– Я заблудились по пути на политическую теорию и так испугались, что опоздаю, что просто не пришли, – тихо признается Тиш. – Я пропустили уже три урока. Надеюсь, что никто не заметит.
– Хорошо, хорошо. Твоя взяла. Я здесь единственный, кто справится, и мне придется заканчивать школу в одиночку. – Десмонд подносит кружку к губам и делает большой глоток. – М-м-м. Хорошее. Очень хорошее.
– У тебя усы из пены, – ухмыляюсь я и делаю глоток из своего.
Он ударяет меня, как ураган. Я заказала напиток, не задумываясь об этом, просто повторив за Фил. Но этот аромат. Малиновый херес. Сладкий и терпкий, но все равно крепкий, ожог со вкусом лета. Это мгновенно возвращает меня назад. В то пшеничное поле. В ту влажную ночь. Когда голова Серы лежала у меня на коленях. То, как она улыбалась. То, как смеялась.
То, как выглядело ее тело в поместье фон Клейра под этим пылающим лучом, то, как она задыхалась и рыдала при приближении пламени.
Черт. Черт. Я дергаюсь назад, как будто ужаленная, и весь стол дребезжит.
– Алайна? – говорит Фил. – С тобой все хорошо?
– Все в порядке, – выдыхаю я, хотя на самом деле я не в порядке, совсем нет. Мои глаза горят, а сердце, кажется, сжимается само по себе, и я задыхаюсь. Есть воспоминания, к которым я просто не могу вернуться. Воспоминания, которые стоит похоронить, воспоминания, которые стоит запечатать в камне и отправить дрейфовать в самые темные глубины моего подсознания. Это одно из них, самое худшее, и теперь я думаю о ней. Я думаю о той ночи, той ужасной ночи, ночи, когда все пошло не так.
– Я слишком быстро опьянела, – говорю я, неуклюже поднимаясь со стула. – Подавилась. Не в то горло попало. Мне нужно в уборную. – Остальные смотрят на меня в замешательстве, но лучше пусть они думают, что я какая-то салага, которая не умеет пить херес, чем узнают правду.
Я бреду в сторону уборной, но в баре слишком шумно, слишком хаотично. Музыканты достигают лихорадочной кульминации, а толпа окружает меня. Я толкаюсь вперед и в итоге врезаюсь прямо в спину крепкого парня. Он с визгом отшатывается вперед, поворачивается, и я вижу карие глаза-бусинки, уставившиеся на меня поверх замшелой бороды. Конечно.
– Девинтер! – кричит Дин Вейл, и я вижу, что он пролил пиво на свою рубашку. – Ты гребаная зараза, ты это знаешь?
– Извини, – заикаясь, бормочу я, но меня все еще передергивает, пульс все еще учащен, а тело пылает от возбуждения. Конфронтация – это последнее, что мне сейчас нужно.
Дин отшатывается, держа в руке полупустую кружку, его широкие ноздри раздуваются. Его щеки покраснели, глаза стали стеклянными. Он уже пьян, сильно пьян, что удивительно, учитывая, что стемнело всего час назад.
– Ты испортила мою рубашку! – кричит он, и теперь головы поворачиваются в нашу сторону, все больше людей смотрят на меня, что мне совсем не нужно, с чем я не в состоянии справиться. Мне нужно побыть одной. Мне нужно собраться с мыслями. Я пытаюсь уйти, но Дин хватает меня за плечо и толкает обратно, и теперь все становится действительно плохо, потому что мои инстинкты срабатывают, инстинкты, выкованные на спарринг-поединках Ревенантов. Мое тело кричит, оно готово драться, руки сжимаются в кулаки, зрение вспыхивает красным. И я борюсь с этим, потому что Алайна не сделала бы этого, не схватила бы его за затылок и не разбила бы его лицо о балку, но я проигрываю эту битву, и рано или поздно Алка возьмет контроль в свои руки.
– А теперь давайте все просто успокоимся, – говорит кроткий голос. Это Джаспер, тот самый застенчивый парень из Нетро с огромными очками, которого я встретила в первый вечер. – Мы все здесь Волшебники, правда? Мы…
Но прежде чем он успевает закончить, Дин толкает его, и Джаспер падает назад, тяжело ударяясь об пол. Вокруг нас собирается толпа, зеваки и подстрекатели, кричащие, указывающие и смеющиеся. Это только придает Дину смелости. Он поворачивается вокруг, впитывая внимание с невыносимо самодовольной ухмылкой.
– Тебе нравится проливать пиво на людей, да? – насмехается он. – Ну в эту игру могут играть двое! – Он поднимает свой бокал, пиво выплескивается, и я морщусь, потому что знаю, что, как только оно коснется моего лица, я сорвусь, и тогда все кончено.
Но этого не случается, потому что на его запястье оказывается рука, удерживающая его. Он оборачивается и видит возвышающегося над ним принца Талина, чье тело расслаблено, но глаза горят от напряжения.
– Нет, – говорит ему спокойным и железным голосом Талин. – Мы так себя не ведем.
Дин вырывается, кружка вылетает у него из рук.
– Руки прочь от меня! – рычит он, и это, по-видимому, стало последней каплей, потому что он разворачивается и с размаху пытается ударить Талина по лицу.
