В приемной попросили подождать. Из-за двери доносился знакомый голос. Богданов прислушался: говорил полковник Крылов, заместитель начальника штаба Приморской армии:
— Противник пытается стремительным ударом отрезать Одессу и захватить ее, надеясь на значительпое превосходство в силе, технике и на отсутствие естественных рубежей, позволяющих нам создать прочную оборону. Территориальные успехи противника на юге шаткие, а снабжение крайне затруднено. В этих условиях оборона Одессы приобретает исключительно важное оперативно-стратегическое, не говоря уже о морально-политическом, значение…
Богданов необычайно отчетливо представил себе подступы к городу. Безлесую холмистую степь, пересеченную рядами прямоугольных лесных посадок, оказавшихся такими нужными вчера, когда им пришлось отбивать атаки гитлеровских танков.
— Обстановка ясна, — услышал Богданов уже другой голос. — Наша главная задача — задержать продвижение противника к городу, остановить его. Каждая задержка врага, даже на один час, сорвет прежде всего темп его наступления ж нарушит его планы…
Положение было серьезным. В этом Богданов еще больше убедился, когда его принял командующий артиллерией полковник Рыжи.
Врагу удалось почти изолировать город с суши. Богданов молча смотрел на карту в кабинете Рыжи, где тонкие синие стрелы нацелились в сердце Одессы. Богданову стало не по себе. Слишком мал и невыгоден был плацдарм, на котором предстояло сражаться. Как бы угадав его мысли, полковник провел по красной линии тупой стороной карандаша и, медленно выговаривая сдова, произнес:
— От нас ожидают стойкости, организованности и мужества. Намерения противника ясны, — продолжал он. — Остановив его, мы перейдем к активной жесткой обороне. Не давать покоя фашистам, изматывать контратаками,1 используя все возможное для наступления в любых масштабах, — вот наша общая задача. А вам, конкретно…
Когда Богданов вышел из штаба, уже светало. Свежий ветерок гнал по лиману мелкие барашки волн. Майор снял фуражку, подставив прохладному воздуху русоволосую голову. Ему предстояло еще заехать к начальнику гарнизона Одессы, командиру военно-морской базы контр-адмиралу Жукову, чтобы увязать действия полка с огнем корабельной артиллерии.
«Оборона одна, а хозяина два: один — командующий Приморской армией, второй — командир морской базы», — подумал Богданов.
С адмиралом Жуковым ему доводилось встречаться в мирное время, когда Николай Васильевич был избран депутатом Верховного Совета УССР, а Жуков — кандидатом в члены ЦК КП(б) Украины. Жуков был популярен как ветеран гражданской войны и герой боев против фашистов в республиканской Испании. Бощанов хорошо помнил коренастую фигуру адмирала, его лицо с рябинками оспы и тяжело нависшими веками…
«А в городе чувствуется рука начальника гарнизона», — подумал майор, вспоминая организованность и порядок на улицах Одессы.
Было около дейяти утра, когда Богданов приехал в район наблюдательных пунктов. Кто-то из командиров батарей третьего дивизиона вел огонь. «Свитковский стреляет», — решил он, прислушиваясь. Но майор ошибся: стрелял Березин.
— Что здесь произошло? — спросил Богданов. — Куда вели огонь?
— По приказу генерала Петрова, — ответил Березин и скупо доложил о том, что была отбита атака гитлеровцев, правда умолчав о подробностях встречи с генералом. А произошло это так..
Наблюдательные пункты, выбранные Богдановым по карте для себя и третьего дивизиона, расположились за лесопосадкой. Для просмотра переднего края Богданов приказал соорудить вышки на манер тех, что строятся в плавательных бассейнах. Местность впереди посадки была ровной, а дальше уходила в лощину. Пока строились вышки, Березин решил влезть на громадную скирду соломы, возвышавшуюся метрах в ста перед посадкой. Морщаков протянул туда линию и, подключив аппарат, запросил:
— «Дон-один», как слышите?
Сергей нанес на карту передний край обороны своих войск. Он знал, что впереди обороняются части 25-й Чапаевской дивизии, остановившей вчера вечером гитлеровцев. Ночь прошла спокойно. Перед самым рассветом Пронин пошел за завтраком и, вернувшись, доложил, что вышка, которую строил взвод, еще не готова.
— Командир дивизиона разрешил работать днем, — сказал Пронин, — за деревьями фашисту не видать. Да, — вспомнил он, — капитан еще наказал, чтобы артиллерийскую панораму местности прислали.
— Знаю, — обронил лейтенант и полез на скирду.
Над позициями чапаевцев поднималась легкая дымка. По всей линии фронта то и дело строчили пулеметы.
Позади Березина зашуршала солома.
— Пронин, — позвал лейтенант, но разведчик не ответил. К шороху добавилось тяжелое дыхание.
Сергей обернулся и увидел крупное лицо уже немолодого человека с седыми висками и в пенсне.
«Это еще кто? — удивился Сергей, с любопытством рассматривая рослого бойца в выцветшей гимнастерке. — Неужели и такой возраст призвали?»
— Вы куда, товарищ?
Красноармеец, по-видимому, не расслышав вопроса, вынул из кармана платок; тяжело дыша, он протер лицо и пенсне.
— Артиллерист? — вместо ответа сказал он, внимательно посмотрев на Березина. — Покажи-ка мне, где противник?
