И сердце пополам — страница 17 из 41

За несколько дней, думал, всё пройдёт. Ну и, в общем-то, прошло. Иначе Глеб и не стал бы её никуда звать.

Сначала, как вежливый, отправил ей эсэмэску:

«Привет. Позвоню или занята?»

Ответ прилетел спустя несколько минут:

«Привет. Звони»

Глеб старался говорить легко и непринуждённо, но чёрт его знает, как оно там выходило. Опять закопошилось внутри смутное беспокойство. Поэтому он не давал себе ни секунды задуматься, шпарил по накатанной о всяких обыденных вещах: учёба, работа, клиенты с придурью, погода мерзкая, задрало всё. А ты как?

— А я…

Она почему-то задумалась. На том конце повисла пауза, но откуда-то понял, что она обдумывает его дежурный вопрос и свой ответ.

Действительно, странная какая. Ну кто всерьёз задумывается над таким? Это ж формальность, дань вежливости, даже нет, просто связка для поддержания разговора. И ответы тут очевидны: нормально, хорошо, обычно, ну и всё в таком духе. Никто, спрашивая, как дела, не ждёт подробного недельного отчёта, а уж рефлексии — так тем более. Глеб, понятно, тоже не ждал.

— …даже не знаю, как я, — наконец сообщила она. — Сейчас я очень рада, что ты позвонил. Я почему-то думала, что ты больше никогда не позвонишь. Мне даже стало казаться, что ничего не было. Что я сама всё нафантазировала. Представляешь? Ну или приснилось. Наверное, потому что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой… А потом я поняла, что у тебя нет моего номера и испугалась. Как же ты его нашёл?

— Так я… у нашего оператора спросил. Помнишь, ты звонила? Ну вот.

— Ты спросил…? Я и не думала…

— А что ты делаешь послезавтра? — прервал её Глеб, опасаясь новых излияний.

— Послезавтра? До трёх я учусь, а потом… домой, как обычно.

— Может, встретимся?

— О… давай, конечно, давай. А где? И куда пойдём?

— Я хочу тебя позвать с собой. На днюху к моему другу. К нам в общагу. Пойдёшь?

Она снова замолкла на несколько секунд, потом спросила:

— А разве это удобно?

— А почему нет?

— Я ведь его не знаю совсем, и он меня.

— Зато я знаю и его, и тебя. Так что всё норм, — заверил Глеб. — Идём?

— Хорошо, — согласилась она и улыбнулась — это он тоже почувствовал. — А что ему подарить?

— Слушай, я тебя не на светский раут зову. Ты оставь эти заморочки: удобно-неудобно, что подарить… Это же просто студенческая гулянка.

— Но у твоего друга ведь день рождения… как без подарка?

— Хорошо, если тебе будет спокойнее, мы уже скинулись, поляна будет общей. А ты просто со мной.

— Поляна?

— Ну, стол, закуски, выпивон-запивон.

— Я тоже что-нибудь подарю, я не могу так, — упиралась Саша, как её Глеб ни отговаривал.

— Ну, ладно, — сдался он. — Слушай, а нарисуй его портрет. Можешь с фотки? Я сейчас скину.

— Могу, конечно. А ему понравится? — усомнилась она.

— Ещё бы! Он умрёт от счастья. Особенно если это будет шарж. Просто он такой юморист… в общем, ему понравится. И чем покарикатуристей, тем лучше, поверь.


‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

= 26

Саша ещё несколько секунд смотрела на телефон, не веря в произошедшее. Глеб ей позвонил! И не просто позвонил, а захотел встретиться! Позвал к другу на день рождения. В это просто невозможно поверить!

За минувшую неделю она пережила всю гамму чувств от эйфории до полнейшей апатии и тоски.

Когда вернулась после той прогулки домой сама не своя, очень старалась казаться обычной. Изо всех сил пыталась держать в себе рвущееся наружу ликование.

Хорошо ещё, мать на работе задержалась, иначе бы замучила расспросами, где была, куда ходила и с кем. Она и так во время ужина поглядывала с недоумением, потом полюбопытствовала:

— Ты сегодня какая-то не такая. Что-то произошло?

Саша покачала головой, неумолимо краснея. А на лице сама собой расплылась непослушная дурацкая улыбка.

— Ничего. Что могло со мной произойти?

— Не знаю… Но я тебя первый раз такой вижу. Ты прямо вся светишься. Тебя Карен Саркисович похвалил?

— Нет, мам, просто хорошее настроение.

Карен Саркисович, между прочим, разнёс в тот день её работу в пух и прах. Она даже всплакнула в уборной училища, и был порыв всё бросить.

А потом они встретились с Глебом, и Карен напрочь вылетел из головы, а его обидные слова больше не ранили. Даже если б он назвал её беспросветной бездарью, она бы, наверное, не огорчилась.

Саша чувствовала себя всепоглощающе счастливой. Просто шалела от распиравших эмоций, так что кровь стучала в висках. Вспоминала раз за разом минувший день, смакуя каждое мгновение. Вспоминала, как он посмотрел, как улыбнулся, что сказал. Рисовала его губы, глаза и руки. А ночью, уткнувшись пылающим лицом в подушку, фантазировала всякое. Ни минуты не спала, а встала утром как огурчик.

И на другой день в училище буквально порхала. Вглядывалась в лица сокурсников, тех самых, которых всегда сторонилась, и неожиданно находила их интересными.

