Пока мы спускаемся по лестнице и выходим на поле, все молчат, но я вижу, что нервы у всех на пределе. Судья в его лязгающих металлических доспехах пристегивает к нам тяжелые набитые нагрудники и толстые кожаные шлемы, выкрашенные в черный цвет ордена Нетро. Наши локусы лежат в набедренных ножнах, и у каждого также есть небольшая кожаная сумка на поясе для хранения самоцветов на случай, если получится их заполучить. Я чувствую на себе взгляды толпы, все смотрят, а некоторые даже освистывают, скандируя: «Всего одно очко!» Лицо Фил мрачнеет, но я не против. Пускай недооценивают нас.
Наш форт ждет нас на краю арены. Это однокомнатное строение из каменного кирпича, похожее на миниатюрный замок из книжки с картинками, вплоть до зубчатых парапетов на крыше. Оно почти до смешного старомодно, но в Балитесте традиции превыше всего. Внутри пусто, если не считать лестницы на крышу и самого впечатляющего сундука, который я когда-либо видела. Он сделан из холодной твердой стали, с огромными болтами, удерживающими его закрытым, и широкой плоской пластиной, похожей на ту, что я вырезала в тренировочном зале наверху. Десмонд подходит и прижимает руку к пластине. Ощущается мягкий импульс магии, и она со свистом открывается. Я читала об этих сундуках в исследованиях, о том, как они используют дюжину сложных, переплетенных глифов, чтобы гарантировать, что только члены команды могут их открыть.
Десмонд лезет в сундук и достает единственный самоцвет. Он прекрасен, как ярко-голубая слеза, гладкий, как стекло. Он вертит его в руке, тихо присвистывая.
– Одно очко. Неплохо. Если мы все сделаем правильно, то, возможно, нам действительно удастся занять четвертое место.
– Мне все равно, – говорит Фил. Мы все нелепо выглядим в этом снаряжении, но особенно она – ее шлем в два раза больше ее головы. – Мои родители будут гордиться уже тем, что я вообще играла в эту игру.
– Мы не останемся четвертыми, – говорю я, и все поворачиваются ко мне. Снаружи раздается гудок. Десять минут до начала матча. Мне придется говорить быстро. – Играем на победу.
– Не думаю, что это возможно с математической точки зрения, – отвечает Фил.
– Ну, точнее, не с математической, а практической точки зрения, – поясняет Десмонд, что не особо помогает.
– О чем ты говоришь, Алайна? – спрашивает Тиш.
Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь изобразить самую уверенную улыбку.
– Я капитан команды, верно? Что ж, у меня есть план.
Я рассказываю им о своем плане и наблюдаю, как на их лицах отражаются шок и недоверие. Я обдумывала, не сказать ли им об этом раньше, но решила этого не делать. Отчасти для того, чтобы исключить риск утечки информации в другие команды. Но, что более важно, мне нужно застать их врасплох, позволить давлению тикающих часов подтолкнуть их к чему-то опрометчивому. Если я дам им время все обдумать, по крайней мере один из них откажется. А мне нужно, чтобы все были в деле.
Когда я заканчиваю говорить, Десмонд смотрит на меня, разинув рот от ужаса.
– Нет. Абсолютно нет. Это должно быть против правил.
– Это не так. Я навела справки. В этом нет ничего особенного. И вы знаете главный принцип Балитесты. Все, что не запрещено, разрешено.
– Но что, если ты ошибаешься? – спрашивает Фил. – У нас могут быть большие неприятности.
– Если я ошибаюсь, возьму все на себя. Можешь сказать, что я заставила тебя это сделать. – Она не ведется на это, и Десмонд тоже. – Давай, Фил. Если я права, мы действительно можем выиграть. Можем доказать, что все в нас ошибались. Можем показать им, насколько мы хороши. – Снаружи раздается гудок, три минуты до старта. – Подумай, как будут гордиться твои родители.
– Это удар ниже пояса, Алайна, – говорит Фил, но я вижу, что она сломалась. Она прикусывает губу так сильно, что мне кажется, что сейчас проступит кровь, а затем наконец смиренно качает головой. – Ладно, хорошо. Поехали.
– Черт возьми, да! – кричит Зигмунд, хотя из-за его акцента это звучит как «джа». – Вот это я понимаю!
– Я тоже в деле, – говорит Тиш. – Хороший план. Надо довести его до конца.
Мы все поворачиваемся, чтобы взглянуть на Десмонда, который бледнее, чем я когда-либо видела.
– То, о чем ты говоришь… если мы справимся… мы наживем кучу врагов из Авангарда. Все окружение Мариуса Мэдисона. Ты понимаешь, почему это для меня проблема, да? Или ты забыла, что мой отец сенатор в партии Грандмастера Мэдисона? Ваши родители, может, и будут гордиться… Но мои будут в ярости.
Я подозревала, что Десмонда будет труднее всего убедить, поэтому я достаю последнюю карту из рукава.
– Помнишь, что ты сказал мне во время нашего разговора, а, Десмонд? О том, как твой отец не согласился с Мэдисоном, но был слишком робок, чтобы постоять за себя? – Я вижу, как эти слова бьют его, как пощечина, вижу, как сжимается его челюсть при мысли об этом. – Ты хочешь быть таким, как отец? Или хочешь быть мужчиной, которого вырастила Бренна?
Десмонд смотрит вниз, а когда снова поднимает взгляд, его глаза сужены от решимости.
