Богданов безотлучно находится на. новом командном пункте полка, выбранном им на южных склонах Бельбекской долины, между Бельбежом и Камышлами. — «6 ноября, — записывает он в журнал боевых действий, — противник овладел селением Черкез-Кермен, но — выбит оттуда морской пехотой и батальоном военно-морского училища… В контратаке на Черкез-Кермен снова принял участие разведывательный дивизион, который моряки шутя называют «наша гвардия»…»
7 ноября защитники Севастополя получили приказ Ставки. Посоветовавшись с Иващенко, Богданов собрал иочью коммунистов — делегатов от батарей.
— «Севастополь не сдавать ни в коем случае, — зачитал им Богданов приказ Верховного Главнокомандующего, — и оборонять его всеми силами».
Ожесточенные бои продолжались еще двое суток. Только 9 ноября наступило затишье. Гитлеровцы не выдержали и на время прекратили атаки.
Воспользовавшись этим, Богданов проверил боевые порядки первого и второго дивизионов, огневые позиции которых находились в районе совхоза имени Софьи Перовской и станции Мекензиевы Горы.
— Еще семь человек потерял первый дивизион, — говорил Богданов Иващенко. — Семь человек… Для нас это большие потери.
Потери. Это слово слишком часто приходилось ему теперь слышать в докладах командиров и политработников.
— Я понимаю, Яков Данилович, войны без потерь не может быть, — взволнованно продолжал Богданов, — но смириться, принять как неизбежное гибель наших людей я просто не в силах.
В этот же вечер полковник Богданов решил использовать короткое затишье и написать письмо жене.
«…У нас, Манечка, все, можно сказать, хорошо, — писал он. — Сорвана еще одна попытка врага овладеть городом с ходу. И, признаться, я горжусь тем, что в этом есть и наш вклад…
Волнует только одно — потери.
Героем пал Бражник, ты помнишь его — младший лейтенант, высокий русоволосый красавец. Сегодня погиб Грошев. Этого ты не знаешь. Топограф, он был моим неизменным спутником. А Марков, Вербин, Щербаков — ты помнишь этих молодых, энергичных, сильных лейтенантов? И вот Их настигла смерть. Нет, не смерть; это не то слово. Люди, которые переживут эту войну, никогда, никогда не забудут павших. Их имена будут жить, а это — бессмертие. И все равно я не могу примириться с тем, что на войне называют неизбежностью…»
Богданов дописал письмо и перечитал его.
— Неизбежность! — вслух произнес Николай Васильевич.
В памяти всплыл подвиг пяти моряков, вступивших 7 ноября в неравный бой с гитлеровцами на подступах к Бельбекской долине.
Очевидцы рассказывали Богданову, что товарищи, подоспевшие на помощь, застали в живых только одного смертельно раненного краснофлотца Цыбулько и кладбище фашистских танков. Богданов представил себе, как, выполняя приказ «не допустить прорыва немцев в Бельбекскую долину», пятеро моряков приняли неравный бой с семью, а потом еще с пятнадцатью фашистскими танками, как, уничтожив одиннадцать танков врага и израсходовав патроны и бутылки с горючей смесыо, моряки один за другим бросались под гусеницы уцелевших танков, обвязавщись гранатами.
«Да, они шагнули в бессмертие…»
Только Богданов заклеил конверт и написал адрес, как в землянку вошел Голядкин, вернувшийся из штаба, армии. Он доложил Богданову оперативную обстановку, потом рассказал новости, которые узнал в штабе. В Севастополе по примеру Одессы был создан оборонительный район, его возглавил вице-адмирал Октябрьский. Петрова назначили его заместителем. Ему подчинялись все четыре сектора, на которые была разбита оборона города. По данным разведки, гитлеровцы готовят наступление. Вероятнее всего, вдоль Ялтинского шоссе…
Утром 11 ноября враг действительно перешел в наступление при поддержке ста танков.
Богданов получил приказ переместить полк. Части 51-й армии не сумели закрепиться у Акманайских позиций и отходили на Керчь. Поэтому можно было ожидать, что противник перебросит сюда новые силы.
Богданов не спал третьи сутки. 11 ноября гитлеровцы перешли в наступление в районе Балаклавских высот. Крупные силы немецко-фашистских войск пытались нанести внезапный удар и прорваться к Севастополю.
Но командование Севастопольским оборонительным районом разгадало намерения врага.
— Мы уверены, — говорил Богданову накануне сражения генерал Рыжи, — что главный удар противник нанесет сюда, — он показал карандашом на карте район деревень Варнутка и Кадыковка, — а затем постарается развить успех вдоль Ялтинского шоссе. Вот сюда-то, Николай Васильевич, вы и должны переместить свой первый дивизион.
В первый же день сражения Гончар доложил Богданову, что сожжено 11 танков врага. А через несколько часов передал, что у них складывается тяжелая обстановка. Несмотря на потери, враг продолжал наседать.
— Противнику нанесен большой урон в живой силе и технике, — докладывали Богданову с передовых наблюдательных пунктов.
Но он понимал, что и наше положение очень трудное Поэтому его не удивило решение Петрова оставить Варнутку и отойти на ближайшие высоты. Это был выгодный для обороны рубеж, и артиллеристы имели на нем заранее подготовленные позиции. Ночью Богданов мобилизовал весь транспорт для подвоза еще одного боевого комплекта снарядов на огневые позиции дивизионов.
