шо, – говорят ее глаза. – Отпусти меня».
Я знаю, что мне сказала бы сделать Шепот.
И я знаю, за что Сера гордилась бы мной.
И вот так, мой выбор сделан. Я молнией бросаюсь через поляну, подпрыгиваю и ударяю тыльной стороной кинжала, так сильно, как только могу, по лицу Мариуса.
Он падает, хватая ртом воздух. Марлена резко отпрыгивает, спотыкаясь, обратно в толпу. Мариус со всей силы ударяется о землю, и несколько профессоров бросаются вперед, чтобы схватить меня, но не успевают, потому что я уже делаю следующий шаг.
– Мариус Мэдисон, – кричу я, направляя острие локуса в его сторону. – Ты оскорбил мою честь и честь Дома Девинтер. Я вызываю тебя на кагни-вар!
По толпе пробегает шокированный шепот, такой громкий, что почти превращается в рев. Кагни-вар. Дуэль насмерть. Все замирают, даже профессора, собиравшиеся схватить меня. Мариус, лежащий на земле, удивленно моргает и смотрит на меня со смесью недоверия, неуверенности и, возможно, даже страха. Он достаточно умен, чтобы задаться вопросом, не является ли это еще одной ловушкой, но на него обращено слишком много глаз, слишком много зависит от этого, слишком многое поставлено на кон.
– Ты серьезно? – говорит он, приподнимаясь на локтях. – Вызываешь меня? Отлично. – Он встает и отходит назад, и все его внимание к Марлене исчезает, как будто его и не было. Она больше не важна для него. Она была лишь средством оставить за собой последнее слово, и теперь я перешагнула черту и дала ему эту возможность. Вот что по-настоящему важно. – Я принимаю твой вызов, леди Девинтер, – говорит он, сплевывая кровь в сторону. – Завтра в полдень?
– В полдень, – подтверждаю я.
И вот так я решила свою судьбу.
Глава 46Настоящее
– Ты идиотка! – кричит на меня Марлена через секунду после того, как дверь в мою комнату захлопывается. – Ты абсолютно полная последняя идиотка!
Я сползаю вниз по стене, все мышцы болят.
– Можно и так поблагодарить меня за свое спасение.
– Я просила отпустить меня! – Она взмахивает руками. – Я знаю, что ты поняла это!
– Я не смогла бы этого сделать, – говорю я ей, и подбирать слова мне сейчас крайне тяжело. Я чувствую себя испуганной и возбужденной, тревожной и гордой, и усталой, очень-очень усталой. – Я просто не смогла бы.
Она не принимает моих слов.
– Ты была так близка, – говорит она, метаясь по комнате. – Ты сделала это. Победила в Третьем испытании, выиграла Великую игру. Все было в твоих руках! И ты выбросила все это, и ради чего? Меня?
– Ты ведь сама сказала, – отвечаю я. – Или мы делаем это вместе, или не делаем вообще.
– Нет, так нечестно. Я не это имела в виду. – Она трясет головой, и ее голос срывается. – Я не хочу, чтобы ты умирала из-за меня!
– Кто сказал, что я собираюсь умереть? – говорю я в ответ, может, даже слишком резко. – Я могу победить.
Она смеряет меня взглядом.
– Он лучший Волшебник, чем ты, Алка.
– Я знаю.
– Намного лучший.
– Знаю я! – огрызаюсь я в ответ. – Ты думаешь, мне не страшно? Что я не паникую? Это не так! Но у меня была всего секунда, чтобы сделать выбор, и я сделала – спасти тебя! Может быть, спасти тебя, оставить тебя в моей жизни!
Она приближается ко мне, тяжело дыша. Ее глаза горят огнем, смотреть на них – все равно что на солнце. Воздух между нами заряжен и практически искрится напряжением. Клянусь, в нем можно почувствовать магию.
– Я не стою того, – умоляюще произносит она. – Не стою твоей миссии. Не стою всего того, что ты сделала, всего, что ты построила!