«На «ты»! Вот чудак, сразу видно штатский».
— Вы осторожнее, — сказал Сергей, — противник рядом. Возьмите бинокль, восьмикратное увеличение, трофейный, все видно как на ладони.
— А кто командует вашим полком? — спросил «лриписник», как мысленно окрестил его Березин, и, осмотрев позиции гитлеровцев, возвратил лейтенанту бинокль.
— Богданов! Майор Богданов, — поправился лейтенант.
— А, Богданов. Где же он сам?
— На своем НП, рядом с нами, — Сергей отрезал ломоть от арбуза, принесенного на копну вездесущим Прониным, и протянул его красноармейцу. — Попробуйте.
Гость молча взял, но, откусив, сделал гримасу:
— Недозрелый.
— Вместо воды, — рассмеялся Сергей, — привыкните. — Он улыбнулся красноармейцу и спросил: — А вы что, по призыву?
— Ж-ж-ж-и-их… — просвистели над их головами пули.
— Ого! — пригнул голову «пршшсник». — Так и убить могут.
— Запросто, — подтвердил Березин. — Война, знаете, дело серьезное.
— Да ну? — в этом возгласе Сергею послышалась ирония.
Впереди, где были позиции чапаевцев, вдруг разорвалось сразу несколько мин, и скоро все поле заволокло дымом.
— Атаку готовят, — сказал лейтенант, прислушиваясь к приближающемуся шипению летевших мин.
— Ты думаешь? — поднял бинокль «пршшсник».
— Уверен! — буркнул Сергей. — «Еще на «ты» называет меня, а видит же, что лейтенант…» — Танки, — вдруг всполошился он.
— Вижу, — спокойно подтвердил собеседник. — Как только выйдут из лощины, дай огонька.
«Ого! — подумал Сергей, — уже приказывает!»
— Простите, а кто вы? — официальным тоном спросил Сергей.
— Я? Петров!
— Какой Петров? — переспросил лейтенант.
— Командир Чапаевской дивизии генерал Петров.
У Березина округлились глаза.
— Да ты погоди, не прыгай. Ложись, — генерал рывком прижал к скирде лейтенанта, пытавшегося вскочить и отдать ему честь. — Убьют…
Об этом маленьком инциденте Сергей решил не докладывать Богданову, а подробности боя командиру полка пересказал сам Петров, вернувшийся через час из боевых порядков своей дивизии.
— Спасибо, — сказал он Богданову. — Мои орлы очень довольны. Они видели. Первый же снаряд разорвался над головами гитлеровцев. А те шли колоннами, цак на параде, со знаменами… Ну и дали же ваши им жару! У тебя все батареи так стреляют?
— Лейтенант Березин, тот, что вел огонь, — самый молодой из командиров батарей.
— Отлично! — генерал протер пенсне и, снова надев его, посмотрел на Богданова. — Отлично, — повторил он. — А свой командный пункт я, с твоего разрешения, здесь, у тебя, и организую. Не возражаешь? Нет? Решено.
С этого дня генерал Петров стал бывать у артиллеристов ежедневно.
Как-то командир Чапаевской дивизии приехал очень рано.
— Радиограмма получена из Ставки, — сказал он Богданову. — Одессу не сдавать, оборонять до последней возможности.
Они прошли мимо вышки, которую построили бойцы Березина. Сергей, расположившийся на вышке, только что обнаружил батарею противника и сейчас пытался по карте определить ее координаты. Видимость была плохая: мешал туман. В расположении врага было тихо. Батарея, выпустив около десяти снарядов, замолчала. Но Сергей не верил наступившей тишине. Он прислушался к эху канонады, глухо доносившемуся с правого фланга.
На фланге Шел бой. Сергей слышал, как Свитковский просил разрешения открыть огонь. Березин знал, что противник стремится взять в клещи защитников города. Об этом ему сообщил утром адъютант Богданова, показав для убедительности карту командира полка.
Сергей, выслушав его, спросил:
— А как с Колей Сериковым? Ничего не слышно? Ты узнавал?
— А как же. Серикова эвакуировали на Кавказ. А вот связист Раджабов жив. Ты знаешь об этом? Он здесь.
— Жив?! — обрадовался Сергей. — Отпрошусь, поеду и отыщу его.
— Куда ты поедешь? Момоту поручено всех разыскать. А тебя все равно не отпустят. Мало ли что может произойти.
— Ничего не случится, наше направление второстепенное, сам Богданов сказал…
Но Богданов на этот раз ошибся. На рассвете противник предпринял отчаянную попытку прорваться к городу, именно на их второстепенном направлении. Бой затих только с наступлением сумерек. Петров управлял боем отсюда, и майору, слышавшему почти все команды и распоряжения генерала, казалось, будто он сам видит, как переходила из рук в руки безымянная высота, которую генерал называл ключом к позициям чапаевцев.
По окончании боя Богданов запросил о расходе снарядов и, услышав астрономическую цифру — семьсот два, присвистнул.
— Березину подвезти снаряды, — распорядился он. — А на батарею Свитковского передайте, чтобы он произвел пристрелку целей, особенно опасных для нашей пехоты…
Сергей наблюдал с вышки за пристрелкой, когда из-за поворота дороги появился человек. Сергей узнал комиссара полка. Иващенко шел, смешно размахивая на ходу руками, очевидно, погруженный в свои мысли. Каска была надвинута до самых бровей.