В своих приказах, предписаниях, речах губернский продовольственный комиссар провозглашал принуждение единственной формой обращения с крестьянами. 18 декабря 1920 года Инденбаум в телеграмме за № 4009 на имя Крестьянникова (руководителя контрольной инспекторской «тройки») писал: «...у каждого имеется вооруженная сила, которая должна быть использована самым широким образом на те села, деревни, которых после ухода военной силы затихла работа. При посещении села второй раз должна быть самая беспощадная расправа вплоть до объявления всего наличия хлеба деревни конфискованным... Всех бездеятельных Лиц жестоко наказывать».
Следует обратить внимание на два момента.
Во-первых, на дату отправления телеграммы. В декабре 1920 года во всех волостях Ишимского уезда недовольное крестьянство грозно бурлило и клокотало, каждый миг грозя взрывом. Обозленные грубыми методами проведения разверстки крестьяне шли на открытые и резкие (вплоть до вооруженных) столкновений с продотрядчиками.
Во-вторых, посмотрите, как губпродкомиссар стрижет крестьян под одну гребенку, предписывая конфисковать весь хлеб у всей деревни. Значит, классовый подход, о котором талдычили и Ленин, и ЧК, и губком – пустая болтовня, демагогия. Кулаки, середняки, бедняки – в одном гурту.
Руководствуясь подобными директивами, чрезвычайная тройка» 31 декабря 1920 года издала приказ, обязывавший крестьян Ишимского уезда к исходу суток выполнить всю продразверстку (а ведь по декрету СНК это требовалось сделать к 1 марта). Крестьянам запрещалось посылать в уезд ходоков и делегатов, чтобы обжаловать приказ, а тем, кто все-таки рискнет сунуться с жалобой, «тройка» грозила немедленным арестом и принудработами.
Вот директива члена губпродколлегии Лауриса уполномоченному губпродкома Евстигнееву: «Несмотря на то, что Ишимский район вполне обеспечен вооруженной силой... реальных результатов до сих пор нет. Еще раз подтверждаю, что необходимо сделать решительный удар... Больше церемониться нечего, надо быть чрезвычайно твердым и жестоким и изъять хлеб... Вы должны твердо помнить, что разверстка должна быть выполнена, не считаясь с последствиями, вплоть до конфискации всего хлеба деревни, оставляя производителя на голодную норму. Последний раз приказываю сделать решительный нажим, выкачать столь нам нужный хлеб... И это должно быть сделано в трехдневный срок».
На что рассчитывали Лаурис и Инденбаум, предписывая изымать весь хлеб у всей деревни? На то, что крестьяне останутся голодать подле пустых амбаров, или на то, что возьмутся за топоры и вилы, прикончат «продграбителей» и тогда-то можно будет наконец пустить в дело красноармейские части и порубить, пожечь, пограбить своевольного сибирского мужичка? Пожалуй, на второе. Подходя с российским аршином к оценке сибирской деревни, Тюменский губком партии и губпродком представляли здешних крестьян сплошь кулаками Ну, а кулак – это враг, стало быть, и разговор с ним короткий: либо сдавайте, либо к стенке, а «пуля дырочку найдет».
Да ведь и не у кого было поучиться-то губернским руководителям чуткому, уважительному отношению к крестьянству. Партийная верхушка (Ленин, Троцкий, Свердлов, Бухарин, Дзержинский) признавала и внедряла в жизнь единственный метод работы с крестьянством – НАСИЛИЕ. Когда 5 августа 1918 года в Пензенской губернии вспыхнуло крестьянское восстание (которому тут же сходу приклеили ярлык кулацкого мятежа), Ленин в телеграмме председателю пензенского губкома партии Е. Бош предлагает «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов, белогвардейцев; сомнительных запереть концентрационный лагерь..., три дня спустя, в другой телеграмме Бош, Ленин настаивает на своей линии: «Не хочу думать, чтобы вы проявили промедление или слабость всего имущества и у восставших кулаков»? А в телеграмме председателю Пензенского губисполкома, посланной 14 августа, Ленин пишет: «...Вы обнаруживаете мягкость при подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете великое преступление против революции». И наконец в письме «Кураеву, Бош, Минкину и другим пензенским коммунистам» Ленин пишет:
«Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес ВСЕЙ революции, ибо теперь ВЗЯТ «последний решительный бой» кулачьем. Образец надо дать.
1. Повесить (непременно ПОВЕСИТЬ, дабы народ видел) НЕ МЕНЬШЕ 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц.
2. Опубликовать имена.
3. Отнять у них весь хлеб.
4. Назначить заложников согласно вчерашней телеграмме.
Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: ДУШАТ и задушат кровопийц-кулаков.
Телеграфируйте получение и ИСПОЛНЕНИЕ... Ленин».
Здесь снова, в который раз, отчетливо проступает патологическая ненависть Ленина к зажиточным крестьянам и духовенству.
Обращают на себя внимание два момента.
Во-первых, Ленин повелевает применить беспощадный массовый террор, публично повесить не закоперщиков и вожаков антисоветского восстания, а кулаков, независимо от их причастности к мятежу.