– Ты стоишь всего! – кричу я в ответ, и голос застревает у меня в горле, а глаза горят. – Послушай меня, Марлена. Впервые за столько времени, сколько я не могу и сосчитать, я чувствую, что я знаю, кто я на самом деле. Я знаю, чего я хочу. И знаю, за что сражаюсь. Я сражаюсь за это. За нас. – Я тянусь и кладу руку ей на плечо. – За тебя.
Кажется, будто все в моей жизни вело меня к этому моменту. Я чувствую, что эта плотина сейчас рухнет, что родник чувства, заточенный где-то глубоко внутри, бурлит во мне.
– Я не хочу, чтобы ты умирала, – шепчет она.
– Я знаю, но я не хочу жить без тебя, – отвечаю я, и я не понимала, насколько это правда, пока не произнесла эти слова вслух. – Я потеряла всех, кого любила, Марлена. Я не хочу потерять и тебя тоже!
Ни одна из нас ничего не говорит. Груз моих слов повисает в воздухе между нами, правда, которую я не осмеливалась признать даже самой себе, нависает над нами.
Я не знаю, целую ли я ее, или она целует меня первой. Но одно мгновение мы разделены, а в следующее едины, движемся обратно через комнату, ее губы напротив моих, наши тела прижимаются друг к другу. Мы падаем на кровать, и никто из нас больше не говорит, мы просто целуемся, ласкаем друг друга и движемся в унисон. В этом есть и отчаяние, и безжалостность, и страсть, которую невозможно остановить, как мчащуюся реку, как разбушевавшийся огонь. Мое тело горит, когда я целую ее губы, ее шею, ее ключицу, когда ее крепкие руки обнимают меня, стягивают с меня рубашку, ласкают меня, толкают меня вниз. Она издает короткий вздох, пока проводит своей щекой по моей, пока я нежно прикусываю ее ухо, а кончики ее пальцев пробегают по моему бедру.
Задыхаясь, мы останавливаемся и смотрим друг на друга, наши лица почти соприкасаются, наше дыхание переплетается. Никаких масок, никакой лжи, никаких слоев притворства. Она смотрит мне в глаза, а я смотрю в ее. Я хочу лишь ее одну.
– Ты уверена? – шепчу я. – Это то, чего ты хочешь?
– Я хочу тебя больше чего-либо в жизни, – отвечает она. – И если это наша последняя ночь вместе… То я хочу тебя всю.
И вот я целую ее снова, и она целует меня, и я теряюсь в ощущениях, теряюсь в ней. Пока легкий весенний дождь стучит в окно, пока медленно садится солнце, наши тела соединяются вместе, пылая сильнее пламени и ярче молний. Мне так хорошо с ней, что я с трудом сдерживаюсь, так хорошо, что я забываю о завтрашнем дне, о дуэли, о той невероятной опасности, в которой я нахожусь. Остались лишь ее губы, ее кожа, ее прикосновения, ее сбивчивое дыхание. Осталась только она.
И когда после мы лежим вместе, прижавших друг к другу телами, глядя друг другу в глаза, она наклоняется ближе и шепчет:
– Я люблю тебя.
Это три слова, которые я не произносила уже много лет, три слова, которые я никогда не думала, что скажу снова. Но теперь они текут легко, как вода, совсем без усилий, потому что в них – величайшая правда.
– Я тоже тебя люблю.
Это то, чего я так боялась, вот почему я возвела так много стен, вот почему я так долго ее отталкивала. Но теперь барьер пал, стены снесены. Пути назад нет, и я бы не вернулась, даже если бы могла. Марлена для меня важнее Шепот, важнее мести, важнее всего этого. Сейчас для меня важно только одно: жизнь, еще один день с ней, еще один шанс поцеловать ее, еще одна возможность увидеть ее улыбку. Теперь она моя цель, мой огонь, моя энергия. И я сожгу весь мир дотла, прежде чем позволю ему разлучить нас.
