ровать, забрать себе.
Статические щелчки переносной рации. Приближаются. Он высовывает голову. Копы! Семенят с дальнего края платформы. Конечно, они его видели. Хотят снять с поезда и оштрафовать. Целых четверо, ремни на животах трясутся. Он отодвигает створку двери вагона и, пригнувшись, забирается внутрь. С тоской ждет хлопка тяжелой ладонью по плечу. Ничего. Он откидывается на прохладный металл двери. Успевает заметить, как копы выбегают за турникеты. Спешат будто на пожар. И все четверо бренчат на бегу: наручники, пушки, дубинки, блокноты, фонарики… что там еще. Кто-то обчистил банк, решает он. Кто-то пошел и обчистил банк.
Он бочком выдирается из закрывшихся было дверей, держа фотокамеру на отлете, чтобы не стукнуть. Двери злобно шипят за спиной. Размашистым, пружинящим шагом — сквозь турникеты и вверх по ступеням. К черту парикмахерскую! Ирвин подождет.
Вызывает Запад
Уже далеко за полночь, лампы дневного света то и дело моргают. Расслабляемся, оторвавшись от работы над графикой. Деннис гоняет софтовый «блю-бокс»[100] через PDP-10, нащупывая подходящие линии.
Сегодня мы висим вчетвером: Деннис, Гарет, Комптон и я. Деннис у нас самый старый, вот-вот тридцатник стукнет. Под настроение мы зовем его Дед: он пару раз уже сгонял во Вьетнам и обратно. Комптон выпускался из Калифорнийского университета в Дэвисе. Гарет, наверное, уже лет десять как программирует. А мне восемнадцать, но все зовут меня Малышом. Я торчу в институте с двенадцати лет.
— Сколько звонков, парни? — спрашивает Комптон.
— Три, — говорит Деннис, будто наша затея ему уже опостылела.
— Двадцать, — говорит Гарет.
— Восемь, — говорю я.
Комптон бросает на меня удивленный взгляд.
— А Малыш-то разговаривает! — поражается он.
И то верно, чаще за меня говорят мои программы.
Так уж заведено — с тех самых пор, как в далеком шестьдесят восьмом я забрался в подвальный этаж института. Я прогуливал школу, обычный сопляк в коротких штанишках и с разбитыми очками на носу. Компьютер выплевывал длинную змею телетайпной ленты, и ребята за пультом разрешили мне посмотреть. А на следующее утро нашли меня спящим на институтском крыльце. «Эй, вы гляньте, это ж Малыш!»
Теперь я сижу здесь битые сутки, каждый божий день, — по правде говоря, я лучший программист, какой у них только есть, это ведь я прописал все патчи для нашего «блю-бокса».
Трубку берут с девятого звонка, и Комптон хлопает меня по плечу, склоняется над микрофоном и мурлычет скороговоркой, чтобы не спугнуть человека на другом конце линии:
— Привет! Только не вешайте трубку, с вами говорит Комптон.
— Что, извините?
— Говорит Комптон, кто на связи?
— Это телефон-автомат.
— Не вешайте трубку.
— Но это телефон-автомат, сэр.
— Кто говорит?
— А какой номер вам нужен?
— Я попал в Нью-Йорк, правильно?
— Послушайте, мне сейчас некогда…
— Вы находитесь вблизи от Всемирного торгового центра?
— Да, приятель, но я…
— Не вешайте трубку.
— Вы, должно быть, ошиблись номером.
Связь оборвана. Комптон тычет в клавиатуру, оживает «быстрый набор», и трубку снимают на тринадцатом звонке.
— Пожалуйста, не вешайте трубку. Я звоню из Калифорнии.
— Чего?
— Вы случайно не стоите рядом с Всемирным торговым центром?
— Поцелуй меня в зад.
Мы слышим сдавленный смех — и трубка падает на рычаг. Комптон пулеметной очередью набирает шесть цифр, ждет.
— Здравствуйте, сэр!
— Да?
— Сэр, вы находитесь в городе Нью-Йорке, в центре?
— А кто говорит?
— Поднимите голову к небу, если вам не трудно.
— Очень смешно, ха-ха.
Линия опять отрубается.
— Здравствуйте, мэм.
— Боюсь, вы набрали неверный номер.
— Алло! Только не вешайте трубку.
— Извините, сэр, но мне нужно спешить.
— Прошу прощения…
— Перезвоните оператору, пожалуйста.
— Да чтоб меня! — говорит Комптон, когда она отключается.
Мы начинаем соображать, не пора ли сворачиваться, чтобы вернуться к прерванным трудам. Сейчас то ли четыре, то ли пять часов утра, скоро вылезет солнце. Думаю, захоти мы, можно было бы разойтись по домам и славно всхрапнуть на подушках, вместо того чтобы каждому завалиться под свой стол, как тут принято. Коробки из пиццерии под головой, спальные мешки вперемешку с проводами.
Но Комптон упрямо жмет клавишу ввода.
