Но есть часть меня, которая противится этой идее, потому что… потому что не желаю ей такого будущего. Я не хочу отдавать ее этой жестокой жизни, бесконечному кровопролитию, холодному цинизму Шепот. Я не хочу, чтобы она стала просто еще одним закоренелым убийцей или, что еще хуже, еще одним телом, накрытым простыней. Марлена такая яркая, гениальная, такая живая и веселая; привести ее к Ревенантам – все равно что принести алмаз на скотобойню.
Она заслуживает лучшего.
А затем я вдруг осознаю, что и я тоже.
Это шокирующая мысль, которая бьет меня, как удар под дых, и я никогда не осмеливалась углубляться в нее, всерьез задумываться о ней. С того момента, как Шепот приняла меня под свое крыло, я стала Ревенантом. Вот кто я такая. Вот что я такое.
Но что, если это не так? Что, если бы я не вернулась к ним? Что, если бы я стала просто жить?
Я не могу поверить, что думаю об этом, не могу поверить, что думаю о побеге, но я также не могу поверить, что бедро Марлены прижато ко мне, не могу поверить, что ее рука держит мою, не могу поверить, насколько сочными и мягкими выглядят ее губы, не могу поверить в то, как звездный свет отражается в ее глазах. Я, о Боги, я…
Я резко отстраняюсь, настолько резко, что вижу, как ее глаза широко раскрываются от удивления. Я не могу. Я не могу позволить себе пойти по этому пути, не могу забыться в фантазиях и мечтах. Я не могу позволить себе расслабиться. И я не могу втянуть ее в свой кошмар.
– Алайна? – спрашивает она мягко.
– Мне жаль, – говорю я, поднимаясь на ноги и отряхиваясь от снега. – Но, когда мы победим, когда сбежим с острова, нам придется пойти разными дорогами. – На ее лбу появляются морщинки разочарования, и мне приходится отвести взгляд. – Это не личное. Ты чудесная. Просто… Я… просто так должно быть. Так будет лучше для нас обеих.
Она не двигается одно мучительное мгновение, затем резко выдыхает.
– Хорошо, – произносит она, уперевшись взглядом во тьму. – Как скажешь. Если так будет лучше.
В ее голосе столько боли, что мне хочется подойти и обнять ее, но я знаю, что от этого все будет только хуже, что я лишь разрушу эту необходимую ограду. Я прочищаю горло и отворачиваюсь.
– Пойдем, – говорю я, шагая от нее во тьму. – Нам пора возвращаться.
Глава 35Настоящее
Меня сложно назвать прилежной ученицей, но даже я могу запомнить инструкции, которые Марлена для меня приготовила – оптимальный маршрут через лабиринт и решения всех головоломок, с которыми я столкнусь. Так что я продираюсь вперед со своей командой, решая одну загадку за другой, собирая камень за камнем. Все идет так гладко, как я только могла надеяться, без неожиданностей, за исключением одного момента, когда Зигмунд отбился от нас и его брови опалила огненная ловушка. Самая сложная часть – сохранять фасад для остальной части моей команды, действуя так, как будто я на самом деле решаю головоломки, а не откровенно жульничаю. Кажется, в основном это срабатывает, особенно в те несколько раз, когда я мнусь достаточно надолго, чтобы Тиш пришло в голову решение; никто ничего не говорит, а если у них и есть подозрения, то они держат их при себе.
Спустя час после того, как мы вошли в лабиринт, мы натыкаемся на пару массивных двойных дверей, украшенных дюжиной полированных плит. Рама покрыта руническими шифрами, математическими формулами и Боги знают, чем еще. Мы в центре лабиринта, у самой сложной его части, а в комнате внутри целых пять драгоценных камней. Это последняя остановка в моем плане, и она наверняка склонит чашу весов к победе ордена Нетро. Сама головоломка настолько сложна, что я до сих пор не понимаю ее решения, хотя Марлена и объясняла мне его дюжину раз, так что я просто ухожу глубоко в свои мысли, бормочу инструкции и надеюсь, что остальные их послушаются.
– Ты вырежешь основу глифа Огня здесь, – направляю я Фил к одной из плит, а затем торопливо расставляю других. – Тиш, тебе достанется ветер. Зигмунд, тебе – жизнь. Десмонд сделает землю, а я лед. Элементальная основа, орнаментальная форма. И мы все должны высечь их одновременно. Понятно?
– Нисколечко, – говорит Десмонд. – Но, раз ты говоришь, что это сработает, я тебе верю.
– Мы правда сделаем это. Мы правда выиграем второе испытание. – Фил не может устоять на месте от возбуждения. – Боги на небесах, мы и правда станем орденом-победителем. Мы отправимся в Сенат. Мои родители с ума сойдут.
– Давай для начала выиграем, – говорю я, доставая свои локусы. – Все готовы? На счет три. Раз. Два. Три.
Мы вместе соскальзываем в Пустоту, все пятеро, стоя плечом к плечу среди серости. Здесь темно, темнее, чем обычно, но наши тела источают пульсирующее сияние тепла, прорезающее дымку пепла, как пять свечей, горящих в густом тумане. Я никогда не была в Пустоте с таким количеством друзей, и я чувствую себя иначе, в какой-то мере безопаснее, менее одиноко. Я могла бы к этому привыкнуть.