Но кто такой КУЛАК? Это самый трудолюбивый, самый предприимчивый, самый мудрый КРЕСТЬЯНИН. Это раз. Во-вторых, кулак не кулак определялось на глазок. Крыша под железом – кулак. Лишняя лошадь либо корова в хозяйстве – кулак. Поперечил, не уступил, не покорился Совету, комбеду, уполномоченному из волости, уезда или губернии – трижды кулак и контра. Молвил поперек, не проголосовал за – вали в кулаки. Ну, а коли вождь мирового пролетариата приказывает провести к кулакам беспощадный и массовый террор, вплоть до публичного повешения, то уж угодивший в этот богом проклятый разряд не жди ни суда, ни следствия, хорошо, коли дозволят с семьей попрощаться перед дальней дорогой на тот свет. Попытку разобраться, подойти по-справедливости к тем, на кого нашлепнули кулацкий ярлык Ленин объявляет «великим преступлением против революции».
Во-вторых, под Ленинским призывом к беспощадному массовому террору против кулаков отчетливо проглядывает грубо меркантильная подкладка – выгрести как можно больше хлеба из закромов «восставших кулаков». «Демократу», «интеллигенту», «самому человечному из людей» наплевать, что, отнимая имущество, скот и хлеб у «кулака», на голодную смерть и нищету обрекаются его дети, родители, жена, родичи. Да ежели б Владимир Ильич не пугался всероссийском Пугачевщины, которая могла вышибить большевиков из седла, он провел бы такое раскулачивание, какое и не снилось Сталину. Потешно читать и слышать иные утверждения о том, что Сталин ликвидировал кулачество, как класс, вопреки намерениям и планам Ленина.
Поразмыслив, патологическую ненависть Ленина к зажиточному крестьянству можно объяснить лишь одним. Зажиточный крестьянин умен, своеволен, упрям. Он не любит кланяться; не хочет, не привык угождать; не терпит помыканий и понуканий; привык жить своим умом, действовать своими руками. А большевикам нужен был крестьянин-робот, страна- казарма, где все по свистку, по команде, по соизволению свыше. Не потому ли так же упорно и методично, как поперешных «кулаков» ломали, гнули, уничтожали большевики непокорную думающую интеллигенцию, и конечно же духовенство?
Бог мешал Ленину и К° превратить человека в винтик гигантского живого механизма, слепо и безоговорочно послушного воле Кремля. Духовенство несло измученному народу слово Божье, заповеди Христа, которые никак не совпадали с Ленинскими заветами, приказами, декретами, с Ленинским пониманием нравственности («Грабь награбленное!», «Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата», «В политике нет морали» и т. д.). Юрист, демократ, гуманист (таким семьдесят лет представляли нам Ленина), возмечтавший построить Всемирную Республику Советов, осчастливить человечество коммунизмом, где все равны; где от каждого но способностям, каждому по потребностям; где свобода, равенство и братство; этот зодчий великого, прекрасного будущего человечества травил и уничтожал, как бешеных псов священнослужителей всех рангов и всех религий.
В восстании пензенских крестьян, охватившем всего пять волостей, участвовали и середняки, и беднота. По его, как и все другие крестьянские волнения тут же окрестили кулацким, жестоко подавили в течение пяти дней, но этой жестокости Ленину показалось мало. Далек, неимоверно далек был Владимир Ильич от земли, от крестьян, от тех пахарей и скотоводов, кто кормил, одевал, обувал и оборонял созданную им Республику Советов. Для Ленина крестьянин хоть и МЕЛКАЯ, но все-таки БУРЖУАЗИЯ. А с буржуазией какой разговор? Приказ. Разверстка. Повинность. Конфискация. Концлагерь. Расстрел... Стоит ли после этого дивиться хамскому отношению к крестьянину тюменских горе-руководителей, – верных ленинцев, стойких большевиков?..
Вот почему тем же ленинско-продкомиссарским языком разговаривали с крестьянами и Советы рабочих и крестьянских депутатов. И крестьянских! Ишимский уездный исполнительный комитет в приказе № 69 от 1 января 1921 года угрожал крестьянам, что «во всех случаях обнаружения скрытого хлеба у одного гражданина общества конфискуется таковой у всего общества, не считаясь ни с какими мерами». Не правда ли, как ловко! Спрятал хлеб один провокатор подыхай с голоду все село! Тут уж кулак ли, середняк ли, бедняк ли – держись друг за друга...
Некоторые продотряды и руководящие продработники настолько распоясались, что сравнялись в деяниях своих с колчаковскими карателями. Они бесчинствовали, глумились над крестьянами.
Член коллегии губпродкомиссариата М. Л. Лаурис, губернский уполномоченный по продразверстке А. С. Крестьянников, Ишимский упродкомиссар А. М. Гуськов, уполномоченный упродкома М. М. Заплетин, упродкомиссар С. А. Полякевич и продработник В. Г. Соколов в феврале 1921 года (после того, как вспыхнуло восстание) были осуждены ревтрибуналом «за изнасилование, грабежи, рукоприкладство, глумление, самосуд над крестьянами при проведении продразверстки». Четверо из них приговорены к расстрелу.