – чемодан довольно большой. Наталья предложила вдвоём его на верхнюю полку поставить, чтобы людям не мешал в проходе. Но сестра отказалась:
– Пусть стоит, где стоит. Ничего, кому надо, обойдут! Буду я тут ещё ради чужого удобства возиться с такой тяжестью!
А тут на остановке зашёл народ, стало тесно, и очень чемодан этот мешал людям всю дорогу.
Когда к старице приезжают, она Наталью встречает приветливо, а на спутницу её смотрит строго, укоризненно. Та ничего не понимает: почему матушка ею недовольна?! А мать Мария ей и говорит:
– Почему только о себе думаешь? О людях почему не заботишься?! Вот так православная!
В другой раз после службы в храме старица вдруг обратилась к служащему священнику с вопросом об одной певчей на клиросе. Священник с недоумением ответил, что действительно поёт на клиросе такая сестра, но сейчас её нет, она дома, готовится к сессии. Тогда мать Мария попросила отвезти её к этой сестре. Сели они в машину, поехали. Приезжают к этой девушке, а старица говорит, что хочет побывать у неё на даче. Все, конечно, в недоумении, но, поскольку мать Марию давно знают, ни о чём не расспрашивают, а слушаются.
Вот уже и на дачу приехали. Матушка им и говорит:
– Вы все в машине посидите, а мне нужно тут пройтись, осмотреться.
И, выйдя из машины, идёт на соседний участок. Начинает ходить по чужому огороду, прогуливаться. Сидящие в машине молчат. Ждут, что дальше будет. Вдруг открывается дверь домика, что на соседнем участке, выходит мужчина. Растрёпанный какой-то, воротник рубашки расстёгнут на несколько пуговиц. Подходит он к матушке и начинает у неё что-то спрашивать. Сначала вроде сердито, а потом успокаивается. Вот они уже вместе ходят между грядок и говорят что-то неспешно. И даже улыбаются.
Через какое-то время матушка заканчивает разговор. Мужчина провожает её и просит благословения. Мать Мария садится в машину и, ничего не объясняя, говорит:
– А теперь поедем назад в храм.
Расспрашивать старицу никто ни о чём не решился. Шли дни. Постепенно эта история стала забываться. Только месяц спустя священник узнал этого растрёпанного соседа по даче в элегантно одетом мужчине. Он пришёл на исповедь:
– Хочу я грех свой исповедать, батюшка! Помните, вы ко мне в сад приезжали, матушку ту чудесную с собой привозили? А я ведь тогда тяжёлые времена переживал, испытывал сильное уныние. И решил покончить с собой. Повеситься. Я уже на чердак залез и петлю сделал, собрался эту петлю на шею надеть – слышу шум какой-то на участке. Кто-то чужой ходит. Ладно, думаю, успею я повеситься. Сейчас посмотрю, кто там ходит, а потом и повешусь.
Вышел, а там – матушка. Поговорил я с ней. А после разговора так мне на душе хорошо стало! Все скорби отошли куда-то! Солнце светит, птицы поют, гладиолусы мои любимые распускаются! Хорошо! Что это, я думаю, вешаться надумал, что за помрачение рассудка нашло?! Пошёл, снял верёвку. И вот – дальше живу. А постепенно и жизненные обстоятельства к лучшему изменились. Я вот пришёл покаяться в попытке самоубийства. Отпустите грех, батюшка! Может, епитимью какую…
Рассказ настоятеля храма в честь Успения Пресвятой Богородицы игумена П.
– Хочу сказать, что я по натуре человек скептического склада, поэтому можете не опасаться с моей стороны каких-либо преувеличений в оценке личности матушки Марии. Речь пойдет исключительно о том, «что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши» (1 Ин. 1, 1).
Вот с рук, пожалуй, и начну, то есть с истории нашего с ней знакомства. Свой первый приход я получил в год Тысячелетия Крещения Руси (1988). Прибыв на него в город Комсомольск-на-Амуре, нашел там переделанный под церковь небольшой жилой дом в довольно плачевном состоянии.
На одной из ближайших служб призвал прихожан вносить пожертвования для ремонта здания. Мой призыв особого эффекта не имел, то ли по бедности малочисленной паствы, то ли оттого, что люди хотели сперва присмотреться к новому батюшке. Надо сказать, оснований для недоверия мой предшественник оставил им предостаточно. Да и сам я, как увидите ниже, был далек от апостольской нестяжательности.
Однажды на вечерне замечаю в храме незнакомую старушку в темно-сером плаще и большом черном платке, в несколько слоев намотанном на голову. Поверх него натянут жгут каких-то нелепых выпуклых очков, похожих на лётные или сварочные. Сдвинутые на лоб, они производят комическое впечатление.
