ду.
Надо рассказать всё самому. Ладно, пусть не всё от и до, но главное она должна услышать от него. Чтобы потом не оправдываться. И не кусать локти, потому что оправдания есть оправдания — им и доверия никакого.
Глеб уже проводил Сашу почти до дома, но так и не смог решиться. И, может быть, так ничего и не сказал бы, если б она сама не завела разговор:
— Я, наверное, лезу не в своё дело, но ты точно чем-то расстроен. Я же вижу. Причём до того, как мы зашли в кафе, всё было нормально, а вот потом… Такое ощущение, что ты кого-то встретил. Того, кого не хотел встречать…
Глеб невесело усмехнулся.
— Ничего-то от тебя не утаишь. Саш, послушай, то, что я тебе скажу, может тебе не понравиться.
— Не представляю, что такого ужасного ты можешь сказать. В любом случае, это лучше, чем недоверие.
Они завернули на детскую площадку, сейчас пустынную, присели на одну из лавочек. Но Глеб рассказывать не спешил. Довольно долго он молчал, потом заговорил:
— Ну да, встретил там одну… Оксану. Григорьеву. У нас с ней до тебя были отношения. Ничего особо серьёзного. Честно. У неё вообще жених есть.
— У неё есть жених, и ты это знал? И встречался с ней? — удивилась Саша.
— Ну да.
— И тебе не было противно?
— Не было. Что тут противного? — не понял Глеб, но решил не уточнять, покачал головой: — Да это тут вообще ни при чём. Мы с ней расстались пару месяцев назад. Тихо-мирно разбежались и всё. Но сегодня она посмотрела так, будто убить готова. И меня, и тебя.
— Тихо-мирно и готова убить?
— Да я сам не понял, с чего она вдруг так злобно на нас уставилась. Но дело в том, что Оксана работает вместе с твоей матерью. На одной кафедре.
— Да? Хотя — да, припоминаю, там есть какая-то Оксана.
— Ну вот, наверное, она. В общем, когда мы ещё с ней встречались, она узнала про мои проблемы с… Анной Борисовной и предложила поговорить… слово замолвить. Если честно, я даже ей сказал, что не нужно. И считал, что на этом вопрос закрыт. Но сейчас думаю, Оксана всё-таки поговорила. Точно не знаю, потому что мы почти сразу расстались. Но Анна Борисовна заявила мне тогда, мол, кого ещё пошлёшь за себя просить, ну или что-то в этом духе. Я не сразу даже понял, о чём она. А теперь понимаю.
— А я что-то не очень, — призналась Саша. — Ну, кроме того, что у тебя был роман с преподавательницей.
Саша старалась выглядеть спокойной, но голос выдавал её волнение. Глеб и сам нервничал.
— Да ну какой там роман? Говорю же — ничего серьёзного. И это ведь до тебя было.
— Я понимаю. И я не осуждаю. Я не понимаю, почему ты так из-за этого встревожился.
— Да потому что Оксана может запросто рассказать твоей матери, что видела нас.
— И что с того?
— Ты прости, но твоя мать меня ненавидит. Я же тебе рассказывал про наш конфликт. Она ведь будет против наших отношений. Даже не сомневайся. Ещё и скажет, что я с тобой из-за этого… экзамена.
— А ты со мной из-за экзамена? — полушутливо полувсерьёз спросила Саша.
Глеб сглотнул тяжёлый ком. Кровь прихлынула к лицу, застучала в висках. В груди неприятно заныло.
— Ну нет, конечно, — выдавил он сипло и тут же добавил громче и увереннее: — Конечно, нет!
— Ну так о чем беспокоиться? Маме, может, ты и не нравишься, но главное — ты нравишься мне.
— Так она тебе скажет: не встречайся с этим гадом. Запретит ведь…
— А я скажу: буду встречаться с этим гадом и всё тут, — неожиданно развеселилась Саша.
— Да ты бунтарка, — усмехнулся Глеб. Ему всё ещё было не по себе, но первоначальная тревога постепенно отпускала.
— Ещё какая!
Глеб обнял её за плечи. Как хотелось верить, что так всё и будет. Что ни Оксана, ни старшая Фурцева, ни кто-либо ещё им не помешает.
= 42
Как же не хотелось прощаться! Как не хотелось расставаться даже на день, а тем более на два. Но завтра Глеб работал…
— Во вторник я заеду к тебе в училище, — пообещал он, целуя напоследок.
Эти прощальные поцелуи всегда были какие-то горько-сладкие.
Саша ждала, когда Глеб спустится, когда за ним захлопнется подъездная дверь, и только тогда достала из сумки ключи.
Стараясь не шуметь, аккуратно отомкнула замок и шагнула в прихожую. И вздрогнула от неожиданности — в полутьме безмолвно и неподвижно сидела на банкетке рядом с дверью мать.
— Мам! Ты чего тут сидишь? Напугала меня!
Но мать пропустила её упрёк мимо ушей. Она цепко следила за каждым её движением так, что Саше сделалось не по себе.
— Да что случилось-то, мам?
Наконец мать отозвалась:
— Саша, у меня к тебе очень серьёзный разговор.
Саша тотчас скисла. Неужто Глеб был прав и та Оксана, мамина коллега, уже успела рассказать про них? На самом деле, когда он об этом говорил, ей и не верилось в такое.
