– Что? Почему?
– Абердин одержим идеей контроля, ему важно знать все, и он крайне ненавидит неожиданности, – говорит Калфекс, и, видимо, она тоже немного перебрала, потому что ей трудно скрывать свое презрение. – Могу предположить, что он хочет узнать, кто вы такая на самом деле.
Ее слова режут, будто лезвием, и я чувствую, как паника медленно начинает захватывать меня, пульсируя красным по краям зрения, а дышать становится труднее. О чем я вообще думала, напившись и расслабившись?
– «Завтрашнее утро» уже через несколько часов. У меня проблемы?
– Зависит от того, что вы ему скажете. Хотите совет? Не лгите ему.
В горле пересохло.
– Хорошо, я постараюсь.
Калфекс шагает мимо меня к лестнице, но останавливается прямо перед ней.
– Есть еще кое-что, о чем вам стоит знать. – Она стоит спиной ко мне, и я не вижу выражения ее лица. Ее голос ровен и холоден, будто глиф Льда.
– Дин Вейл умер час назад.
Глава 24Прошлое
В тринадцать я учусь врать.
Мы сидим вдвоем на верхнем чердаке амбара, скрестив ноги друг напротив друга, на засыпанных сеном балках. Сегодня прекрасный день, ясное голубое небо, и длинные локоны Серы ослепительно переливаются в теплом солнечном свете. На ней красный сарафан, недавно приобретенный у пиратов Мидгарской бухты, и даже на мне новая пара бридж. Ревенанты тренируются вокруг нас в лучах раннего утреннего солнца, оттачивая новые клинки и устраивая поединки в грязи. Настроение в лагере приподнятое.
По суровому выражению на лице Серы этого и не скажешь.
– Хорошо, давай с самого начала. Соври мне.
Я закатываю глаза:
– Прекрати. Это глупо. Я умею врать.
– Если верить Шепот, не умеешь. – Она скрещивает руки на груди. – Все серьезно. Эта миссия очень важна, и Шепот поручила мне удостовериться в твоей готовности.
Я издаю скучающий стон. Она права. Эта миссия важна, возможно, самая важная из тех, которые у меня были. Спустя почти год в Хеллсуме мы настигли нашу цель. Реджинальда фон Клейра, влиятельного сенатора. Мы собираемся пробраться в его поместье, разобраться с прислугой и украсть его драгоценную красную книгу, в которой хранятся всевозможные секреты Республики. Полагаю, мы также убьем его, но помыслы Шепот не ясны. В любом случае план строится на том, что я и Шепот проникнем в особняк, притворившись заезжей торговкой и ее дочерью, и именно в этом кроется обман. «Если он увидит нас насквозь, мы обе мертвы, – настаивала Шепот. – Так что лучше тебе быть чертовски убедительной».
Я понимаю всю важность этого, но я не хочу сидеть взаперти в такой прекрасный день.
– О чем мне надо соврать?
– Если скажу я тебе, то ты уже не сможешь соврать, дурочка, – смеется Сера. – А как тебе такое? Сыграем в солдатскую игру для пирушек. Назови две правды и одну ложь.
– Будет неинтересно, если мы не будем пить при этом, – ворчу я, хотя, честно говоря, у меня до сих пор болит голова после наших злоключений с хересом. – Хорошо. Что скажешь на это? Я боюсь пауков, я люблю жасминовый чай, я…
– Ложь.
– Что?
– Последнее, о чае. Это была неправда.
– Нечестно. Ты уже это знала! В игре нет смысла, если мы все друг о друге уже знаем!
– А все ли мы знаем? – После слов Серы я понимаю, что угодила в ловушку. – Мне постоянно снится, как я падаю. Карлита мне больше не нравится. Ночь, когда мы пили херес, была лучшей в моей жизни. – Я моргаю и смотрю на нее, но она отвечает лишь легкой усмешкой на губах с ямочками на щеках и довольными огоньками в глазах. – Ну?
– Первое? Нет, третье. Или никакое из них, они все правдивы, в этом уловка, – пытаюсь угадать я. – Я не права?
– Нет. Ты никак не сможешь угадать, потому что я умею врать.
Я рычу от досады. Я знаю, что она права, но она так подкована только потому, что ей помогали. Пока я занималась во дворе и оттачивала мастерство глифов с Павлом, Сера училась у Шепот, перенимая все особенности ее ремесла: шпионаж, обман и стратегическое мышление. Может, я и являюсь секретным оружием Шепот, но Сера станет ее преемницей.
– Хорошо, обучи же меня, о мудрейшая.
– Как же я ждала этих слов, – улыбается она. – Приступим. Слушай внимательно. Секрет хорошей лжи в том, что за ней кроется правда. Если ты знаешь, что лжешь, то и другие заметят это. Поэтому уловка заключается в том, чтобы убедить себя, что ты говоришь правду, произнося одно и чувствуя другое. Если ты собираешься врать о любви к жасминовому чаю, то ты не должна о нем думать. Тебе стоит подумать о чем-то, что тебе нравится, представить это в голове максимально реалистично и убедить себя, что именно об этом ты сейчас говоришь. Например, о тех кремовых пирожных, которые мы брали на рынке в Брисбейне.
– Какие же это были пирожные…
– Правильно. Подумай о них, подумай о своих ощущениях. Говори правду об этих пирожных, хотя говоришь о чае. Все, о чем я могу теперь думать, – это кремовые пирожные.
– Звучит сложно.
– Ничего подобного. – Сера пожимает плечами. – Слова – это воздух и ничего больше. Твой рот может говорить о чем угодно. Значение имеет только то, во что верит твое тело, разум и сердце. – Она останавливается. – Тебя предает твое сердце.