Но мне не до смеха, так как мои прихожане, явно забыв о молитве, обступили эту «лётчицу» и без конца суют ей в руки и в карманы какие-то бумажки. Во время каждения убеждаюсь в том, что это поминальные записки и деньги. Моему внутреннему возмущению нет предела: «Как так! Кружки стоят пустые, старая штукатурка на голову осыпается, а тут без настоятельского благословения какая-то залётная смеет последнее отнимать! Да еще во время службы!»
Еле дождался окончания всенощной, но не успел и рта раскрыть, как старушка сама ко мне подошла со свертком в руках.
– Вот, – говорит, – батюшка, вы в храме Успения Божией Матери служите… Примите же от нас, москвичей, во славу Пречистой. (Матушка много лет в столице прожила.)
Я край газетки отвернул, смотрю – ризы голубые парчовые, о каких тогда и мечтать не смел.
– Нет, – отвечаю, – не приму. Что это вы тут на службе мне устроили? Или в Москве не принято на сбор пожертвований в храме у священника благословляться?!
Она поклонилась и вышла, оставив сверток на панихидном столе.
На следующий день, по случаю престольного праздника, после литургии во дворе была накрыта трапеза, на которую я велел и нашу гостью пригласить. Сижу с причтом на одном конце стола – она на другом. Поглядываю на нее невольно: характерная аскетическая бледность лица с оливковым оттенком и глаза какие-то необыкновенные. Уже много позже понял: так смотрит бесстрастие…
Матушка же на меня никакого внимания не обращала и, как мне сначала показалось, вполголоса рассказывала соседям о посещении каких-то приходов, попутно давая характеристики служившим на них пастырям примерно в таком ключе: «Батюшка там очень хороший, только вот зачем же он то-то и то-то делает, ведь так не полагается, грех…» Ну, думаю, час от часу не легче, теперь ещё и духовенство прилюдно будет обсуждать…
Но вдруг как током меня ударило – она же мои, мои тайные грехи обличает! Ну да, – это я вчера сам сделал, и это про меня, и это – тоже!
После трапезы подошел я к матушке со словами:
– Простите, вижу, вы непростой человек…
Пригласил её в свою келью, и тут уж пошел прямой и нелицеприятный разговор.
Выяснилось, что матушка знает про меня всё, знает больше, чем я сам. Между прочим, спросила:
– Батюшка, а почему у вас руки такие красные?
– Как красные? – удивляюсь. – Обыкновенные руки, всегда такие были.
– Да нет, красные. Правда, не такие, как у одного старосты, который и кружки тайно вскрывает, и домой вещи из храма тащит… У него прямо огнем горят и по локоть, а у вас – только вот до сих пор, и такие, красноватенькие. Может, всё-таки где-то непорядок с документами или на себя что-то лишнее истратили?
Ну конечно, был грех. Я ведь не только храм благоукрашал, кое-что из церковных средств и на личные нужды шло, на обстановку домашнюю, на утешение плоти…
В общем, пришлось не только рукам краснеть.
А ещё рассказала матушка, как приход этот в шестидесятые годы, во время хрущевских гонений, по велению Самой Богородицы открывала. Явилась Она ей в сонном видении и сказала: «Есть такой город – Комсомольск-на-Амуре. Ты должна там храм в честь Моего Успения открыть».
Матушка когда, проснувшись, на карту поглядела – ахнула: чуть не десять тысяч километров от Москвы! Засомневалась – не прелесть ли какая? После этого вскоре её паралич разбил, и Богородица еще дважды приходила, повторяя: «Поезжай!» И когда решилась ехать – встала на ноги.
Рассказ прихожан храма в честь Успения Пресвятой Богородицы
«Современный приход Успения Пресвятой Богородицы появился в Комсомольске-на-Амуре в конце шестидесятых годов по воле самой Пресвятой Богородицы. Мать Мария приехала в наш город выполнять наказ Божией Матери вместе со своей сестрой. Приехав, они познакомились с верующими женщинами и молились дома у одной из них.
Господь вразумил купить дом под храм. И вот четыре женщины: Юлия Ивановна Беговаткина, Валентина Митрофановна Макарова, Евгения Ивановна Журавлёва, Мария Константиновна Шиш – на свои средства купили дом по улице Лермонтова, 83 А. Властям это не понравилось, и они собрали товарищеский суд. Но на суде народ заступился за верующих, сказав: «Пусть бабушки молятся».
Перестраивали дом под церковь всем миром. От руки переписывались богослужебные тексты, акафисты, панихиды. Из подручных материалов изготавливали церковную утварь. Окормлять верующих, служить, исповедовать приезжали священники из Хабаровска: иеромонах Анатолий, игумен Серафим, протоиерей Димитрий.