Ну это же глупо — докладывать матери, что её совершеннолетняя дочь гуляет с парнем. Причём не с каким-нибудь маргиналом, а очень даже классным парнем, а двойка по культурологии — это вообще ерунда.
Нет, это просто смешно! Саша взглянула на мать: неужели всё-таки…?
Та выглядела очень решительной, серьёзной, даже скорбной. Тяжело и шумно выдохнув, она поднялась и прошла на кухню. Саша последовала за ней. Почему-то так у них повелось, что все серьёзные разговоры велись за кухонным столом.
— Ты есть хочешь? — спросила мать неожиданно.
— Нет, — мотнула головой Саша, — мы в кафе перекусили.
— Мы — это, я так понимаю, ты и Глеб?
— Ну да.
— А где вообще вы были? — полюбопытствовала мать, на мгновение оживившись.
— Ну так… гуляли по городу. Вот в кафе посидели. В кино ходили. В Сильвермолле.
На этом лицо её дёрнулось, как от нервного тика, и застыло слегка перекошенным. Саша недоумевала — что с ней? Она так отреагировала, будто Саша ей что-то гадкое поведала.
— Вот про Глеба я и хочу поговорить, — глухо сообщила мать. — Ты хорошо его знаешь?
— Даже очень, — подобралась Саша.
— Вряд ли. Саша, я боюсь, что он тебя обманывает. Ты многое про него не знаешь. Это нехороший человек. Поверь мне.
— Ты ошибаешься, мама.
— Я понимаю, как тебе хочется верить ему. Ты влюблена и идеализируешь его. Да и он наверняка показывает себя пока ещё с лучшей стороны. Но он тебя обманывает. Он — обычный подлый прохиндей, который не гнушается ничем для достижения своих целей. Я знаю, что говорю.
— Каких целей? Чем не гнушается? Мама, ты о чём вообще?
— Послушай меня, Сашенька, не перебивай, просто выслушай. Тебе будет, конечно, больно, и мне от этого ещё во сто крат больнее, но лучше узнать правду сейчас, когда не случилось ничего непоправимого. Твой Глеб тебя попросту использует. Я не знаю, каким образом он подстроил ваше первое знакомство, но уверена, всё это не случайно.
— Да он пиццу привёз по ошибке! — воскликнула Саша и лишь затем вспомнила, что прежде говорила, будто заказала сама. Ну и плевать, какая разница?
— По ошибке? — тут же ухватилась мать. — Это он так сказал?
— Мама, он действительно работает курьером в ресторане Фокс-пицца. Оператор просто перепутал адреса, и Глеб привёз заказ нам. Я тогда перезванивала им. Это всё правда.
— Какая ты наивная! Может, он и работает курьером, в чём я, кстати, тоже не уверена, но даже если… то сомневаюсь, что кто-то там перепутал адреса. Он намеренно сюда явился. А знаешь зачем?
— Твоя подозрительность переходит все границы. Это уже какая-то мания — видеть в каждом подлеца. Это ненормально, мама!
Мать начала выходить из себя.
— Да что бы ты понимала! Ты слепо веришь тому, кого знать не знаешь. Этот твой Глеб — подонок. Циничный, наглый и расчётливый подонок. Уж не знаю, чем он тебя очаровал, но цель у него одна — получить экзамен. Он тебе говорил, что учится в нашем университете?
— Говорил, конечно! На истфаке, на третьем курсе. И про экзамен говорил, и про ваш конфликт. Почти сразу он мне всё это рассказал.
Мать, сбитая с толку, несколько секунд молчала, растерянно моргая. Потом, нахмурившись, уточнила:
— И? Просто рассказал и всё? Или просил о чём-нибудь?
— Нет, мама, не просил ни о чём.
Мать, упрямо поджав губы, покачала головой:
— Ну, это ничего не значит, ещё попросит. Вот увидишь.
— Что ж ему мешало сделать это раньше?
— Возможно, считал, что пока ты недостаточно к нему привязана. Или удобный повод поджидает.
— Мама! Да перестань ты! Он не такой!
— Этот твой не такой, чтоб ты знала, сначала пытался всячески обаять меня, преследовал, подарками пытался подкупить. Когда ничего не вышло, стал окучивать мою коллегу, домогался к ней и заодно подбивал её, чтобы она за него попросила. Когда и та отказалась, взялся за тебя.
— Уж не та ли это коллега тебе сегодня про нас рассказала? Оксана, да?
— Допустим.
— А ты в курсе, что эта коллега при живом женихе крутила с Глебом роман? А потом они расстались.
— Какие глупости! Какая мерзость! Это он такое насочинял?
— Всё, мама, — устала произнесла Саша, поднимаясь из-за стола, — я больше не хочу про это говорить. И слушать про Глеба всякие гадости тоже не хочу.
— Саша, — мать поймала её за руку, — я тебя прошу, я тебя умоляю! Не встречайся с ним больше. Если не хочешь потом страдать, прекрати всё сейчас.
Лицо матери исказила неподдельная боль, и Саше в этот момент действительно стало её жаль, но то, что она просила — было чересчур.
— Нет! Ты не можешь этого просить. Ты не имеешь права. И я не собираюсь с ним расставаться только потому, что у тебя с моим отцом… закончилось всё плохо, — выпалила Саша и тут же устыдилась собственных жестоких слов.
Мать, конечно, зациклена, перегибает палку и постоянно вмешивается в её жизнь. Её забота душит. Её опека как кандалы. Но она ведь её любит больше жизни и сейчас действительно страдает.