Копье ветра проносится мимо меня, с оглушительным грохотом врезаясь в ограждение арены. Столб земли извергается прямо позади, разбрасывая осколки грязи, как картечь. Позади меня раздаются шаги, громкие, яростные и приближающиеся. Хотя я не думаю о них. Я думаю о том гудке, который прозвучит в любую секунду, о гудке, который завершит матч. Если я не вернусь вовремя, значит, все это было напрасно. Я не могу проиграть. Не сейчас, не когда я так близко.
Дверь в форт распахивается, и там стоит Фил, ее лицо перепачкано грязью и, возможно, кровью, черные волосы взлохмачены и растрепаны.
– Алайна! – кричит она, и я хватаю сумку с драгоценными камнями с пояса и бросаю ее, и она рассекает воздух. Едва ее поймав, она бежит в форт, чтобы положить ее в сундук, и это очень вовремя, потому что кто-то хватает меня сзади, пара мускулистых рук обхватывают мою талию и с силой прижимают к траве.
Мое зрение вспыхивает красным, я чувствую вкус крови и только в этот момент осознаю, как мне больно. Каждый мускул в моем теле пылает. Лицо словно обожжено взрывом. Мой затылок пульсирует от удара о парапет, и, конечно же, из-за парня, лежащего на мне, студента, который ударил меня о землю так сильно, что, боюсь, я сломала ребро. Хватая ртом воздух, я поворачиваюсь и вижу его. Мариус Мэдисон.
– Какого черта ты делаешь, Девинтер? – рычит он. Я стреляю в него окровавленной улыбкой, мои глаза дикие от триумфа.
– Побеждаю.
Звучит финальный гудок. Матч закончен.
Судьи обрушиваются на нас, сбрасывают Мариуса с меня, рывком поднимают на ноги и тащат прочь. Повсюду крик, как на трибунах, так и на поле вокруг нас. Профессора пытаются поддерживать порядок, крича что-то о том, что «сейчас все уладят», но их заглушает шум. Мариус смотрит на меня глазами, полными чистейшей ненависти. Позади него, сразу за фортом Авангарда, я вижу пару судей, которые укладывают Дина на носилки. Его рука безвольно свисает вдоль тела, кожа обуглилась, как у жареной курицы. Я не врач, но не думаю, что он в порядке.
Смотритель Тимс хватает меня за плечи и ведет обратно в форт Нетро. Судьи, которую я раздела, тут нет, может, она проснулась, а может, ее унесли. Все остальные из Нетро там, выглядят, как выжившие в великой битве. По щеке Тиш тянется длинный кровавый порез, Десмонд весь в грязи, а Зигмунд прижимает к груди левую руку, которая явно сломана. При виде меня он разражается бурным смехом, а Тиш слегка усмехается.
– Мы сделали это, – говорит Фил, свалившись у сундука. – Мы положили самоцветы. Твой план сработал. Мы действительно выиграли.
– Ничего вы не выиграли, – рычит Тимс. – Ничего, пока судьи не решат, что ваша игра была по правилам. И удачи вам в этом.
Я бы сказала, что он немного предвзят, но, с другой стороны, в конце концов, я задушила одного из его судей. Поэтому я ничего не говорю, когда он захлопывает дверь, запирая нас.
– Что произошло? В форте Авангарда? – спрашивает Тиш. – Мы видели взрыв.
Я прислоняюсь к стене, морщась от того, как все мое тело болит и пульсирует.
– Это был Дин Вейл. То, что от него осталось.
Десмонд практически падает в обморок.
Судьям требуется больше часа, чтобы принять решение, часа, пока мы сидим взаперти в этом форте, часа, который кажется полутора неделями. Приходит медсестра, чтобы перевязать руку Зигмунда. Тиш отрубается от усталости. Десмонд так часто ходит туда-сюда, что вот-вот проделает дыру в полу, пока Фил не успокаивает его, обняв за плечи. Я же в основном просто лежу на земле. Я пребываю в той точке за пределами беспокойства, когда ты просто закрываешь глаза и ждешь неизбежного. Так или иначе, все это не в моей власти.
Дверь распахивается, и снова заходит Тимс.
– Выходите, – рявкает он. – Идите за мной.
Мы, пошатываясь, выходим за ним на свет, и первое, что я замечаю, – тишину. Трибуны все еще переполнены, но все молчат, напряжение до такой степени сильное, что душит. Все остальные участники игры уже вышли на поле, все, кто все еще может стоять, собрались вокруг фортов своих орденов. Тимс подталкивает нас к шеренге остальных десяти Нетро, тем, кто играл в предыдущих двух раундах. Профессор Калфекс стоит впереди группы, и, когда наши глаза встречаются, я не могу считать выражение ее лица. Восхищение? Беспокойство? Недоверие?
Затем все взгляды устремляются вперед, когда появляется директор Абердин, шагающий к платформе на краю поля. Выражение его лица нетрудно прочесть. Он выглядит совершенно взбешенным. Мой живот сжимается в тугой узел. Я не предполагала, что Абердин будет участвовать в вынесении решения. Тревожные мысли прорастают в моем сознании, как сорняки. Что, если я что-то недопоняла в правилах? Что, если судьи пристрастны и им все равно? Что, если они заметят, что плитка движется, и свяжут это со мной? Если судьи вынесут решение против нас, я не просто проиграю игру. Меня исключат.