В коридоре на перемене столкнулась нос к носу с Алиной Какоуровой. Та не преминула напомнить подружкам, что не выносит Фурцеву. На что Саша благодушно ей улыбнулась и сообщила:

— А вот мне ты наоборот нравишься.

И в тот момент это была чистая правда. Ей нравились и Алина, и её подружки, и толстый, прыщавый парень-одногруппник с сальными волосами, и Карен, и уборщица-скандалистка, и вообще весь мир. Алина растерялась, сморгнула и не нашлась, что сказать.

К вечеру восторг стал понемногу утихать. Было интересно, что Глеб делает прямо сейчас, думает ли о ней хоть немножко.

А ещё он обещал позвонить. Потом. А потом — это когда? Сколько нужно ждать?

Саша даже в сети искала ответ на волнующий вопрос, но сплошь натыкалась на статьи о том, почему мужчина обещал позвонить и не звонит. Все статьи прочитала, но толком не поняла — почему. И что делать — тоже не знала. Хотя что тут делать? Только ждать.

Она и ждала день, два, три. Телефон из рук практически не выпускала. Даже спать ложилась — пристраивала рядом на подушку.

С каждым днём надежда таяла. Саша места себе не находила. Не знала, чем себя занять в ожидании. Ничего не хотелось, ничто не интересовало. Как в пучину её затягивала тоска.

Мать теперь тревожилась: почему не ест ничего, почему ходит как в воду опущенная. Саша из последних сил выдавливала из себя улыбку, лепетала что-то про усталость, а ночью опять лежала без сна. Глядя в потолок, терзалась: почему не звонит? Всё ведь хорошо было. Или она что-то сделала не так? Или ляпнула не то? Наверняка! Но он ведь обещал…

Саша бы сама ему позвонила, знала б только его номер. А потом её осенило — так ведь и он не знает. Хотя это слабое утешение. Он мог бы найти её в училище, если б захотел. Значит, не хочет. Или не может? А вдруг с ним что-нибудь случилось? Заболел или…

Тревожные мысли разрывали голову. Саша то находила уйму оправданий затянувшемуся молчанию Глеба, то с убийственной обречённостью говорила себе: «Ты, Фурцева, ему просто неинтересна. Он и думать про тебя забыл».

К концу недели, когда она утвердилась в последнем, телефон вдруг ожил. Коротко пиликнул рингтон и так внезапно, что Саша вздрогнула.

На экране высветился неизвестный номер и конвертик. Боясь даже надеяться, она открыла сообщение и чуть не взвизгнула от нахлынувшего восторга. Глеб! Наконец!

То, что это Глеб, она нисколько не сомневалась. Кто ж ещё? Сообщения ей приходили только от мамы, дяди и Билайна.

Она попыталась успокоиться, унять трепет в сердце прежде, чем ответить. А всё равно и руки дрожали, и голос срывался. А после их разговора она принялась, напевая, вальсировать по комнате с плюшевым медведем.

В этот момент её и застала мать. Пришла с работы и даже, оказывается, звала её несколько раз, но Саша не слышала.

Саша застыла с медведем в вытянутых руках, затем, смутившись, присела на кровать, чувствуя, что от маминых вопросов не отвертеться. Тем более мать, как знала, сразу спросила в лоб:

— Кто он?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Саша закусила нижнюю губу, но, не выдержав, разулыбалась.

— Он… — мечтательно вздохнула она. — Он — самый лучший. Умный, добрый, красивый, заботливый и хорошо воспитан. Мама, ну что ты хмуришься? Сама же всё время хотела, чтобы я с кем-нибудь познакомилась! Чем ты сейчас недовольна?

— Я довольна, довольна, — поспешила улыбнуться мать. — Просто немного страшно за тебя. Так не хочу, чтобы ты страдала потом.

— Мама, он не такой!

— Все они не такие.

— Ты просто обожглась сама и думаешь, что все, как мой отец. Но он правда не такой! Он очень-очень хороший.

— А имя у хорошего есть? И чем он занимается? И вообще, когда вы успели познакомиться?

— Имя у него тоже хорошее — Глеб. Он работает. В ресторане. Курьером. Помнишь, я пиццу заказывала? Вот это он её привёз. Так мы и познакомились, а потом случайно на улице встретились.

— Курьер? Умный и курьер?

— Мама, не будь снобом! — рассердилась Саша. — Он — мой ровесник. Кем он, по-твоему, должен быть? Профессором?

— Да я ничего, — сдалась мать. — Лучше курьер, чем бездельник.

Можно было сказать ей, что он учится в универе, но не хотелось. Она бы сразу стала выяснить, кто он такой, что из себя представляет, справки наводить, прощупывать — это в её духе. А Саше совершенно не хотелось, чтобы её Глеба прощупывали. Так что пусть в глазах матери он пока останется просто курьером.

— Мам, а он меня на свидание позвал. Послезавтра, — со счастливой улыбкой сообщила она. — А я не знаю, что надеть…

Мать вдруг тоже улыбнулась, очень искренне, подсела к ней, взяла за руку.

— А давай завтра отправимся в торговый центр? Выберем тебе какой-нибудь наряд? Ты же у меня такая хорошенькая, а купим тебе красивое платье — так твой кавалер глаз от тебя не оторвёт!