Наконец все расселись вокруг большого стола. Руджеро поймал взгляд Полли, улыбнулся ей и стал рассказывать, как они покупали игрушки. Она решила поддержать его и поведала свою часть истории. Особенно весело у нее получилось описать момент, когда она решила нажать на кнопку и услышала ржание лошади.
Внезапно девушка вспомнила, что она должна уехать на следующей неделе в Англию. Эта мысль заставила се грустно улыбнуться. Но Сара вовремя пожала ей руку, и это удержало ее от невольных слез.
— Ну вот, все и устроилось. Тебе просто надо выйти за него замуж и держать его в ежовых рукавицах.
Наверное, Полли выпила слишком много вина, больше, чем обычно, иначе бы она не стала смеяться.
— Ну, — сказала она сквозь смех, — я вовсе не уверена, что мне нужен такой мужчина, за которым нужен глаз да глаз. По-моему, подобные отношения скучны.
— А по-моему, это весело, — прошептал Руджеро, — поверх своего бокала. — Вспомни о том, как мы с тобой сражались за право тащить игрушки.
— Просто непрекращающееся веселье! — согласилась Полли. — Ты рискуешь сломать шею, я пытаюсь тебя защитить, ты шипишь на меня, мол, прекрати эти глупости, женщина…
— А ты сбиваешь меня с ног…
— Да уж, очень соблазнительная картина.
Все снова засмеялись, и шутка тут же забылась. Но что-то изменилось в атмосфере семейной трапезы. Случайно или нет Сара упомянула о женитьбе, но это запомнили все. И возможно, такого поворота событий она и добивалась.
После ужина Полли взглянула на часы. Мэтти было пора ложиться спать, но его никто не желал отпускать. Девушка согласилась подождать еще немного.
Казалось, ребенок понимал, что за ним наблюдают, и действовал в угоду публике. Он расхаживал, как король, среди новых игрушек, стараясь поиграть со всем, с чем только можно. Когда ему что-то удавалось, Руджеро так радовался, словно это был его собственный успех. У Мэтти получалось складывать игрушки по форме, он отлично различал цвета, чем вызывал у всех бурные аплодисменты.
Кажется, наконец Руджеро начинает чувствовать себя отцом, не без радости подумала Полли. Поначалу ей казалось, это будет невероятно сложно, но Руджеро неожиданно сумел отыскать путь к сердцу маленького Мэтти. Или, может, это Мэтти завоевал любовь своего отца? Вдруг он сам своим маленьким умом догадался, как вызвать отцовский восторг и гордость?
Тем грустнее было девушке покидать гостеприимный дом Ринуччи. Она печалилась не только из-за ребенка. Ей было больно расставаться и с Руджеро тоже.
Как бы там ни было, к следующей сцене Полли точно оказалась не готова.
Мэтти играл с троллейбусом, толкая его взад-вперед, пока наконец игрушка не упала набок. Малыш схватил ее, попытался установить прямо, но потерпел неудачу. Это сбило его с толку.
— Ничего, — Руджеро подбежал к сыну, — я помогу.
Но Мэтти его не слышал. Было такое впечатление, будто в его маленьком мирке что-то пошло не так. Игрушка, которая приносила столько радости, теперь оказалась источником несчастья. Наверно, он испытал настоящий шок. Малыш стал стремительно краснеть и наконец заревел.
— Он просто устал, — сказала Полли. — Переутомился.
Ей пришлось повысить голос, чтобы ее услышали.
— Может, уложить его спать? — спросил Руджеро.
Но когда он подошел к малышу, тот отвернулся от него и закричал:
— Мама! Мама!
— Он тебя, — Руджеро обернулся к девушке.
— Нет, не меня. Он зовет Фриду, ведь она его мать. По ней он плачет, ее и зовет.
Она опустилась на колени перед ребенком, пытаясь взять его на руки, но он вырывался.
— Мама… мама… мааааа…
— Разве он тебя не узнает? — удивился Руджеро.
— Да, но любит он маму, и никого больше.
К этому времени Мэтти повалился на бок и теперь заходился в диком реве:
— Мама! Мама! Ма-ма!
Полли подняла его и пошла к дивану, села, усадив малыша на колени. Она уже приготовилась к очередной порции криков, но Мэтти лишь прижался к ней и, вздрагивая, рыдал от отчаяния.
Девушка качала ребенка на коленях. Она была потрясена его поведением. Казалось, она сама впитала такое маленькое и такое большое детское горе, она страдала вместе с ним. Вдруг в ней что-то словно бы взорвалось, и она разрыдалась. Девушка попыталась остановить слезы силой воли, но они все равно струились по ее лицу, мешаясь со слезами Мэтти.
— Прости, малыш, — баюкала его Полли, — мне так жаль. Я знаю, не я тебе нужна, Я знаю, знаю, знаю…
— Мама, — захныкал он и зарылся лицом в ее платье.
— Я бы очень хотела, чтобы она сейчас была рядом с тобой. Я делала все, что могла. Я пыталась ее спасти, но не смогла, не смогла!
Она уронила голову и зарыдала еще сильнее.
Вся семья недоуменно смотрела на эту парочку. Женщины приблизились, желая помочь, но Руджеро остановил их жестом. Он сам подошел к плачущей Полли, встал на одно колено рядом и положил руку ей на плечо. Он молчал, ожидая, когда буря утихнет.
— Полли, — наконец сказал он. — Посмотри на меня.
Она мотнула головой. Ей не хотелось никого видеть.