– Хорошо. Я согласен. Но, когда нас всех исключат, я буду винить тебя.
– Вот это мой мальчик, – ухмыляюсь я, и как раз вовремя раздается последний гудок. – Хорошо, занимаем позиции.
С началом игры снаружи раздаются радостные возгласы. Другие команды, должно быть, поспешили в центр, потому что я слышу оглушительные взрывы и треск льда, чувствую, как земля дрожит под ногами. Но наш первый шаг состоит в том, чтобы залечь на дно. Я киваю Тиш, нашему лучшему Волшебнику, чтобы они приступали к выполнению плана, и они делают глубокий вдох, прежде чем повернуться к дверям и поднять локусы.
– Закройте глаза, – говорю я остальным.
Я остаюсь в Реальности, поэтому не вижу, как они вырезают глиф. Я лишь вижу, как они на секунду поднимают руки вверх, а в следующую раздается оглушительный взрыв горячего белого света, который сотрясает форт и сносит дверь с петель. У меня сильно звенит в ушах, но я все равно слышу смех толпы, потому что что может быть смешнее, чем команда Нетро, взрывающая себя еще до того, как покинет форт? Позади меня остальные припадают к стенам, Десмонд сжимает голову от боли. Я похлопываю Тиш по плечу, и они слегка пожимают ими.
– Извини, если было слишком.
– Было идеально, – говорю я. Снаружи раздается гудок, означающий, что у нас осталась одна минута до начала матча. Самое время, потому что я слышу шаги, громыхающие снаружи, и тяжелый лязг металлических доспехов. Судья. Вот она. Точка невозврата. Я смотрю на остальных, по очереди, и все кивают, даже Десмонд. Мы в деле.
Судья вваливается в комнату. Это грузная женщина, чье лицо скрыто за полированным шлемом.
– Что здесь произошло? – кричит она. – Все в порядке? – Она останавливается в центре комнаты, глядя на всех нас, стоящих без единой царапины. – Это что еще за дела?
Я пинаю ее сзади по ногам так сильно, как только могу. С испуганным вскриком она падает на колени, а затем Зигмунд подходит, обвивает толстый бицепс вокруг ее шеи, прямо под шлемом, и душит, что есть сил. Она издает приглушенное бульканье, размахивает руками, ее ноги брыкаются и дергаются. Фил и Тиш смотрят в ужасе, а Десмонд даже не может смотреть и закрывает глаза руками. Она замахивается, бьет Зигмунда перчаткой по голове, и мне приходится отдергивать ее руку, чтобы не дать ударить снова.
– Засыпай, – шиплю я ей. – Вырубайся. Упрости нам задачу.
– О Боги, нам конец, – говорит Фил, когда судья в последний раз вздрагивает и теряет сознание, а ее голова безвольно падает на плечо. Зигмунд опускает ее, тяжело дыша, и я бросаюсь вперед. Снаружи раздается гудок. Осталось семь минут.
Правила на этот счет предельно ясны. Никакая магия любого рода не может быть применена к судье. Но в них ничего не говорится о старом добром удушающем захвате.
Я проскальзываю вперед, снимая судейский шлем. Он тяжелее, чем я думала, громоздкий и холодный. Тиш и Фил приступают к работе, стаскивая с нее нагрудник, но это оказывается чертовски сложно, куча защелок и пряжек, на расстегивание которых уходит целая вечность. К тому времени, как они снимают его и надевают на меня, у нас остается всего пять минут, а я рассчитывала по меньшей мере на шесть. У нас нет времени на сапоги и пластину для ног, так что мне остается надеяться, что в хаосе никто не обратит на это внимания.
– Хорошо, – говорю я остальным. – Пора выбираться отсюда. Помните, ведите себя как можно приметнее. Шумите, вызывайте побольше путаницы, привлекайте все внимание к себе. – Они выглядят абсолютно напуганными, за исключением Зигмунда, который выглядит восторженным. – Время доказать, что все ошибались на наш счет.
С этими словами мы выбегаем через дверной проем на поле. Остальные резко поворачивают налево к центру арены, но я отрываюсь от них, пробегая по диаметру. Сердце начинает бешено колотиться, ладони становятся липкими, глаза застилает пот, стекающий по лбу в этом тугом, дурацком шлеме. Здесь ужасно громко, какофония визжащей толпы и самого разгара битвы. Уголком глаза я вижу центр арены, где куски земли торчат, как гигантские гвозди, а решетки света взмывают, как плети. Студента, взлетевшего метров на пятнадцать вверх и падающего вниз. Надеюсь, что мои Нетро в порядке, но сейчас я не могу думать о них. Я думаю лишь о том, что мне предстоит.
Это форт, такой же, как и наш, но с развевающимся над головой флагом ордена Авангард – золотым знаменем с белым оленем. У двери стоит крепкая фигура, один из членов команды, оставленный его охранять. Это обычная тактика для лидирующих команд, чтобы другие не напали на них из засады по возвращении из центра. Я рассчитывала на это.
Фигура смотрит в мою сторону, когда я приближаюсь, и я вздрагиваю, когда вижу лицо под кожаным шлемом, узнаю эту замшелую бороду и красноватые запавшие глаза. Дин Вейл. Конечно. Мое лицо полностью закрыто, но на всякий случай я стараюсь говорить как можно более низким и грубым голосом.
– С дороги. Нам нужно осмотреть ваш форт!