Глава 47Прошлое
В семнадцать лет я последний раз видела Павла.
Это ночь перед моим отъездом на миссию, моя последняя ночь в лагере Ревенантов. Через неделю я буду набирать бандитов в таверне Нью-Финли. Через две недели я буду плыть на пароме в Блэкуотер. Но сейчас я сижу одна на каменистом берегу озера в паре миль от нашего лагеря, глядя на темнеющую воду, пока заходящее солнце окрашивает небо в ярко-фиолетовый цвет. В лесу в округе не слышно сверчков, а далекая птица издает траурное карканье.
– Эй, девочка, – слышен хриплый голос позади меня. Это Павел. Годы изменили его: он стал примерно на двадцать фунтов легче, его волосы поседели, и он передвигается, явно прихрамывая, по милости копья Инфорсера. Но когда он видит меня, на его румяном лице появляется улыбка. – Я знал, что найду тебя здесь.
– Я хотела побыть одна, – отвечаю я. – Но ничего. Тебя я рада видеть.
– Понимаю. – Он присаживается рядом со мной, морщась, когда приходится согнуть колени. – Что ж. Завтра важный день. – Он лениво почесывает бороду, доходящую до середины груди. – Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, – отвечаю я, потому что меня переполняет слишком много чувств, испуг и возбуждение одновременно. – Мне сложно принять сам факт. Я три года готовилась к этому. И вот оно наконец происходит.
– Да, что ж, я буду по тебе скучать, – говорит он и бросает на меня хитрый взгляд. – Но не говори никому, что я тебе так сказал.
– Не скажу, – улыбаюсь я в ответ. – Что ты будешь делать, когда я уеду? Останешься с Ревенантами?
– Ох, боюсь, Шепот не позволит мне уйти, если я захочу. Я знаю слишком много и все в этом роде. – Павел издает циничный смешок, тот, что означает, что это не совсем шутка. – Нет, я думаю, что застрял с вами всеми до самого конца. Вам же всегда нужен тот, кто вас подлатает, да?
– Береги себя, – отвечаю я ему, пораженная внезапной болью. Я не совсем понимаю, кем мне является Павел… учителем, отцом, другом? Но я знаю, что он единственный оставшийся в Ревенантах человек, который что-то для меня значит. Я знаю, что не хочу, чтобы он пострадал.
– Ты заботься лучше о себе, – отвечает Павел. – Это ведь ты отправляешься далеко за линию фронта. – Своей коренастой рукой он поднимает камень и швыряет его в озеро, где тот тонет с громким всплеском. – Академия Блэкуотер. Я когда-нибудь говорил тебе, что хотел там учиться?
– Нет, – моргаю я.
– Ну, вот теперь говорю. Мои родители были из низших Волшебников. Отец был начальником цеха, а мать медсестрой. Они оба ходили в Хайморроу – третьесортную школу для Волшебников на западе. В таких школах учат только глифам, необходимым для конкретной работы. Но мои планы были грандиознее. Я хотел отправиться в Блэкуотер, чтобы учиться у лучших учителей и чтобы самому стать профессором.
– Что же произошло?
– Конечно, меня не приняли, – отвечает он, как будто это самая очевидная вещь в мире. – Так что вместо этого я пошел в Хайморроу. И вот тогда все полетело к чертям. – Он смотрит на круги, расходящиеся от его камня по воде. – Когда я был в лагере для пленных, я все время думал об этом. Я представлял, насколько другой могла бы сложиться моя жизнь, попади я в Блэкуотер, насколько все могло бы быть лучше. – Впервые в нем нет грубости, а только меланхоличная уязвимость, которая делает моему сердцу больно. – Блэкуотер всегда был моей утерянной мечтой, обещанием той жизни, которая могла бы у меня быть. А теперь ты отправляешься туда жить моей мечтой.