— Ладно, — проговорил Руджеро. — Но хотя бы давай отнесем малыша в кроватку.
Девушка кивнула, не в силах говорить.
— Идем. Поднимайся, — он помог ей встать.
Все расступились, пропуская пару с ребенком. Лишь Сара кивнула своему сыну, желая его поддержать.
Когда они пришли в комнату, Полли сказала:
— Со мной все в порядке. — Она присела на кровать и прижала к себе Мэтью.
Руджеро вынул откуда-то носовой платок и передал ей.
— Но ты еще плачешь, — заметил он.
— Нет, уже нет, — выдохнула девушка, заливаясь новыми слезами.
Руджеро ничего не сказал, просто сел рядом и обнял ее за плечи.
Глава девятая
Наконец Полли успокоилась.
— Все, теперь точно все в порядке, — отозвалась она хриплым голосом.
Он не поверил.
Она наверняка притворяется, как всегда, думает о других, а не о себе. Да когда она вообще думает о себе?!
— Давай уложим малыша, — предложил Руджеро.
Девушка посмотрела на ребенка, который тихо сидел на ее коленях, все еще иногда вздрагивая, и поцеловала его в макушку.
— Идем, родной.
— Где лежат его пижамки?
— В том ящике.
Руджеро вынул какие-то вещи и передал Полли, которая ловко переодела Мэтти.
— Почему бы тебе не помочь? — спросила она.
Он мотнул головой.
— Еще не хватало чужаку принимать в этом участие.
Зато он помог девушке, накрыть ребенка одеяльцем.
Заснул малыш тотчас же, как его маленькая головка коснулась подушки.
— Ну вот, теперь все отлично, — проговорил Руджеро, с умилением гладя на сына.
— Он всегда такой милый, — отозвалась Полли. — Просто он вспомнил мамочку. Он скучает по ней. Только дети так сильно нуждаются в материнской любви.
— Не только дети. Разве ты не помнишь, как орал я? Правда, мне нет прощения, я же не ребенок.
Он любовно коснулся рукой колыбели.
— Возможно, мы с ним поможем друг другу, — задумчиво произнес Руджеро. — Кажется, мы разговариваем на одном языке.
— Я должна была об этом догадаться, — сказала девушка с явным сожалением. — Малыш просто устал. Столько всего нового вокруг!
— А как насчет тебя? — вдруг спросил Руджеро.
— Со мной все в порядке, — автоматически повторила она, как будто уже давно заготовила эту фразу, но слезы опять потекли по ее щекам. — Я не знаю, почему, просто вдруг…
— Это закономерно. Ты слишком долго терпела и справлялась со всем сама, но никто не может всегда быть сильным.
— Но я медсестра. Быть сильной — моя профессиональная обязанность.
— Даже медсестры — всего лишь люди.
— Я привыкла ухаживать за больными и слабыми, — прошептала Полли. — Но, знаешь, когда умирает твой близкий человек и когда это длится месяцами… Я так хотела помочь Фриде, но не смогла. Я ухаживала за ней, облегчала ее страдания, но я так и не принесла никакой пользы. Я не смогла, не смогла…
И вот опять. Волна отчаяния затопила ее, и в этом слепом отчаянии она подошла к стене и стала биться о нее лбом, не зная, что еще делать.
Руджеро тотчас же подскочил к ней, обнял и прижал ее голову к своей груди.
— Выпусти боль, пусть уйдет, не борись, — сказал он.
Она сделала неопределенный жест, словно хотела отстраниться, но он не отпустил ее. Так она прорыдала у него на плече еще несколько минут, и кажется, от этого ей стало намного легче.
Девушка почувствовала, что Руджеро ведет ее к кровати, усаживает и сам садится рядом. Кажется, у нее не осталось никаких сил. Сколько слез она выплакала!
Полли почувствовала, как он прислонился щекой к ее щеке и замер.
— Я хочу, чтобы ты мне все рассказала, — сказал он тихо.
— Но я уже и так рассказала. Мы так много о ней говорили!
— Нет, мы говорили обо мне и моей Сапфире, — грозно сказал Руджеро. — Но мы никогда не говорили о том, что она сделала с тобой, какую боль причинила тебе.
— Это неважно, — словно в лихорадке проговорила она.
— И ты в это веришь? Думаешь, твои страдания ничего не значат? Ты решила, что сама ничего не значишь? Тебе важно выговориться, облегчить душу, иначе ты сойдешь сума. А кто лучше выслушает, чем я?
Полли шмыгнула носом.
— Не прячь больше свои чувства, в этом нет надобности. Расскажи, как ты нашла в себе силы, как ты справлялась? Только не говори больше, мол, ты медсестра, такой ответ меня не устроит.
Слова Руджеро поразили ее в самое сердце, но она молчала. Это была незнакомая для нее территория, и она испытывала ужас. Но Руджеро можно доверять, его глаза не лгут.
— Начинай.
Девушка вздохнула.
— Фрида жила в Йоркшире, в доме, который Джордж называл Рэнли-Мэнор. А я жила на юге Лондона, рядом с больницей, в которой работала. Однажды вечером она появилась у меня на пороге, держа на руках Мэтти. Джордж выгнал ее, узнав, что ребенок не его. Я приютила их. Сначала мы были счастливы. Фрида отлично готовила, я даже стала поправляться: до ее приезда я ела как попало. Потом она сообщила, что у нее возникли некоторые подозрения насчет ее здоровья. Она прошла обследование, и анализы показали: никакое лечение уже не поможет. Мне пришлось ухаживать за ней, но самое худшее было впереди…