Мы сплошь и рядом развлекаемся таким образом: запускаем «блю-бокс», чтобы дозвониться до службы «Набери-Диск» в Лондоне,[101] например, или узнать прогноз погоды у милой девушки в Мельбурне, или послушать «говорящие часы» в Токио, или набрать номер телефонной будки на Шетландских островах — просто хохмы ради, чтобы снять напряг после долгих часов программирования. Мы петляем, заметаем следы, громоздим соединения, направляем и перенаправляем вызовы, чтобы никто не сумел нас накрыть. Проникаем в систему по коду 800,[102] чтобы не пришлось бросать монетку: «Хертц», «Эйвис»,[103] «Сони» и даже армейский вербовочный пункт в Виргинии. Гарет хохотал как безумный: его комиссовали после Вьетнама с определением «4F».[104] Даже Деннис, не снимавший футболку Смерть идет с Запада с той поры, как сам вернулся с войны, веселился на всю катушку.
Как-то ночью нечем было заняться, так что мы взломали базу секретных кодов для срочного доступа к президенту, а потом набрали номер Белого дома. Мы провели звонок через Москву, просто по приколу. Деннис говорит: «У меня срочное сообщение для президента» — и выпаливает кодовую фразу. «Минутку, сэр», — говорит телефонистка. Мы чуть штаны не обмочили. Прошли еще двух операторов, нас вот-вот должны были соединить с самим Никсоном, только Деннис чего-то струхнул и говорит парню: «Передайте президенту, у нас в Пало-Альто кончилась туалетная бумага». От смеха мы едва не полопались, хотя потом еще долго шугались при стуке в дверь. В итоге обратили это в шутку: парень, доставлявший нам пиццу, получил кодовое имя «Секретный агент Номер Один».
Этой ночью Комптон получил сообщение по каналам ARPANET: оно появилось на круглосуточной доске объявлений со ссылкой на Ассошиэйтед Пресс. Сперва мы глазам своим не поверили — что за дела, какой-то парень разгуливает по проволоке над Нью-Йорком? — но затем Комптон связался с оператором, представился электриком, тянущим магистраль телефонных автоматов, и потребовал выдать ему номера будок по соседству со зданиями Всемирного торгового центра. Идет проверка аварийных систем, сказал он. Мы забили номера в машину, протащили по системе и сделали ставки на то, упадет этот крендель или нет. Проще не придумаешь.
Сигналы скачут в компьютере — такой многочастотный писк, будто авангардная пьеса для флейты, — и с девятого звонка кто-то снимает все-таки трубку.
— Э, типа. Алё.
— Вы находитесь рядом со Всемирным торговым центром, сэр?
— Алё! Чё ваще?..
— Это не розыгрыш. Ты рядом со Всемирной Торговлей?
— Да тут просто телефон звонил, чувак. Я просто-просто трубку взял.
Явный нью-йоркский говорок, молодой хрипловатый голос, словно парень только что выкурил одну за другой целую пачку сигарет.
— Понятно, — кивает Комптон, — но тебе видны башни? С того места, где ты сейчас стоишь? Там, наверху, кто-нибудь есть?
— А кто говорит?
— Наверху есть кто-нибудь?
— Да я прямо щас на него гляжу.
— Ты чего делаешь?
— Гляжу на него.
— Обалдеть! Тебе его видно?
— Да я на него смотрю уже двадцать минут, чувак, а то и больше. А ты, это?.. Тут телефон звонил, так я…
— Он его видит!
Комптон в восторге хлопает ладонями по крышке стола, хватает карманный чехол для инструментов и швыряет через весь зал. Его длинные волосы пляшут, скрывая довольное лицо. Гарет танцует жигу у стола с распечатками, а Деннис подскакивает ко мне и, схватив в «стальной зажим», елозит костяшками пальцев мне по затылку, дескать, в принципе, плевать он на все хотел, но рад видеть нас счастливыми, — будто он до сих пор армейский сержант или вроде того.
— Говорил я вам! — орет Комптон.
— А кто звонит-то? — спрашивает неизвестный.
— Обалдеть!
— Да кто, на хрен, звонит?!
— А он все еще на канате?
— Что происходит, ваще? Это чё там, типа прикол?
— Он еще наверху?
— Да он гуляет уже минут двадцать, двадцать пять!
— Просто стоит там?
— Да!
— Он просто стоит? В воздухе?
— Ага, развлекается своей дубиной. Подбрасывает в руках.
— Посередине каната?
— Не, ближе к концу.
— У самого края?
— Да не особо. Довольно близко.
— Ну, на глаз. Пять ярдов? Десять ярдов? Он уверенно стоит?
— Точно приклеенный. А кто хочет знать? Имя у тебя есть?
— Комптон. А твое?
— Хосе.
— Хосе? Клёво. ¿Qué onda, amigo?[105]
— Чего?
— ¿Qué onda, carnal?[106]
— Я не болтаю по-испански, чувак.
Комптон жмет кнопку отключения микрофона и бьет Гарета по плечу:
— Как тебе этот красавец?
— Главное, не упусти его.
— Мне встречались пункты из вопросника SAT,[107] которые были разумнее этого идиота.
— Не дай ему бросить трубку, умник!
Склонившись над пультом, Комптон снова врубает микрофон.
— Ты можешь рассказать, что там творится, Хосе?
— Чё тебе рассказать, чувак?
— Опиши, что происходит.
— Во, блин… Ну, стоит он на верхотуре…
— И что?
— Да ничё. Просто стоит.
— И?
— А ты откуда звонишь, ваще?