Днем 12 ноября часть сил, оборонявших соседний сектор, внезапно атаковала противника в районе Эфендикия и, захватив высоту, улучшила положение на этом участке.
«Реванш за Барнутку», — обрадовался Богданов. Однако в их секторе изменений не произошло. Только участились налеты вражеской авиации. Казалось, у противника произошел спад. Под утро 13-го Богданов, которому за эти двое суток не удалось сомкнуть глаз, наконец лег отдохнуть. Но ему удалось поспать не более трех часов. Как только совсем рассвело, противник вновь атаковал Кадыковку. В этот день сражение достигло особого накала.
— Снова атакуют танки, — в который раз доложил Гончар.
«Мало Варнутки, захотел и Кадыковку, — зло подумал Николай Васильевич. — Шалишь, не выйдет…»
— «Барс», внимание! «Барс», огонь! — снова и снова вызывает Богданов сосредоточенный огонь полка.
Но несмотря на огневую поддержку, пехота не выдержала натиска значительно превосходящих сил врага.
— Пехота отошла к моим н лблюдателыным пунктам, — сообщил Гончар, — высоты пока в наших руках.
— Удержать! — приказал возбужденный Богданов. — Ни в коем случае не сдавать! Ни шагу назад!
— Веду огонь прям ж наводкой, — ответил Гончар.
Пушечные залпы картечыо сеяли огромное опустошение в цепях врагов. Но на смену им шли новые и новые цепи пьяных, горланящих гитлеровцев и новые танки…
— Гончар контужен, но остался в строю, — слышит Богданов знакомый голос начальника штаба дивизиона капитана Керцмана. — Ведем бой с танками.
Богданов спокоен за дивизион. Керцман — опытный, надежный командир. Николай Васильевич уверен в нем, как в самом себе. Спокойный, уравновешенный, с добродушной улыбкой, Керцман располагал к себе. Но главное, он был прекрасным огневиком, и Богданов знал: на него можно надеяться.
Раскатисто и гулко разносится эхо орудийных залпов. Оседают вздыбленные ударами тяжелых снарядов танки. Они горят, словно сделаны не из металла. Сражение то затихает, то вновь разгорается с еще большим ожесточением.
Так проходит 13- е, затем еще три дня ноября.
— Продвижение врага вдоль Ялтинского шоссе остановлено, — докладывает Богданов генералу Рыжи.
Генерал озабочен чем-то.
— Это хорошо, Николай Васильевич, — говорит ой. — Плохо другое: создалась серьезная угроза выхода противника в глубь нашей обороны. Нужно что-то предпринимать…
Да, противник торопится. Богданов знает это из опроса пленных, показавших, что их дивизии получили маршевое пополнение.
— Шесть тысяч человек, — уточняет Рыжи. — Кроме того, на подходе еще одна свежая гитлеровская дивизия — сорок шестая пехотная.
«А части первого сектора понесли тяжелый урон», — озабоченно думает командир артиллерийского полка. И Рыжи, подтверждая это, добавляет, что на большие подкрепления рассчитывать нечего.
— Основные резервы уже введены в бой, — объясняет генерал, — но командование все же готовится к проведению ряда атак. Да, мы считаем, что огромные потери ослабили наступательный порыв гитлеровцев. Будь готов, Николай Васильевич, поддержать атаки первого и второго секторов…
Два дня проходят в относительном затишье.
Утром, когда Богданов кончал бриться, в землянку вошел командир разведдивизиона майор Савченко.
— Разрешите? Я ехал сюда и захватил для вас готовые фотографии.
Богданов увидел на фото живописную группу: себя и Иващенко вместе с моряками из седьмой бригады.
— Ну и видик, — улыбнулся он. — Пошлешь жене — не узнает… А это Николай Васильевич в чине подполковника. Карточка хоть куда, прямо хоть в личное дело, — пошутил командир полка, глядя на свою фотографию. — Ишь какой строгий, суровый… И отощал солидно… Что ж, большое спасибо за карточки.
— Не за что, Николай Васильевич. А я вот письмо интересное из Москвы получил, — начал было Савченко, но поговорить им ее удалось.
Богданову доложили, что наблюдается усиленное передвижение фашистов в сторону переднего края. Он связался с Рыжи, и тот подтвердил: противник все эти два дня подтягивает свежие силы.
На рассвете 21 ноября обе стороны одновременно перешли в наступление. Начался встречный бой.
— Противник овладел деревней Кочмары, — передал Гончар, но уже через час Богданов узнал о том, что врага оттуда выбили. Гитлеровцы несут большие потери. Их атаки захлебываются.
Утром 22 ноября Богданов сделал очередную запись в журнале боевых действий полка: «20.00 21 ноября. Противник прекратил наступление на всем правом фланге Севастопольского района и перешел к обороне…»
— Поздравляю, Яков Данилович, — обнял комиссара Богданов, — пойдем в дивизионы, поздравим людей с победой.
Радость одержанной победы омрачали вести из Керчи.
— Неважные новости, — сказал Богданову генерал Петров. — Войска пятьдесят первой армии оставили Керченский полуостров…