Директор Абердин откашливается. Когда он говорит, его голос звучит из каждого рожка на арене.
– После тщательного рассмотрения и исчерпывающего анализа судьи вынесли свой вердикт, – говорит он. – Все было по правилам. С общим количеством в одиннадцать очков орден Нетро становится победителем испытания.
Звучит рев такой громкости, какой я в жизни не слышала.
Глава 23Настоящее
Следующие несколько часов проходят как в тумане.
Я помню только несколько разрозненных образов: я на руках учеников Нетро, толпа заполоняет арену, ругань и крики профессоров, жар, гул, свет. Я помню, как мое сердце колотилось до боли в груди, а мир вокруг пульсировал красным и черным от боли, измождения, чувства торжества и облегчения. Помню, как мир окончательно потемнел перед тем, как я рухнула на землю.
Просыпаюсь я в лазарете – длинном белоснежном здании в дальней части кампуса. В жесткой постели, скрытой за вздымающимся белым балдахином. Я не вижу других студентов, но слышу их – других жертв игры в Балитесту. Зал полон стона и воя, нескольких всхлипов и других более устрашающих звуков, прерывистых вздохов и хруста костей. Мою голову покрывает повязка, прижимающая марлю к порезу на затылке, а моя кожа светится мягким зеленым светом. Глиф исцеления. Отлично выполненный, поскольку вся боль отступила, заменившись легким онемением.
– С возвращением, – раздается чей-то голос.
Я оборачиваюсь. Это Талин, сидящий в кресле у основания кровати. На нем все еще форма с игры, его кожа вся в грязи, и он выглядит жестче, чем когда-либо, с растрепанными волосами и длинной раной на лбу.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Ты там сильно упала. – Его губы кривятся в игривой ухмылке. – Если бы ты умирала, то хотел бы быть здесь, держать тебя за руку и слышать последние слова.
– Не дождешься, умирать я точно не собираюсь. – Я сажусь в кровати. В области висков вспыхивает тупая боль, но в остальном я чувствую себя нормально. – Тебе вообще можно быть здесь?
– Нет. – Он пожимает плечами. – Для этого и нужны окна.
Я борюсь с желанием улыбнуться.
– Тебе необязательно было приходить.
– Я знаю. Но я захотел. – Он наклоняется вперед, протягивая мне руку. – А теперь чего ты хочешь: проваляться здесь еще час до прихода медсестры, или чтобы я показал тебе, как у меня получилось сюда попасть?
Бороться с ухмылкой становится невозможным. Я беру его за руку, наслаждаясь ее теплом и позволяя помочь себе подняться с постели. Тело болит, но я могу двигаться, поэтому мы выбираемся из-под балдахина, ныряем за колонну и вылезаем в открытое окно. Мы на первом этаже, но окно все равно достаточно высоко, поэтому Талин спускается первым и помогает мне. Одной рукой поддерживает мое бедро, а второй держит мою руку. Он силен, на удивление силен для такой стройной фигуры.
Как только мы оба становимся на землю, он делает шаг назад и предлагает мне свою руку.
– Ну что ж. Могу ли я иметь честь сопроводить доблестную победительницу в ее покои?
– Если только ты пообещаешь больше меня так не называть, – отвечаю я и беру его за локоть. Боги, мне нравится это ощущение. Мы идем бок о бок по мощеным дорожкам площади между общежитиями других орденов. Ночь светла, в небе над нашими головами – круглый диск луны, но большинство студентов сидят по комнатам, отходя от дневных событий. Некоторые из тех, кто оказался снаружи, указывают на нас и перешептываются. Я стараюсь не встречаться с ними глазами и просто продолжать идти, но это уже не важно. Время, когда еще можно было залечь на дно, прошло. Это мой путь, хочу ли я этого или нет.
Двое студентов проходят мимо нас в золотых одеяниях Авангарда, и их взгляды настолько полны ненависти, что я уже готовлюсь отбиваться силой.
– Я так понимаю, Авангард сейчас не в лучшем духе, – говорю я, когда нас уже не услышать.
У Талина вырывается тихий смешок.
– О, еще как. Мариус просто в ярости. После того, как ты потеряла сознание, он ворвался на поле, весь красный и трясущийся. Незабываемое зрелище. – Белозубая ослепительная улыбка Талина сверкает в ночи. – Я бы советовал тебе смотреть по сторонам. Они этого не забудут.
– Такова цена победы.
– Ты не просто победила. Для них это унижение века. Твое имя теперь в истории. – Это прозвучало как шутка, но, взглянув на него, я понимаю, что он абсолютно серьезен.
– Да брось, это пустяк. – Я смущена. Почему я смущена? – Я нашла лазейку в правилах и воспользовалась ею. Вот и все.
– Ты нашла лазейку в игре, которой семь сотен лет. Это гораздо больше, чем ничего. – Он останавливается, поворачиваясь ко мне, задумчиво склонив голову набок. – Слушай, я не пример скромности. Я бы сказал, что я очень высоко оцениваю свой ум. Но я провел месяц, тщательно изучая стратегии Балитесты, и я не достиг и половины того, что сделала ты. Смелость твоего взгляда, уверенность, то, как ты двигалась… – Он покачивает головой, и есть что-то в его взгляде, в его восхищении мной, от чего у меня перехватывает дыхание. Никто никогда не смотрел на меня так. – Ты была подобна Богине.