Мы все вырезаем свои глифы и возвращаемся в Реальность, где они светятся ярко и красиво, а каждая плита лучится энергией. Вокруг нас раздается нежная мелодия – гимн Республики, и двери с громким скрипом открываются. За ними – широкая прямоугольная комната с куполообразным потолком, каждая поверхность в которой из гладкого камня. Посередине возвышается помост с пятью углублениями, в каждое из которых помещен самоцвет, и свет, сияющий внутри них, источается наружу, заливая все поверхности комнаты танцующими разноцветными бликами, будто подсвечник на праздничном вечере.
Зигмунд торжествующе поднимает кулак, а Тиш прикладывает ладонь ко рту. Мы все вместе заходим в комнату, наши лица отливают красным, желтым, белым и золотым.
– Это прекрасно! – говорит Фил, и я тянусь за одним из самоцветов.
В этот момент все летит к чертям.
Я чувствую гул скопления магии слева от меня, электрический треск, от которого у меня волосы встают дыбом, и холод ледяного дыхания на затылке. Тиш издает звук, приглушенный крик, и я инстинктивно соскальзываю в Пустоту, поворачиваясь как раз вовремя, чтобы увидеть земляной шар размером с дыню, прежде чем он врезается в мою грудь.
Мир вспыхивает красным и черным. Я чувствую, как отрываюсь от земли и отлетаю спиной к стене, чувствую, как в моей груди разгорается боль, чувствую, как локусы вылетают из моих рук, задыхаюсь и хриплю, пытаясь вдохнуть воздух, который едва проникает внутрь. Я с силой падаю на землю и не вижу, что происходит, но слышу крик Фил и рев Зигмунда, слышу вой ветра и стук камня. Мой рот наполняется кровью, и мои колени слабеют. Комната вокруг гремит и вспыхивает.
Вставай, слабачка. Вставай. Вставай.
Я с трудом поднимаю голову, пытаясь разобраться в том, что произошло. Их пятеро, пять фигур в дальнем конце комнаты, прижавшиеся к стене, чтобы мы не увидели их, когда вошли. Мое зрение дрожит, глаза слезятся, но я все равно могу различить их яркие золотые плащи.
Авангард.
Черт.
Мои локусы лежат всего в нескольких шагах от меня. Я двигаюсь инстинктивно, бросаясь к ним, но появляется еще один поток магии, и из земли вырывается кристалл льда, обволакивая мои руки, подобно паре перчаток, удерживая меня на месте. Это ледяной, обжигающий холод, но меня это почти не волнует, потому что мое тело кричит «В атаку!».
– Взять их! – командую я остальным и только тогда понимаю, что остальная часть моей команды находится в еще худшем положении, чем я.
Зигмунд лежит рядом со мной без сознания лицом вниз, растянувшаяся рука подергивается. Тиш прислонились к стене, удерживая свою явно вывихнутую руку, тяжело дыша от боли. Десмонд лежит на земле, его талию обвивает толстая лоза, а Фил прижата к стене, ее руки скованы над головой в ледяные кристаллы. Мы все разоружены, связаны, в ловушке.
Бой закончился, даже не начавшись.
– Что происходит? – хрипит Десмонд, с трудом выговаривая каждое слово, пока лоза сжимает его еще крепче. – Вы что творите?
– Побеждаем, – отвечает ему шипящий голос. Мариус Мэдисон. Он стоит впереди группы, его голубые глаза сверкают под капюшоном, а на лице самая самодовольная ухмылка, которую я когда-либо видела. Я извиваюсь, дергая руками, но лед вокруг них держится крепко, тюрьма из холодного хрусталя. От этого оскал Мариуса становится только шире, и он подходит ко мне, рисуясь каждым шагом. Я отворачиваюсь от него, но не могу уйти, поэтому он становится на колени и срывает с моего бедра сумку с самоцветами.
– А теперь, если вы не против, я заберу это.
– Ублюдок, – рычу я.
Он смеется.
– О, признай, Девинтер. Получается поэтично. Победить в испытании, устроив засаду на ведущую команду и украв все их камни? Откуда бы у меня возникла такая идея? – Он кидает сумку долговязой девушке с льняными светлыми волосами. – Что посеешь, то и пожнешь. Самое время вам, Нетро, это усвоить.
Фил издает тихий стон, а голова Десмонда опускается в отчаянии. Я мечусь, отчаянно пытаясь разбить лед, хотя от этого мои руки болят еще больше, хотя это и бесполезно. Мир вспыхивает красным. Мои легкие так сжаты, что, кажется, они вот-вот взорвутся. Я зла до боли, я в ярости до дрожи. И дело не только в Мариусе, хотя, Боги, я все что угодно отдала бы, чтобы разбить эту самодовольную улыбку. Я злюсь на себя. Я угодила прямо в эту ловушку, меня провели моим же способом. Я стала самонадеянной, и посмотрите, к чему это меня привело. Вся работа Марлены, все наши планы, схемы и риски. Все пошло прахом, потому что я не догадалась проверить комнату прежде, чем зайти.
– Хорошо, Мариус. – Голос Десмонда дрожит. – Камни у тебя. Ты победил. Теперь ты можешь опустить нас?
– Я отпущу вас, когда мне это заблагорасудится, черт побери, – рычит Мариус, и становится ясно, что речь идет о чем-то гораздо большем, чем просто победе. – А теперь закрой свой рот, мальчик, иначе я сделаю это за тебя. Понял?
С лица Десмонда сбегает вся краска, он тяжело сглатывает, грудь неровно вздымается.