Талин небрежно уклоняется, кренясь в сторону с невероятной скоростью, выражение его лица спокойное, даже задумчивое. Дин проносится мимо него, затем разворачивается и замахивается снова, и снова, и снова. Толпа кричит и беснуется, когда Талин уклоняется, практически танцуя, скользя на ногах. Он делает это без усилий, но я вижу мастерство, точность в каждом движении. На нем фиолетовая рубашка без рукавов, шелковая и свободная, и я вижу, как напрягаются и расслабляются мышцы его плеч, вижу, как его глаза следят и предвосхищают каждый удар Дина. Талин не просто какой-то избалованный сладкоголосый принц. Он тренированный боец.
На девятый раз у него получается, кулак Дина слегка задевает щеку Талина. Толпа ревет, и Дин издает торжествующий вопль. Талин тоже улыбается, а затем мелькает темное пятно, когда его кулак вылетает вперед в жестком ударе так быстро, что даже я едва могу разглядеть, словно атакующий ястреб. Раздается влажный хруст, и Дин падает на спину, хватаясь за лицо, а сквозь его пальцы течет кровь.
– Ты сломал мне нос! – бормочет он, а Талин просто пожимает плечами.
Но Дину стоит отдать должное. Он не из тех, кто сдается. С первобытным воем он хватает стул и, подняв его над головой, бросается прямо на Талина, в то время как тот откидывается назад, готовясь увернуться.
– Стоп! – раздается голос, и, что удивительно, Дин повинуется, замирая на месте, как будто резко обледенел.
Толпа мгновенно замолкает. Все головы поворачиваются в дальний конец комнаты, к диванчику, на котором сидит Мариус, все еще обнимая Викторию, наблюдая за происходящим.
– Серьезно, Дин, – говорит он. – Достаточно.
Дин слушается, роняя стул.
– Он сломал мне нос, Мариус! – тычет он окровавленной рукой в Талина. – Он сломал мой чертов нос!
Со вздохом Мариус поднимается, отходя от дивана. Виктория бросает на него раздраженный взгляд, затем достает книгу и начинает читать. Мариус шагает к нам, и я отхожу, в надежде протиснуться в толпу и избежать дальнейшего вмешательства.
– Ну, ну, Дин, – говорит он, его голос кажется успокаивающим, но в нем слышится скрытая угроза. – Ты пытался ударить его.
– Но… он… – Дин брызжет слюной, кровь все еще течет по его лицу. – Мариус, ты сейчас серьезно?
Мариус кладет руку на плечо Дина.
– Что серьезно, так это наставление моего отца о том, чтобы к принцу здесь относились с максимальным гостеприимством, чтобы обеспечить прочные дипломатические отношения между нашими великими народами. И я не знаю, как ты, Дин, но я не думаю, что удар стулом ему по голове действительно этому поспособствует.
– Стул никогда бы не коснулся меня, – говорит Талин. – Просто уточняю.
Мариус игнорирует его, просто сильнее сжимая плечо Дина.
– А, Дин? Я думаю, ты должен извиниться перед нашим гостем.
– Прости, – говорит Дин сквозь стиснутые зубы. Даже пьяный в стельку и полный адреналина, он помнит, кто его начальник. – Этого больше не повторится.
– Если это повторится, ты так просто не отделаешься. – Талин берет с барной стойки матерчатое полотенце и вытирает им костяшки пальцев.
– Что ж. Думаю, с меня хватит вашего маровианского гостеприимства. Если никто не возражает, я вернусь в кампус. – Он делает паузу, и через толпу его глаза находят мои. – Леди Девинтер. Не составите мне компанию?
Я глубоко сглатываю. Одно я знаю точно: мне нужно найти выход из этой ситуации, и Талин только что предложил мне его. Я поворачиваюсь к столику своих друзей, чтобы убедиться, что все в порядке. Челюсть Десмонда широко отвисла, глаза Тиш стали большими, как блюдца, а Фил так активно кивает, что ее голова, кажется, вот-вот оторвется. «Иди», – читаю по ее губам.
– Да. Составлю, – отвечаю я. Талин подает мне руку, я беру ее, и мы выходим вместе.
Я бросаю последний взгляд через плечо на Дина, сгорбившегося и задыхающегося от ярости, Мариуса, изучающего меня, нахмурив брови, и на толпу, которая только охает и ахает. Залечь на дно, возможно, больше не вариант. Возможно, пришло время для Алайны Девинтер проявить смелость.
Ночной воздух бодрит, приятная перемена после изнуряющей жаркой таверны. Мы идем по деревенской площади бок о бок и не произносим ни слова, пока не оказываемся за пределами слышимости, одни на тропе. С каждым шагом я чувствую, как мое сердце замедляется, чувствую, как паника и гнев исчезают. Наконец, когда мы углубляемся в лес, я поворачиваюсь к нему.
– Спасибо за помощь в таверне. Мой вечер был достаточно плох и без того, чтобы промокнуть в пиве.
Талин смотрит на меня сверху вниз с тихим смешком.
– Я не беспокоился о пиве. Я беспокоился о тебе. Видел выражение твоих глаз. Ты была готова убить его. – Я разглядываю изгиб его длинной худой шеи в мягком лунном свете, мельчайшие следы щетины на подбородке. – Честно говоря, скорее всего, я все равно в конце концов ударил бы этого парня. – Он опускает взгляд на костяшки пальцев, которые все еще покрыты пятнами крови. – Отец велел мне вести себя хорошо и заводить друзей. Но я сомневаюсь, что это относится к крикливым хулиганам.
Что я могу сказать? Он мне нравится.
– Ну, в любом случае Дин из ордена твоих соперников. Думаю, вы и должны быть врагами. Ты заводишь друзей в ордене Явелло?