Я хмыкаю:
– Ты заделалась в поэты?
– Может быть, – отвечает она. – Может, когда ты засыпаешь, я ускользаю в лунном свете, чтобы писать строфу за строфой прекрасную поэзию.
Я смотрю прямо на нее:
– Это ложь? Правильно? Сейчас ты соврала?
Теперь она смеется.
– Попробуй еще раз. Делай так, как я тебе говорила. Подумай об одном и скажи о другом. Найди правду за ложью.
– Ладно. – Я делаю полный вдох и начинаю. Я воображаю, насколько это мне подвластно, голову паука, его жутко шевелящиеся ножки, то, как моя кожа покрывается мурашками от страха того, что один из них бежит ко мне. Я чувствую так сильно, как только могу, внутреннее крутящее в животе отвращение. – Я ненавижу акул. Я люблю танцевать. На следующий день после хереса меня вывернуло шесть раз.
Сера кивает.
– Уже лучше. Серьезно. У тебя стало получаться.
– Но?
– Но, очевидно, про акул была неправда.
Я вскидываю ладони к лицу:
– Это, черт побери, невозможно!
– Не выражайся. – Сера мягко сжимает мое плечо. – У тебя получится, Алка. Я это знаю. Но за неделю может не выйти освоить все сразу.
– Насчет миссии…
Я чувствую, как Сера напряглась, и, когда я смотрю на нее, она закусывает губу от волнения.
– Что, если… что, если мне отправиться на миссию? Я легко с этим справлюсь.
– Что? Нет. – Я качаю головой. – Тебе нельзя на миссии. Это слишком опасно, помнишь?
– О, но для тебя-то не опасно, да? – Она отстраняется и выглядит уже по-настоящему рассерженной, что необычно для нее; Сера может быть меланхоличной или отстраненной, но выходить из себя не в ее привычках. – Мне уже двенадцать. Я ничему не научусь, если продолжу сидеть здесь, пока ты на заданиях. Это нечестно!
– Сера…
– Нет, я серьезно, – настаивает она, и неужели она правда чувствовала себя так всегда? Она копила в себе злость и раздражение, а я ничего об этом не знала? Она действительно превосходный лжец. – Да, ты лучший вор и лучшая в драке, я это признаю. Ты Волшебница, а мне дорога туда закрыта. Но суть этой миссии – то, к чему меня и готовили. В этом весь смысл моего существования. Почему же не я иду на нее?
– Тебя могут ранить.
– Как и тебя! – практически кричит она. – Но я уживаюсь с этим. Каждый раз, когда ты уходишь, я волнуюсь, не нахожу себе места, и меня охватывает дрожь при мысли о том, что это может быть конец, что, может, в этот раз ты не вернешься, что в этот раз я тебя потеряю. Это ужасное чувство, Алка. Просто невыносимое. Но я научилась справляться с ним. И вы с Шепот тоже должны.
Повисает долгая тишина, пока я пытаюсь подобрать слова. Я хочу спорить с ней, но не могу. Каждое слово из сказанных ею полностью правдиво, и мы обе это знаем. И как бы мне ни хотелось отказать ей, чтобы она осталась здесь в безопасности, я не могу этого сделать. Для нее это важно и значит очень многое. Мне придется уступить ей.
– Хорошо, – наконец говорю я. – Я поговорю с Шепот, я скажу ей, чтобы тебе разрешили пойти. А если она откажет, то я буду настаивать и скажу, что не возьмусь за задание.
– Серьезно?
– Конечно – Я притягиваю ее к себе, чтобы обнять. – Сера, я люблю тебя, и это важно для тебя. Я не буду стоять у тебя на пути.
– Ты лучшая сестра на свете.
– Знаю, – смеюсь я. – Просто пообещай мне, что ты будешь в безопасности, хорошо? Пообещай, что вернешься.
– Обещаю, что вернусь. – Она крепко обнимает меня в ответ.
Ложь.
Глава 25Настоящее
Кабинет директора Абердина располагается в главном здании на верхнем этаже, поэтому, чтобы добраться туда, мне нужно пройти через весь кампус. Солнце ярко светит и отражается от свежевыпавшего пушистого снега, покрывающего площадь, что не помогает пульсации в моих висках. Я надеялась, что большая часть студентов будет спать, но многие выбрались посмотреть на первый снег в этом году. Студенты лежат на снежном покрове и лепят Богинь руками и ногами, а другие играют в снежки или просто наслаждаются происходящим, сидя на скамейках. Смотритель Тимс наблюдает за несколькими Смиренными, подметающими двор, и ворчит, когда я прохожу мимо. По центру площади профессор Хэпстед объясняет что-то небольшой группе зевак. Снежный ком парит в воздухе перед ним, в то время как он рисует линии в пространстве своими локусами, создавая дымку из серебряных нитей света, которые окутывают его, будто муху в паутине.
Я просто хочу тихо пробраться через площадь к кабинету Абердина и встретить то, что меня там ждет, но каждый на моем пути оборачивается и пристально следит за мной. Каждый, даже профессор Хэпстед, который настолько потерял интерес к снежному кому, что тот рассыпался в начерченной паутине. Некоторые из студентов, особенно из Авангарда, смотрят на меня со злобой и ненавистью. Но удивительно большое количество наблюдают без осуждения, скорее с уважением, а некоторые даже улыбаются. Девушка в одеждах Явелло машет мне рукой. А парень в плаще Зартана поднимает в воздух кулак.